Творчество Мирроара

[Мирроар]

То-ли о дружбе, то-ли о чем-то большем, между двумя самцами

Не могу сказать, что вы ошиблись в каком-то из своих предположений В конце концов "что-то большее" что между самцами, что между самцом и самкой, вряд ли возможно без дружбы. В моем идеалистическом понимании мира, вестимо.

Такая мрачная вселенная

Да, действие всех моих рассказов происходит в одной и той же, весьма мрачной вселенной, которую так или иначе контролируют имперцы. А нравы у них, мягко говоря... *посмеивается*

Это о чём там вообще написано?"В полном офигевании"

Моя ошибка. Следующим выложу более удачный в этом плане рассказик.

[Ballistic]

О___О Надо буде почитать твоё творчество, Мирроар. Судя по всему, интерес представляет...

Жалко лишь, что мою тему быстро похоронили. Ну да ладно.

[Аметист Аррстар]

Мирроар

А можно подробднее об этой вселенной?)

И что навеяло мысль создать её? Именно такой? ::smile

[Мирроар]

А можно подробднее об этой вселенной?)

Теоретически - можно, но не думаю, что нужно, ибо одна из целей рассказов и других готовящихся произведений - описать её во всей красе Да и рассказывать пришлось бы диво как долго, если честно - мне проще писать рассказы

И что навеяло мысль создать её? Именно такой?

Странный вопрос. У большинства драконов есть некоторые представления о некой прошлой жизни и о мире, в котором она происходила...

[Seliat]

Не могу отделаться от впечатления что "младшая жрица" сродни "ловчей" в первом рассказе...

[Мирроар]

Ладно, вот еще один рассказ. Последний из дописанных данный момент

Certamen

Тяжелое дыхание с трудом вырывалось из-под белоснежной ритуальной маски. Измотанный человек в очередной раз прыгнул в сторону и перекатился за высокую каменную колонну, спасая тем самым свою жизнь, а ревущее чудовище стремительно пронеслось мимо, лязгая изогнутыми когтями по древним плитам. От раздосадованного рыка у прижавшегося к холодному камню человека на мгновение замерло сердце.

“Думай, думай, думай…” ему казалось, что во всем мире остались лишь отчаянные удары стучащей в висках крови. “Его можно победить, я это знаю… Но…”.

Разъяренная тварь не дала ему времени больше, чем хватило бы на две отчаянные мысли. Так было всегда, вот уже… Он не знал, сколько времени прошло – может быть, десяток минут, а может – целый час. Время, большее, чем то, что было необходимо его утомленному сознанию на две мысли, не имело особого значения.

Опять отчаянный бег от колонны к колонне. Тонкие подошвы сапог выбивают из устилающей древнюю арену пыли легкие серые облачка. Опять попытки избежать встречи с острыми серповидными когтями и не менее острыми клыками в зловонной пасти чудовища… Каждый выдох окрашен белесым паром, ледяной воздух стремительно вытягивает тепло из укрытого лишь слоем тонкой ткани тела.

Дыхание и рык, совсем близко, практически за спиной…

Он резко взмахнул изогнутым клинком, рукоять которого за время поединка, казалось, срослась с плотью ладони. Дракон зарычал и тут же отпрянул назад, выгибая длинную шею и возмущенно шипя: зачарованная голубоватая сталь оружия разминулась с его носом не более, чем на толщину человеческого пальца, а промахнувшийся воин тут же развернулся и вновь бросился бежать к ближайшей от него каменной колонне.

- Я все равно догоню тебя, маленькая двуногая обезьяна!

От звуков этого шипящего голоса по спине беглеца прошла дрожь.

“И ведь действительно догонит…” прижавшись спиной к холодному камню, человек получил ровно секунду на то, чтобы перевести дух и собраться с силами. “Обязательно догонит, если только я…”.

