Какие смутные дни, как дышит ветер тревог.
И мы танцуем одни, на пыльной ленте дорог.
Как будто клятва дана - ничем не дорожить.
А только в этих волнах кружить.
(с) Пикник, "Смутные дни"
Хрустальные лилии.
«В Империи Тьма является сутью всего. Мы носим её в своей душе,
поклоняемся ей, воспеваем её в своих молитвах, мы служим ей всю
свою жизнь. Она и есть жизнь, та самая искра, обладание которой
определяет наше могущество и превосходство над всеми остальными
примитивными расами любого отдельно взятого мира...»
Из «Обращения к обращенным»,
младший адепт Ордена Терний
Сорирус Этка
Для жаркой планеты, состоящей, судя по отчетам разведчиков, из одной пыли еще не придумали подходящего названия. Придумают после того как она будет официально присоединена к Империи.
– А знаешь, что самое странное? Мы не знаем, что вообще ищем! «Хрустальные лилии», а? И как это вообще понимать? Теоретически, судя по опыту прошлых операций такого толка, этот артефакт в материальном мире может быть представлен чем угодно. Помнишь, что приключилось на Керсахресе?
Он позволил себе негромко насмешливо фыркнуть. Любой из его подчиненных, услышав этот звук, никогда бы не поверил, что его источником является глотка крылатого Повелителя Пламени. Когтистые пальцы колдуна непроизвольно дрогнули, чуть не выронив тонкую полоску мяса. Внимательно проследив, чтобы его молчаливый слушатель полностью прожевал и проглотил предыдущий кусок, он вложил новый в приоткрытую пасть дракона.
Пронзительным воем по коридорам и отсекам древнего корабля Империи разнесся сигнал начала подготовки к высадке.
Это случилось в ночь между днем Откровения и праздником Первых Гроз. Как всегда в это время года, под безоблачным, сияющим звездной россыпью небом, весь клан кружился в медленном танце по беспокойному морю душистых степных трав. Вокруг, в рассеянном звездным светом полумраке, мелькали лапы, крылья, хвосты. Шеи плавно изгибались, когти вспарывали темный травяной ковер, заставляя, точно искры, подниматься и улетать вместе с ночным ветром светлячков-снопрядцев. Тишина ночи нарушалась лишь тихим шелестом резных стебельков травы, да еле слышным дыханием трех десятков крылатых, описывающих замысловатые круги под горящими холодным огнем гроздями созвездий.
Ласковый порыв прохладного ветра пришел с востока, со стороны далеких гор. Он ощутил его прикосновения чувствительными перепонками, понимая, что должен сделать выбор. Сейчас или никогда.
Каждый из них танцевал свой собственный танец. Он шел из глубины души, или, как подсказывал разум, был определен на уровне инстинкта, предзаложен генетически. Танец был, в своем роде, выражением индивидуальности и каждое движение несло определенную информацию о танцующим. Он не мог воспринимать её на уровне разума, но тело само определяло, чьи движения наиболее близки к его собственным — больше того, он видел, что они не просто повторяют определяющие саму его суть биоритмы — они дополняют их, выводя танец на новый, более согласованный и совершенный уровень взаимодействия.
Он знал, что ни один узор танца не подходит ему так, как тот самый. Сказать по правде — ни один из них, кроме этого единственного, не подходил ему вообще. Он не чувствовал больше никого – его тело не чувствовало, и доводы разума постепенно рассеивались, словно спустившийся с гор туман под яркими лучами солнца.
Его солнцем был единственный танцор со стальной чешуей и обманчиво злыми, ярко-зелеными глазами. И он шагнул навстречу, бесповоротно разрывая согласованный и четкий ритм собственного танца. Это движение вызвало непривычную боль, не физическую — скорее ментальную. Звезды растерянно моргнули, ветер снова подул, невесомыми пальцами пробежавшись по спине и растрепав белоснежную гриву. Узоры других одиноко танцующих не нарушились, а пары уже достигли такого уровня согласованности сложных движений и ритмов, что не обращали внимания ни на что вокруг.
Он сделал свой выбор, страх прошел, уступив место уверенности в собственной правоте. Так бывало с ним всегда — после долгих колебаний и гнетущего чувства неопределенности, граничащего с банальным страхом, стоило сделать лишь один шаг к цели и он успокаивался, а на смену неуверенности приходило четкое осознание того – следует сделать в данной конкретной ситуации. Полезное качество, как ни крути.
Он вновь стал двигаться, легко и непринужденно, словно и не вошел только что в чужой узор. Узор другого самца. Эта мысль растеклась в мозгу холодным, вибрирующим страхом, от которого слабели лапы, а сердце, наоборот, начало бешено стучать, грозя вырваться из груди навстречу ночной прохладе. Но он продолжал двигаться, понимая, что любая ошибка может стоить ему внимания партнера...
Он лишь на мгновение застыл, пойманный холодными и жестокими зелеными глазами. Той доли секунды, когда их взгляды встретились, ему не хватило ни на что кроме страха. Он не смог понять чувств самца, чья стальная чешуя слабо мерцала в свете звездного неба. Но продолжал двигаться, дальше и дальше, шаг за шагом, движение к движению создавая новый узор танца, который мог либо стать тождеством их душ и стремлений, либо распасться и умереть, оставив его одного, неподвижного, среди танцующих, с гнетущей пустотой в сердце.
Его партнер не отвечал и отчаяние струйкой холодного воздуха поползло по основаниям его напряженно подрагивающих за спиной крыльев. Именно оно, наверное, подтолкнуло его к более очевидным действиям — неожиданно прыгнув вперед, вопреки всем канонам танца, он силой попытался попасть во внутренний круг его узора, заставляя тем самым обратить на себя внимания и понимая, что шансы на успех столь малы...
Но зеленоглазый самец, словно смеясь, вновь поймал его взгляд и... Кивнул. Между ними тут же образовалась чрезвычайно хрупкая, разрывающая душу на части подвижная связь, усилить которую и поддержать можно было только одним способом...
Танцем.
Он проснулся, как обычно медленно, словно нехотя, раскрыв глаза. Голубоватый свет местного солнца, судя по всему, уже давно заливал их лагерь, прокаливая раскинувшееся насколько хватало глаз море песка.
На горизонте пылал город. Когда-то, он — сияющий стеклом и сталью гигантских зданий-небоскребов, словно мираж, восставал из песка. Внутри причудливыми каскадами с уровня на уровень, создавая целые облака мелкой водной пыли и бесчисленные дрожащие радуги, ниспадали поющие струи воды — искусственные многоярусные водопады. В зеленых парках с тщательно выверенным и поддерживаемым микроклиматом, в небо на десятки метров возносились серебристые струи фонтанов. Парки горящего солнечным светом города стекла и стали напоминали настоящие леса с тенистыми чащами, залитыми солнцем полянами и миниатюрными озерами, глядя на которые даже самый внимательный наблюдатель никогда бы не догадался об их искусственном происхождении.
Когда-то в тени высоких деревьев, по аккуратным аллеям и широким тропам, лениво прохаживались — парами, группами или по одиночке — одетые в свободные одежды светлых тонов граждане. Они говорили, смеялись, пели или просто наслаждались столь ценной для этого терзаемого беспощадным солнцем мира прохладой и тенью. Некоторые, оставив в стороне приличия и правила хорошего тона, бросались в прохладную озерную воду, не снимая широкополых одежд и весело смеясь. Дети же играли в воде постоянно — для них любые правила не были особой помехой. До тех пор, пока их родители забывали о них, о чем-то беседуя, лениво расположившись на скамьях в тенях зеленых рощ.
Когда-то этот город назывался Ниринас. И когда-то он же был вторым по величине административным центром планеты, местное название которой затерялось в глубинах его затуманенной солнцем памяти.
Они придумают ей подходящее название позже. Когда в живых не останется ни одного жителя.
«И произойдет это довольно скоро...» мысль пришла совершенно непрошеной и заставила дракона усмехнуться. Впрочем, почти тут же зубастая ухмылка сменилась недовольным фырканьем, когда зеленый ощутил целую россыпь песчинок, каким-то образом попавших на язык.
Он склонился над широкой серебряной чашей. У теплой воды был еле ощутимый, но от этого не менее раздражающий металлический привкус. Неспешно лакая, дракон постарался ни о чем не думать, давая отдых истерзанному колдовством разуму.
Его собственным колдовством. Не думать не получалось. Мысль неожиданно развеселила его, заставив дернуть длинным хвостом, поднимая в воздух небольшую тучку сияющего на солнце горячего песка. Какую цену он вынужден заплатить за безумный ад вчерашней ночи, который охватил сияющий огнями, ни о чем не подозревающий мегаполис? Они думали, что войной охвачено другое полушарие планеты, что до них, возможно, дойдут лишь отголоски кровопролитных сражений в новостях и планетарных хрониках, когда чужаков спустившихся со звезд наконец уничтожат.
Они были беспечны и наивны и, похоже, понятия не имели о том, что происходит у них над головой. Каким-то необъяснимым образом эта раса высоких, утонченных гуманоидов с темной кожей и большими светлыми глазами отказалась в свое время от исследований космического пространства, наплевав на неизвестность и предоставив звезды самим себе.
Невозможно отвернуться от Вселенной и не получить предательского удара в спину.
И этим ударом стали они. Два боевых транспорта, вставшие на якорь на низкой орбите. Две сотни воинов, десяток колдунов и три дракона...
Четыре...
Этой силы было вполне достаточно, чтобы, не особенно напрягаясь, разорить, уничтожить или обратить в рабство во славу Империи значительно более развитый и населенный мир. Но на этом пыльном и жарком шарике находилось нечто, что привлекло внимание маэстро Ордена Инкубеску.
Хрустальные лилии. Даже сейчас, на третий день вторжения, им так ничего и не удалось узнать о природе этого артефакта. Сверкающие города из металла и стекла горели огнем. Их жители гибли на улицах и в собственных жилищах, на просторных площадях, вымощенным белым камнем, в заботливо возделанных садах, на бесконечных, тянущихся к самому горизонту пастбищах; их тела – обгоревшие, изрезанные, изуродованные страшными болезнями, которых история их мира не знала и не должна была бы узнать никогда, покрывали улицы и бульвары причудливой мозаикой, олицетворяющей собой самую неприглядную суть войны.
Воспоминая эту картину, которая медленно, по кусочкам, складывалась перед ним, пока дракон лениво кружил над умирающим, исходящим протяжным криком пожираемых войной жителей городом, зеленый самец ощутил, как глубоко внутри, где-то над остановившимся давным-давно сердцем, поднимается волна восхищения и восторга. Он вспомнил запах горящего пластика, раскаленного металла, вонь самой смерти и пронзительный треск бьющегося стекла. А когда они попытались сопротивляться...
Он вновь обрушил на их головы Ад. Как будто выжженные огнем, шипящие слова чужих заклинаний срывались с его губ, причиняя страдание и разжигая ненависть. И — словно живое отражение терзающей его мозг жаркой боли, с небес над парками, городскими магистралями, переполненными покинутым второпях транспортом, и жилыми кварталами из стекла лились потоки оранжевого пламени. Они врывались в здания сквозь малейшие бреши в стеклянной броне, сияющими в темноте реками заливали улицы, испепеляя чудом выживших после первой атаки жителей. Тенистые парки горели, вода в искусственных озерах шипела, испаряясь под неестественным жаром колдовского пламени. Вокруг дракона плясали огненные духи, он чувствовал их горячее дыхание своими чувствительными крыльями, ловя также и волны жара идущего от городских улиц, ощутимого даже отсюда. Духи шипели и плевались искрами, их негромкие, гулкие и потрескивающие голоса воспроизводили все новые и новые гимны огненной стихии, тем самым продлевая и поддерживая колдовство зеленого имперца.