Две мысли – и когтистая лапа стремительно скользнула откуда-то справа, разрывая тонкую ткань мантии и плоть под ней. Дико закричав от резкой боли в боку, человек метнулся в сторону, инстинктивно выставляя вперед руки, и тут же откатился по холодной пыли, подвывая от боли и прижимая ладонь к ране.

“Вот и конец” посреди волн жаркой боли вспыхнула отчаянная мысль. “Как глупо, ведь я…”

Звонкий удар гонга прозвучал над утыканной древними колоннами ареной.

Победный рев дракона, уже занесшего когтистую лапу над поверженным и истекающим кровью врагом мгновенно оборвался. В глазах зверя мелькнуло удивление, он был сбит с толку и как будто не понимал что происходит.

- Не может быть! Еще не вре…

Договорить дракон так и не успел.

Поверженный и, казалось бы, совершенно беспомощный человек вытянул руку со скрюченными, подобно когтям хищной птицы пальцами. С губ сорвалось всего одно скрежещущее слово, которое ободрало горло и исказило в жуткой гримасе скрытое под маской лицо раненого.

Но боль в поврежденном горле была лишь малой платой, которая тут же окупилась сторицей, стоило последнему жуткому слогу вырваться на свободу.

Огромного дракона подбросило на несколько метров в воздух и закрутило, словно невесомый сухой листок на сильном ветру. Кувырнувшись пару раз в воздухе, чудовище с диким криком низверглось вниз, отчаянно пытаясь сгруппироваться или хотя бы раскрыть крылья, чтобы хоть как-то замедлить падение. Но невидимые силы, игравшие с драконьей тушей весом в несколько тонн так, словно она была не тяжелее пушинки, распорядились иначе: отчаянный вой чудовища резко оборвался, сменившись натужным влажным хрипом и мерзким треском ломающихся костей, когда скрытые под толстым слоем серой пыли каменные плиты арены приняли на себя удар тяжелого тела.

С громким стоном раненый человек кое-как встал сначала на колени, а потом, стиснув зубы, заставил себя подняться с земли. Разодранный драконьими когтями бок дико болел, черная ткань мантии стала липкой от пропитавшей её крови. С огромным трудом, чертыхаясь и сыпля страшными проклятьями каждый раз, когда боль от потревоженной раны вспыхивала в сознании подобно холодной звезде, он сделал несколько шагов по направлению к поверженному чудовищу.

Не смотря на собственную рану, на секунду человек даже почувствовал жалость к бывшему смертельному врагу. Изуродованный, со сломанными крыльями и выкрученной под неестественным углом лапой, дракон отчаянно пытался подняться, скребя когтями скрытым под пылью каменным плитам и яростно рыча. То и дело, из его длинной глотки доносилось неясное бульканье, которое, по всей видимости, теперь сопровождало каждый вдох и выдох чудовища.

Человек в маске не слишком хорошо разбирался во внутреннем устройстве драконов, но даже он смог понять, что жить зверю осталось недолго.

Расстояние между ними быстро сокращалось. Колдун, теряя кровь, медленно продвигался по направлению к рычащему от боли и ненависти существу…

Раненый дракон резко подскочил и стремительно развернулся к своему ненавистному противнику. Обмануть глупую двуногую тварь оказалось слишком легко: бронзовый не любил хитрости в бою, не ими славился его клан, но в данной ситуации лишь хитрость могла помочь ему победить. Многих усилий стоило ему заставить себя не броситься вновь на раненого колдуна, лишь только особые центры в коре усовершенствованного головного мозга заблокировали на время боль в искалеченном теле. Даже со сломанной лапой, поврежденными ребрами и полностью не функционирующим крылом, он был способен броситься на человека почти сразу после жестокого удара о пол древней арены. Его совершенное тело тут же начало восстанавливаться, регенерируя поврежденные ткани и готовясь к тому, чтобы стростить поврежденные кости… Но сейчас дракону было не до этого.