Они попытались сопротивляться и погибли. Впрочем, они бы и так погибли... Такова была их единственная судьба, начиная с того момента, как вызывающий трепет и восхищения у своих братьев и сестер по Ордену, сиятельный маэстро инкубеску, потребовал отыскать и доставить ему хрустальные лилии.
Он оторвался от чаши, наконец-то напившись и позволив воспоминаниям о недавних событиях вновь скрыться в глубинах памяти. Подул горячий ветер, принесший с собой только бьющие в морду потоки пыли и легкий запах гари. Город все её горел, пачкая опрокинутую чашу полуденного неба столбами густого, черного дыма.
«И чему там гореть...» невольно подумал имперец, медленно прохаживаясь туда-сюда по их импровизированному лагерю и разминая мышцы. Никакая разминка ему уже давно не требовалась — организм, переродившись, работал как часы и мелочи вроде боли в затекших от долгой неподвижности мышцах стала для него недоступной, навсегда забытой роскошью.
Боль... Когда он в последний раз чувствовал её? Сколько бы он дал за то, чтобы испытать её снова?
Отбросив глупые мысли, он обратил взгляд в противоположенную от разоренного города сторону, туда, где на фоне стремительно разрастающегося пылевого марева, бесшумно, с нелепой грацией вышагивали четыре огромные боевые машины...
Как они умудрились подобраться так близко, никем не замеченные? Неужели их могло подвести Искусство, или...
Времени на размышления не было. Мысль рванулась из мозга дракона, мгновенно заполняя собой пространство лагеря и проникая в головы застывших по периметру в медитативных позах Танцующих Убийц.
«Всему лагерю. Приготовиться к ликвидации противника. Задействована боевая техника, ранее нами не идентифицированная. Возможны неожиданности. Уничтожить всех, пленных не брать... Быстрее!»
Первый акустический снаряд, блеснув на солнце хрустальными гранями, с диким визгом взорвался тысячами бритвенно-острых осколков в двадцати шагах от него...
Теперь совместный танец вел их по жизни, день за днем, месяц за месяцем. Он часами пропадал в одной из лабораторий исследовательского ядра генетиков, пытаясь подобрать ключи к тайнам, которые были недоступны пониманию его партнера. Тот же, большую часть времени проводил на северных рубежах, у самой Скальной Стены, там, где обнаружились новые, по-настоящему древние обелиски. Просиживая над криптографическими таблицами ночи напролет, дракон был полностью захвачен возможностью заглянуть в далекое прошлое их народа – скрытое, потаенное, то самое, о котором не осталось ни одного достойного внимания упоминания.
И прошлое, пусть нехотя, но раскрывало перед ним свои тайны. Заставляя душу трепетать от восторга, страха и отвращения.
Тогда же он впервые познакомился с колдовством. И первое знакомство чуть не вывернуло его наизнанку, заставив переосмыслить все то, что он знал о собственном народе, его стремлениях, ценностях, моральном кодексе.
Он узнал, что раньше, во время ежегодного ночного Танца было принято приносить кровавые жертвы зарождающейся луне. В этом ритуале участвовали все члены стаи, а жертвой становился тот, чей узор остался без внимания и никого не заинтересовал.
С точки зрения продолжения рода, его плоть была не нужна. Лишняя обуза. Порченая кровь.
Он узнал, что и раньше бывали случаи, когда два самца решали танцевать вместе. Парадоксально, но никакого наказания за этим не следовало. В отличии от тех несчастных одиночек...
Он глубоко вздохнул, пытаясь собраться с мыслями и невольно размышляя о том, чем сейчас занимается его партнер. С тех пор как они исполнили танец вместе, той прекрасной ночью, молодой историк чувствовал постоянно бьющийся где-то в груди — словно второе сердце — ритм их совместного танца. Он понимал, что это не просто поэтическое сравнение или иллюзорное ощущение, порожденное его любовью к зеленоглазому самцу. Теперь они были связаны, запечатлены друг для друга и убрать этот трепещущий ритм из груди, как ему неожиданно подумалось, сможет только смерть. Его собственная, или его партнера.
Но были и проблемы. Была боль.
Он вспомнил об этом совершенно внезапно и даже зажмурился, невольно поджимая хвост и стыдливо шипя. Принимая на себя обязательства перед возлюбленным он понимал, что должен будет позволять ему физическую близость с собой. Более того — ему самому этого хотелось ибо их танец, как пары, без такой банальной на первой взгляд вещи был бы неполным, неоконченным и непрочным. Но когда это случилось в первый раз...
Ему было дико больно и в первые минуты дракон громко зашипел, изгибаясь и прикусывая язык. Хотелось закричать, вырваться, попросить его больше так не делать, но... Он знал, что по-другому быть не может и что он, со своей стороны, обязан выполнять обязательства. Иначе их пара распадется, не скрепленная столь важными для их вида узами, имеющими корни в инстинктах, понять которые они пока что были не в состоянии.
И он терпел. Терпел исключительно потому, что любил — а как иначе? Он не надеялся, что когда-нибудь привыкнет к этим страданиям, но присутствие рядом партнера по танцу и его ласковый, полный благодарности и любви взгляд после того, как все заканчивалось, были дороже и частично даже снимали боль истерзанной плоти.
Он не мог потерять его из-за такой глупости, как простая физическая боль.
Не мог и из-за того, как изменилось отношение коллег, друзей и даже родственников. Они прекрасно понимали, какая роль в их паре принадлежит ему, а какая — его партнеру, со стальной чешуей. Позиция ведомого в танце воспринималась ими с презрением, отец изгнал его из родового клана, он был вычеркнут из родословной и почти проклят. Почти — только из-за того, что их общество никогда не доверяло проклятьям, полагаясь на более привычные и действенные методы, вроде общественной молвы и слухов, распространяющихся быстрее огня в сухой степи.
Но ему уже было почти все равно. Дракону казалось, что он обрел нечто гораздо большее, чем все потери которые ему обещал каждый круг их непростого танца.
Каждое утро, открывая глаза, он чувствовал радость, слыша спокойное дыхание своего возлюбленного. Осторожно, чтобы дать возможность самцу урвать еще полчаса сна перед полным напряженной работы днем, конец которого редко когда наступал раньше полуночи, молодой историк вставал с их ложа из упругого психопластика и, наскоро приведя себя в порядок после сна, отправлялся готовить пищу. Потом, чаще всего — ласковым прикосновением крыла – он осторожно возвращал зеленоглазого самца в реальный мир из объятий сновидений и, с затаенной в светлых глазах улыбкой, просто наблюдал за тем, как тот зевает и сонно потягивается, разминая мышцы лап и крыльев, подергивая длинным хвостом и напрягая мощные бедра. Потом они о чем-то лениво беседовали за едой, не отличавшейся у их народа особым разнообразием и представленной, чаще всего, различными способами приготовленным мясом обитавших в степи травоядных животных. Если было время они вместе летали к Скальной Стене, разминая крылья и в шутку соперничая между собой, красуясь друг перед другом искусством полета... Но чаще всего времени на развлечения и даже утреннюю разминку не было.
А потом они расходились — каждый по своим делам, в предвкушении нового дня, полного вполне обычных, а иногда – совсем неожиданных забот и обязанностей.
Но весь последующий день, вернувшись ко своим древним обелискам, молодой дракон-историк, не обращая внимание на красноречивые взгляды и перешептывания коллег за спиной, был счастлив. Не смотря на мелкие проблемы, он жил и продвигался дальше в своих исследованиях, знакомясь с новыми личностями и видя, что далеко не все его сородичи склонны относиться к нему с заведомым презрением и отвращением лишь из-за его выбора партнера по танцу. Такого важного выбора — самого важного за всю его жизнь. Так он чувствовал.
И он жил... Ожиданием вечера, когда снова сможет вновь быть рядом с любимым существом.
«Господин, атака противника прошла без серьезных потерь с нашей стороны. Трое ранены, если, конечно, эти царапины можно назвать ранениями, но, вынужден признать — в этой какофонии шума воинам сложно сосредоточиться и мы не можем использовать наши внутренние резервы...»
Мысленное сообщение неожиданно было прервано очередным громом и визгом акустического снаряда, ударившего где-то совсем рядом. Мощнейшая звуковая волна, способная раздробить в крошку стену здания и разорвать на мелкие куски тела обычных смертных на большом радиусе, отразилась лишь легкой вибрацией в поспешно выставленном псионическом щите дракона. Но, какой бы незначительной не была угроза, она грубо и непростительно резко разорвала мысленный контакт между зеленым имперцем и доминантным бойцом Танцующих Убийц, заставив дракона зашипеть от ярости.
Сфокусировав псионическую энергию на линзе собственной воли, зеленый не стал дожидаться, пока двуногие бойцы его небольшого отряда придут в себя, а просто вбил им в головы свой горящий раздражением ментальный приказ, легко минуя неловко выставляемую защиту.
«Доберитесь до этих проклятых машин и уничтожьте их! Немедленно!»
Не медля более ни секунды десяток призрачных фигур растворился в тучах поднятой артобстрелом пыли.
Оставшись в одиночестве зеленый смог оценить ситуацию.
Их атаковали. Безумие, абсурд, но все же — начнем с этого...
Их атаковали. Какие-то огромные боевые машины и, как им удалось выяснить чуть позже — десяток единиц тяжелой техники более привычного вида и около сотни местных пехотинцев в переливающейся кристаллической броне, вооруженных примитивным лучевым оружием.
Он потянулся разумом сквозь клубящийся в воздухе, то и дело рассекаемый осколками хрусталя, песок. Очередной взрыв странным образом отразился на его ментальном взгляде, заставив все ощущения вздрогнуть и пойти рябью. Дракон недоуменно моргнул, теряя концентрацию и неожиданно осознав, что оружие противника способно, пусть и незначительно, но влиять на псионическую активность, а это значит...
Это значит, что у них — самоуверенных завоевателей, считавших, что на всю операцию с поиском неизвестного артефакта должно уйти не больше недели, могут неожиданно появиться некоторые проблемы.
Очередным усилием воли заставив себя сосредоточиться на ментальном взгляде, дракон вернулся к созерцанию противника. Легко проникнув сквозь клубы пыли, его мысль, на этот раз, без особых препятствий, явила ему всю картину зоны боевых действий, словно он воспарил над морем песка невесомым и бестелесным духом.
Огромные шагающие машины, с потрясающей воображение при учете их габаритов грацией, разворачивались на месте и меняли курс, явно собираясь обойти стороной временный лагерь имперцев. Последний был совершенно неразличим с высоты под застилавшими его клубами серой пыли, в которую продолжали посылать снаряд за снарядом установленные на блестящих телах машин автоматические пушки.
Неожиданно, он увидел своих бойцов, на огромной скорости приближающихся к процессии наземных тяжелых машин и колонне сохраняющих построение солдат. Одновременно с драконом, группу темных и размытых из-за неестественно быстрых движений фигур заметили и солдаты противника. Вскинув свое оружие они приготовились открыть огонь, как только стремительно приближающийся противник окажется достаточно близко.