В его глазах горела жажда мести. Когти на неповрежденной лапе вышли на всю длину, задние лапы, практически не пострадавшие при падении, напряглись, готовясь бросить мощное тело вперед, из приоткрытой пасти вырвался приглушенный рык…

Скорее всего, его подвела молодость. Молодым бронзовым драконам свойственна чрезмерная агрессивность, наверное, именно поэтому большинство из них предпочитает развивать силу и скорость, в бою надеясь на остроту когтей, а не на тайные искусства.

В тот миг, когда могучее тело бронзового оторвалось от земли и дракон, выпустив когти, прыгнул навстречу к ненавистной фигуре в окровавленной мантии и белой безразличной маске, скрывающей плоскую морду… В тот же миг истекающий кровью колдун почувствовал эманации разлитого вокруг страдания. Совсем немного, скорее – отголоски крика рвущейся плоти и захлебывающийся стон ломающихся костей, которые вырвались в нематериальное пространство над ареной еще до того, как разум дракона оборвал пылающие болью нити нервных импульсов. Но и этого должно было хватить.

Колдун не стал напрягаться – все слова прозвучали лишь в его голове. Эманации боли и страданий быстро откликнулась на безмолвный призыв и собралась воедино, концентрируясь в форме, которую маг мысленно создал в следующую долю секунды.

Прыжок дракона не смог тягаться по скорости с натренированным разумом человека. Из замерцавшего алыми бликами воздуха перед колдуном вырвалась кроваво-красная молния и со звуком, подобным удару титанического хлыста, вспорола чешуйчатую броню на груди зверя, разорвав плоть и отбросив дико кричащего дракона назад.

- Ну вот… - с тяжелым вздохом и без какого-либо выражения произнес колдун, делая очередной болезненный шаг по направлению к дергающемуся в агонии телу. Безликое жемчужное небо, без единого облачка, хмуро взирало на шаркающего по холодной пыли человека, безразличное к его страданиям и стремительно утекающей жизни бьющегося в агонии крылатого зверя.

Хвост дракона все еще подергивался, а от развороченной грудной клетки поднимались облака зловонного пара, быстро исчезая в ледяном воздухе арены. Закутанный в мантию человек наконец доковылял до тела. С глухим стоном он упал на колени перед драконом, чувствуя, как ярко-алая кровь чудовища быстро пропитывает ткань его изуродованной мантии.

Если тень неуверенности или отвращения и скользнула по лицу колдуна, когда его руки с тонкими пальцами, покрытые царапинами, кровью и пылью, скользнули к самому низу раскрытой, подобно какой-то дьявольской книге, грудине дракона, белая безразличная маска успешной скрыла под собой любые эмоции.

Найдя то что нужно, он прошептал лишь один слог команды разрыва и уже через секунду в его вытянутой ладони оказалось огромное, сочащееся кровью драконье сердце странной формы.

Отчаянно, словно любимое дитя, прижимая тяжелую и влажную, еще теплую плоть к своей груди, человек из последних сил заставил себя подняться, чувствуя как кровь, сочащаяся из огромного сердца зверя, смешивается с его собственной, заливая глубокую рану на боку.

Его мутило, измученное сознание, не выдерживая кровопотери, пыталось соскользнуть в такую заманчивую черноту беспамятства, перед глазами то и дело сгущалась тьма. Но человек шаг за шагом ступал к противоположенному концу древней арены, который, казалось, в данный момент находился дальше противоположенного края Вселенной.

Наконец его путь подошел к концу. Собравшись с силами, он поднял сердце сраженного им дракона перед огромной золотой статуей, которая возвышалась над изуродованным временем камнем арены на десятки метров.

- Я… Дарую…Эту жертву тебе, о Лорд! – голос чуть не подвел колдуна, в горле было совершенно сухо, а остывшая плоть казалась слишком тяжелым грузом для его худых рук. – И прошу… Прошу…

Человек на секунду потерял сознание и начал заваливаться на бок. Каким-то чудом ему удалось взять под контроль свой усталый разум почти в тот же миг, лишь покачнувшись, но устояв на нетвердых ногах.