Усмехнувшись про себя, дракон отвел взгляд, понимая, что солдаты этого мира уже обречены.
«Господин... Они разворачиваются. Позволю себе указать вам на одну, возможно, способную заинтересовать вас деталь – мы могли ошибиться, решив, что изначальной целью данной вооруженной группы была атака нашего лагеря. Мне кажется, что это группа сопровождения и наличие хорошо защищенного транспорта, который прячется за спинами этих гигантских машин, только подтверждает эту догадку...»
Сообщение рассекло разум, подобно мстительной молнии, на миг ослепив ментальное око зеленого имперца. Колдун раздраженно зарычал, мысленно обещая сурово покарать этого наглого доминирующего бойца Убийц, как вдруг до него окончательно дошел смысл сообщения...
По телу дракона прошла дрожь предвкушения, он почувствовал, как крылья дрогнули и начали против воли раскрываться за спиной. Надежда была робкой и несколько наивной, но что-то подсказывало зеленому, что ей суждено оправдаться в самом ближайшем будущем. Возможно, это то самое колдовское предчувствие будущего, обладанием которым так гордился его наставник.
«Убийцы, у вас новый приказ...»
С трудом сдерживая эмоции, он продолжил.
«Уничтожьте группу противника — всех, кроме транспорта и тех, кто может находиться в нем. Я окажу вам поддержку Искусством. Распределите между собой цели и немедленно приступайте. Это все.»
Других указаний от своего крылатого господина солдаты империи и не ждали.
Он сам не понимал, как так получилось. Наверное, это было предопределено судьбой.
В ту самую ночь, когда он решился разделить свой танец с другим драконом.
Опять небеса поглотила ночь, и прохладный, ласковый ветер касается его изломанных крыльев. Мозг убил ощущение боли после того, как оно достигло определенного порога, опасного для организма. Он явно немного не рассчитал высоту, или положение, или скорость ветра и что-то еще и мгновенной смерти от удара о каменистую землю подножья Скальной Стены не получилось.
Теперь он медленно умирал, находясь в сознании и почти ничего не чувствуя. Как жаль, что мозг был не способен точно так же убрать боль душевную, убить агонию разума, все еще переживающего одну и ту же сцену, по много раз повторяющего её снова и снова...
– Я ухожу, прости.
Слова прозвучали так обыденно и сухо, что он сначала даже не осознал их истинного значения.
– Прости, я...
– Прощай, друг мой... И спасибо.
Дракон со стальной чешуей и ярко-зелеными глазами лишь на миг позволил былому выражению любви и признательности промелькнуть в усталых глазах. Посмотрев последний раз на своего партнера, он собирался было отвернуться и взлететь, но его остановил тихий, полный отчаяния голос зеленого самца.
– Но я же... Люблю тебя...
Резко развернувшись, стальной со странным выражением посмотрел на его раздавленную горем фигуру. В светлых глазах дракона стояли слезы, дыхание вырывалось из груди с негромким хрипом. Было видно, что историк лишь из последних сил не позволяет себе впасть в истерику и завыть от ужаса и отчаяния.
Тем не менее, зеленоглазый остался неприклонен.
– Я ухожу. Почему? – лишь на миг дракон замолчал, словно собираясь с мыслями и думая, говорить или нет. – Я встретил самку, узор которой идеально сочетается с моим собственным...
– Но мы...! – отчаянно взвыл его бывший партнер, невольно делая шаг вперед. Его расширившиеся глаза потемнели от ужаса, весь его вид заставлял сердце стального дракона невольно сжиматься, но он уже решил, как именно им нужно расстаться. Для его же блага.
Ошибся...
– …мне есть, о чем с ней говорить. Она занимается тем же, что и я. Ты же знаешь, насколько важна для меня моя работа...
Он продолжал, как ни в чем не бывало, не обращая внимания на отчаянные стоны зеленого и бегущую по щекам серебристую влагу. Не замечая, что тот его не слушает.
– Поэтому я ухожу.
– Пожалуйста... – зеленый самец двинулся вперед, низко пригибая шею и расправляя крылья. – Пожалуйста... Не делай этого! Не...
Его лапы неожиданно подкосились, и он неуклюже упал, отчаянно стеная.
– Не уходи... Я исправлюсь! Я сделаю все, что ты захочешь, я...
– Уже поздно.
Не в силах сдерживаться, шокированный и разбитый, стальной развернулся и, оттолкнувшись лапами, взлетел, оставив стенающего зеленого одного.
В тот миг дракон, чья решимость в танце когда-то создала такую, как ему думалось, прочную и удивительную связь, почувствовал пустоту в груди, прямо над сердцем. Ритм их общего танца умер, и вернуть к жизни его уже ничто не могло...
А теперь, в степи, у самой скальной стены умирало и его тело.
Это был его собственный выбор и он ничуть не жалел, даже тогда, когда в глазах начало темнеть и ласковые прикосновения ночного ветра уже перестали ощущаться им в полной мере.
Его кровь пропитывала каменистую и бесплодную землю. Испещренный бесчисленными созвездиями темный купол неба начал расти, постепенно заполняя собой все мироздание. Вновь задул ветер – гораздо сильнее тех, что осмеливались нарушать покой бескрайних травянистых степей его родного мира. Он почувствовал легкость во всем теле, которое, словно опавший листок, таинственный ветер, дующий, казалось бы, из одного конца звездного неба в другой, начал потихоньку поднимать, отрывая от окровавленной земли. Все было почти так же, как той судьбоносной ночью, когда они танцевали вдвоем под звездами, давая друг другу обещания без слов и еще не зная, что когда-то, одному из них будет суждено от этих обещаний отказаться.
Он умер.
Хрустальные лилии.
Дракон провел тонким изогнутым когтем по бледному лицу двуногой самки.
Она была единственной, кого они обнаружили, вскрыв бронированный корпус транспортера. Она была тем, что они искали, ибо сама представилась, стоило только бойцам притащить её — безвольную куклу с тонкими конечностями и бледным заостренным лицом с огромными глазами к тому месту, где остановился колдун.
– Я – та, что тебе нужна.
Для зеленого это стало откровением. Заклятье, которое он использовал чтобы понимать язык местных, не могло дать сбоя, и все же.
– Кто ты?
Его тон сочился очевидной угрозой.
Солнце играло на бесчисленных хрустальных осколках повсюду торчащих из песка. День на этой планете, казалось, мог длиться вечно. Голубоватые лучи звезды мучили привыкшие к темноте глаза Танцующих Убийц, и они старательно прятали бледные лица в глубине просторных капюшонов своих серых с серебром мантий. Неожиданно подул ветер, поднимая мелкий песок и раздувая капюшоны стоящих полукругом над распростертой среди разбрасывающего блики хрусталя девушкой. Её длинные волосы были такими же же белыми, как и у пленивших её имперцев. Взгляд ничего не выражал, как и застывшее, словно фарфоровая маска лицо.
Именно это раздражало дракона больше всего.
Одна его мысль и разбросанные по песку хрустальные осколки поднялись в воздух, остановившись на уровне головы пленницы. Неровные, играющие бесчисленными радугами бритвенно-острые кромки стали лениво вращаться вокруг своей оси, подрагивая и неторопливо приближаясь к лишенному выражения лицу.
Она даже не моргнула, когда одна из граней прошла в дюйме от её глаза...
Лишь подняла глаза, посмотрев прямо на имперского колдуна.
Хрустальные лезвия замерли в воздухе и через миг вспыхнули ослепительным белым пламенем, заставившим дракона невольно отшатнуться назад, чуть не упав на хвост.
Девушка медленно встала на на ноги и непонимающе огляделась вокруг, как человек, только что проснувшийся в совершенно незнакомом месте. Её взгляд скользнул по закутанным в мантии фигурам Танцующих Убийц и бойцы Империи отпрянули, почти синхронно сделав шаг назад. Серые, ничего не выражающие глаза наконец остановились на шокированном колдуне, из удлиненной пасти которого, шелестя, вырывались слова убийственного проклятья...
Фарфоровое лицо вставшей в полный рост самки расколола искусственная улыбка. Она вытянула в сторону дракона тонкую руку и возникший перед зеленым черный росчерк – стрела абсолютного мрака, вечно жаждущего и способного пожрать что угодно – исчезла, не достигнув цели.
Просто растворилась в раскаленном солнцем воздухе пустыни, в двух дюймах от бледной ладони с длинными пальцами.
Пылающие нестерпимо ярким огнем осколки выстроились над её головой полукругом, образовав некое подобие арки божественного света, изображать которые над ликами своих святых так любили художники множества миров, покоренных и уничтоженных ненасытной Империей.
– Кто я?
Голос создания – дракон не мог и не хотел называть его человеком, это было слишком болезненно и вызывало... ужас... – нес в себе вполне ощутимые нотки растерянности. Девушка шагнула вперед, словно и не обращая внимания на потянувшегося за закрепленным на поясе оружием зеленого.
– Я – та, что тебе нужна.
Она сделала еще один неуверенный шаг по изрезанному осколками песку. Медленно и плавно её рука поднялась на уровень груди, пальцы раскрылись, напомнив дракону паучьи лапки. Звезды над головой самки дрогнули и, неожиданно, прежде чем дракон успел среагировать и выстрелить из мгновением ранее оказавшегося в лапе деструктора...
Мир вспыхнул нестерпимо ярким светом, заставив дракона зареветь от боли. Через секунду все сущее поглотила блаженная тьма, оставив после себя лишь далекий – на пределе слышимости его прекрасного слуха – шепот.
Я – та, что тебе нужна. Я – та, у кого есть для тебя дар, обманутый и обращенный. Этот дар – то, чего не удостаивался еще ни один из твоего нового народа. Когда-то он вызвал великое зло и, не сумев справиться с ним, заключил Тьму в собственные души, разделив море по капле и надеясь таким образом избежать гнева разрушительных волн... Но они ошиблись. Ты тоже теперь несешь в себе каплю Тьмы, ты чувствуешь? То могущество, что тебе дали, возродив плоть новой, обновленной, чем ты заплатил за него? Этой капли оказалось достаточно, чтобы пропитать насквозь твою душу... Но я помогу тебе. Я помогу исправить то, что еще подлежит исправлению... Мой дар тебе – Хрустальная лилия, последняя из тех, что были когда-то взращены в этой безводной пустыни. Я – Хранительница души цветка, также последняя из всех. Остальные мертвы, я больше не чувствую их. Убиты твоим народом, уничтожены в прах вместе с нашими городами, моим народом... Но я прощаю вас, ибо ваша собственная судьба во сто крат страшнее того, что вы принесли моему миру из страха перед прозрением. Но ты обретешь то, что искал и этот дар станет твоим проклятием...
Шепот отдалялся от него. Дракон проваливался в забытье в то время как из памяти проступали образы его прошлого – уже не столь давнего, гораздо ближе, острее...
О великая Тьма...
Степи горели и пронзительный ветер гнал волны огня по сухому травостою. Где-то неподалеку он когда-то расстался с жизнью... Только для того, чтобы возродиться, обретя могущество и вернуться ради мести.
Это был дар. Он до сих пор помнил желтые и застывшие, словно неживые, глаза наставника, когда тот подарил своему ученику месть. Месть целому миру – родному миру, которые когда-то отверг свое дитя.
Ты был способен радоваться смерти и желать мести, но не сострадать и печалиться. Душевную боль она превратила в ярость, обиду – в ненависть, тоску по любимому – в жажду убийства...
Теперь степи пылали. Пылали, сияя на фоне звездного неба огненными цветами беззвучных взрывов, возвышавшиеся на горизонте изящные здания исследовательского ядра. Горел и метался в агонии, казалось, сам воздух.
Теперь его путь лежал к жилым зонам...
Но, не смотря на её воздействие, ты нашел в себе силы сопротивляться. Пусть даже и бессознательно, не понимая, не осознавая, насколько важной для тебя является эта невидимая борьба за контроль над собственной душой...
Воспоминания пошли рябью, размываясь и одновременно с этим дробясь. Какие-то моменты были скрыты серой пеленой и он с ужасом понял, что это было то, что стерла из памяти на миг пробуждавшаяся душа.
Он видел горящие, плавящиеся улицы своего родного города. Городом это поселение можно было назвать лишь условно, ни никакого другого слова в этот миг ему в голову не пришло. Повсюду беззвучно вопил психопластик, умирая под пламенем и из последних сил стараясь защитить своих создателей от пламени и удушья.
Но создатели гибли. Некоторых – память молчала, но догадаться было легко – он убивал сам, не доверяя вызванному колдовством пламени. И в какой-то миг...
Он не помнил того, что их окружало, не помнил деталей. Но огненный ад вдруг отступил, оставив лишь пару драконов, вырвавшихся из объятой огнем постройки...
Ярко-зеленые, пронзительные глаза...
Чешуя цвета стали, по которой рассыпались дрожащие отблески огненного ада...
И дрожащая от ужаса серая самка, в золотых глазах которой блестели слезы.
Наверное, он все-таки надеялся, что не встретится с ним лично. Глаза дракона расширились, крылья распахнулись и он, не веря своим глазам, бессознательно отступил от явившегося прямо из стены огня призрака прошлого. Губы пришедшего из ада фантома раскрылись, демонстрируя клыки в насмешливом оскале, зеленый дракон сделал шаг к нему, и его застывшие глаза, казалось, не выражали совершенно ничего.
И тогда его разум пронзила боль. Имеперц, возрожденный колдун, убивший себя когда-то, в отчаянном и яростном полете разбившись о каменистую плоть родного мира, пронзительно взвыл, задирая морду к ночному небу, еле различимому в танце искр.
Они оба смотрели на тебя и не могли отвести взгляда. Она – ничего не понимая и поэтому испытывая жалость, он – понимая все слишком хорошо и из-за этого ощущая сжимающий внутренности холодный ужас. Когда ты, словно обезумев, бросился к ним, Он встал у тебя на пути, рыча и собираясь до последней капли крови защищать любимую. Ну а ты... Ты, призвав Тьму вырвал их и себя заодно из разлившегося пламенем Ада. В следующий миг вы уже стояли у имперского челнока и твой новый, совершенный разум, соединившись напрямую с бортовыми компьютерами системами корабля, задавал программы и прокладывал курс...
– Улетай...те... У-улетайте... У-у-у...
Ты шептал, словно одержимый, не замечая как слова, перетекают в тихий вой. Ты знал, что времени осталось немного – воины империи пребывали на обреченную планету, стремясь как можно быстрее попасть в корчащийся в волнах магии, обрушенной первой волной колдунов мир.
Не желая больше терять времени, а главное – видеть застилавшую зелень любимых глаз тоску, смешанную с недоверием и непониманием, он просто втолкнул обоих в челнок и прикосновением разума захлопнул люк. Зашуршали двигатели, корабль поднялся, стремительно унося в темное небо его единственного возлюбленного, того, с кем он когда-то надеялся, танцуя, пройти переменчивой и извилистой дорогой жизни...
Но не всегда все получается так, как мы того желаем, не так ли? Теперь ты понимаешь, почему я выбрала именно тебя? Теперь ты понимаешь, почему удостоился чести стать последним хранителем Хрустальной лилии? Теперь...
Он готов был кричать и вопить от ужаса, когда вновь увидел его. Наставник, обнажив в столь знакомом оскале свои белоснежные клыки, подтолкнул гостя крылом и дракон сделал шаг вперед. В его глазах не было ничего. Живая зелень превратилась в тусклый нефрит, отражающий лишь рассеянный свет корабельных осветителей.
– Ты же его искал, не так ли?
Голос, который, как он знал, мог быть одновременно нежным и злым, с еле ощутимыми стальными нотками и привкусом собственного превосходства над любым, к кому бы не обращался иссиня-черный дракон... Этот голос был переполнен наигранной ласки
и благодушия.
– Дарю! – улыбка дракона стала еще шире. Зеленый колдун, чувствуя как в груди растет ощущение пустоты и холода, содрогнулся.
– Что...
Он не сразу нашел в себе силы задать терзавший его вопрос. Сглотнув, усилием воли он заставил себя продолжать.
– Что вы с ним сделали... Наставник?
Дракон, сверкнув глазами, приблизил свою огромную морду к изящной и миниатюрной морде своего собеседника с зеленой чешуей. Его шепот был еле слышен, осветительные панели на потолке испуганно мигнули.
– Оковы духа...
Ты испытал ужас, понимая, что твой возлюбленный навсегда стал твои рабом. Безвольным, с изуродованной, сломанной душой. В тебе самом в тот момент что-то умерло и ты поклялся больше никогда не давать воли чувствам, не испытывать боли, но...
Для жаркой планеты, состоящей, судя по отчетам разведчиков, из одной пыли еще не придумали подходящего названия. Придумают, после того как она будет официально присоединена к Империи.
– А знаешь, что самое странное? Мы не знаем, что вообще ищем! «Хрустальные лилии», а? И как это вообще понимать? Теоретически, судя по опыту прошлых операций такого толка, этот артефакт в материальном мире может быть представлен чем угодно. Помнишь, что приключилось на Керсахресе?
Зеленый позволил себе негромко насмешливо фыркнуть. Любой из его подчиненных, услышав этот звук, никогда бы не поверил, что его источником является глотка крылатого Повелителя Пламени. Когтистые пальцы колдуна непроизвольно дрогнули, чуть не выронив тонкую полоску мяса. Внимательно проследив, чтобы его молчаливый слушатель полностью прожевал и проглотил предыдущий кусок, он вложил новый в приоткрытую пасть дракона.
Пронзительным воем по коридорам и отсекам древнего корабля Империи разнесся сигнал начала подготовки к высадке.
Взгляд самца, обращенный до этого на собеседника дрогнул и скользнул куда-то в сторону.
– Ну вот, мы с тобой и покушали, да?
Ему отчаянно не хотелось уходить. Он – как всегда – нежно потерся мордой о безразличную, ничего не выражающую морду самца со стальной чешуей и тусклыми, безжизненными глазами. Убедившись, что тот более ни в чем не нуждается, зеленый поднялся с теплого ложа из психопластика, на котором его спутник проводил большую часть времени вот уже... Он не мог точно сказать, сколько именно прошло лет с той поры, когда они начали путешествовать вместе.
– Я... Я скоро вернусь, не волнуйся. Обычная операция. – зеленый дракон сглотнул и быстро отвернулся, не выдержав безразличного взгляда блестящих, остановившихся глаз.
Сколько ты дашь за то, чтобы в них вернулась жизнь?
Он резко очнулся, тяжело дыша. В глаза ударил яркий свет, над ним – распростертым на горячем песке, склонились каменно-спокойные лица Танцующих Убийц.
Доминантный боец подобострастно склонил голову.
– Господин, мы уже вызвали целителей... Они прибудут...
Не обращая внимания на окруживших его имперцев, дракон неуклюже поднялся на лапы и тут же увидел лежащую неподалеку среди хрустальных осколков бледную девушку. Сначала ему показалось, что она мертва и из горла дракона вырвалось отчаянное шипение... Он подошел ближе, с надеждой вглядываясь в её неожиданно постаревшее и утратившее неестественную гладкость лицо.
– Нет, проклятье, нет! Только не сейчас... Ты должна жить, слышишь?!
Он осторожно схватив её узкие плечи когтистыми пальцами тряс девушку, словно хотел разбудить.
– Скажи мне! Скажи, как все исправить! Скажи! Ты же обещала!
Он не обращал внимания на горячий ветер, секущий чувствительные ушные перепонки острыми гранями поднятых им песчинок. Не замечал, как вечно безразличные и холодные лица Танцующих Убийц недоуменно дрогнули. Не видел появившихся в ярком и абсолютно беззвучном всполохе лазурного пламени целителей, которые тут же торопливо направились к нему через усеянный хрустальными осколками песок, приподнимая полы длинных темно-синих с серебряным шитьем мантий.
Самка казалась сломанной куклой в его лапах. Она молчала, потому что жизнь покинула её тело.
Дракон взвыл...
Ты сам знаешь ответ на свой вопрос. Теперь – знаешь. Мой дар тебе – Хрустальная лилия. Посмотри сам...
Голос появился в его голове внезапно и столь же стремительно исчез, оставив после себя трепещущую пустоту. Он понял, что больше не услышит её никогда...
И понял, что должен сделать.
Корабль слегка подрагивал, словно беспокойный зверь, терзаемый какими-то своими, странными сновидениями. Что могло бы сниться космическому кораблю? А кораблю Империи? Наверное – смерть, горящие, кричащие в агонии на всех доступных радиочастотах миры, плавающие в космосе обломки тех судов, которые осмеливались ему противостоять, их прекрасная смерть – когда металл плавится и превращается в раскаленный газ, а тела пассажиров мгновенно сгорают или взрываются от декомпрессии.
Ему было все равно, что снится этому прóклятому кораблю. Задерживаться на нем более он не собирался.
Лапа, держащая оружие, ощутимо дрожала, но он уже сделал выбор. Соленая влага текла по его морде, чувство, которое еще недавно казалось забытым, бушевало в груди, грозило свести с ума...
Он выстрелили. Тело упало на ложе, не издав ни единого звука. Оружие выпало из вмиг ослабевших пальцев. Колдун отчаянно выл и плакал, слезы, падая на мерцающие плиты пола его каюты, тут же превращались в лед.
Сколько прошло времени, он так и не понял. Быть может – всего час, а возможно — несколько дней. Время теперь не имело особого значения.
Корабль был мертв. Все его внутренности вместе с экипажем поглотил Ад. Он взглянул в большой обзорный экран рубки, теперь темный и ничего не выражающий. В безжизненной поверхности жило его отражение, мерцал в середине груди, словно вросший в нее, с лепестками, пульсировавшими черными прожилками, цветок хрустальной лилии.
Цветок, поглотивший саму Тьму.
Вот именно. Не учтено... Да дофига всего не учтено, вот. Уже сейчас огромное количество людей страдает от нехватки воды и еды, а тем кто в принципе обладает технологиями создания генетически модифицированных продуктов почему-то все равно... При том, что достаточно этим тысячам обездоленных, озлобленных несчастных людей (и их число будет только расти) выдать по бомбе и по шансу умереть ради какого-то мифического изменения ситуации например для их детей и они умрут же. Не учтена экология, растущая пропасть между богатейшими и беднейшими странами вообще и т. д.