- Я прошу у тебя благословить будущий…Союз!

Последнее слово он почти выкрикнул, потрясая кровоточащим сердцем.

Понимая, что скоро сознание покинет его окончательно, человек медленно развернулся, чувствуя спиной безразличный холодный взгляд сапфировых глаз выполненного из сияющего золота дракона.

Сделав лишь пару шагов, он без сил рухнул на колени, продолжая удерживать холодную и скользкую плоть драконьего сердца на вытянутых руках. Его голова, с лицом все еще скрытым белоснежной маской и гривой белых, спутанных волос, безвольно упала на грудь. Ватная тишина стала заполнять его уши, отрезая все звуки реального мира, чувства отказывали одно за другим, и человек медленно проваливался в глубокий сон без сновидений…

Он даже не почувствовал порыва ветра и шороха потревоженной приземлением огромного создания пыли. Не ощутил он и горячего дыхания, облачками невесомого белесого пара, окутавшего влажно блестящее под жемчужным небом сердце в его потерявших чувствительность и готовых отпустить драгоценную ношу руках.

Он смутно различил лишь тот миг, когда тяжесть кровавой плоти неожиданно исчезла. “Неужели…Я…Уронил…Я…” мысли словно увязли в каком-то полужидкой веществе и упорно не хотели складываться воедино. Он…

Воздух вокруг взорвался безумным ревом толпы. В тот же миг, когда волна ликования захлестнула его, колдун почувствовал огромный приток живительной силы, широкими волнами накатывающий на его изможденную плоть, восстанавливающий разорванные ткани и поврежденные органы, вливающий новую кровь в замен той, что пропитала древнюю серую пыль арены.

Уже через секунду он смог открыть глаза. Через две – подняться с колен, помогая себе одной окровавленной рукой. Через четыре секунды он уже стоял, ошеломленный ликующими криками приветствовавших его зрителей, но больше всего – видом той, ради кого он вступил в бой.

Она стояла в двух шагах от него – то есть почти вплотную. Сильная, дикая, грациозная, с огромными глазами цвета жидкого золота, тонкой шеей и широкими крыльями. Её изящная удлиненная морда была измазана в крови и ошеломленный колдун только сейчас понял, что не уронил драгоценное сердце…

Она пожрала его. Как и было предопределено, соблюдая все ритуалы и предписания.

Человек с громким радостным криком сорвал с себя маску, отбрасывая её в сторону и делая шаг вперед, навстречу своему призу. Он победил, теперь, теперь…

- Ты победил, Стамика, хоть никто из нас в это не верил.

Резко развернувшись на месте, он уставился в зеленые глаза крупного золотого дракона. Находясь в полубессознательном состоянии, он даже не заметил, как несколько драконов – в том числе и его избранница, окружили его, коленопреклоненного и ожидающего своей участи. Теперь, когда шок от поединка постепенно начал покидать его, Стамика возмутился таким поведением своей новой семьи.

- Я…, - в голосе молодого человека послышалось плохо скрываемое раздражение.

- Победил, да. – в огромных глазах дракона презрение мешалось c удивлением. – А я – твой патриарх – спас твою никчемную жизнь, пока ты стоял тут на коленях, ожидая решения моей дочери, совершенно беспомощный, истекающий кровью…

- Довольно, отец.

Восхитительно холодный глубокий голос раздался у него из-за спины и молодой колдун не смог сдержать улыбки, тут же исказившей его тонкое бледное лицо.

Развернувшись спиной к своему крылатому Патриарху, он проворковал, стараясь придать голосу как можно больше нежности:

- Дорогая моя…

- Этот колдун теперь – аристократ. Более того – он член нашего клана. Отнесись к этим фактам… С пониманием, отец.

Совершенно обескураженный таким пренебрежением, на этот раз со стороны своей новоявленной супруги, Риз Стамика негромко вздохнул, чувствуя, что идея со стремительным получением положения аристократа в этой Империи может оказаться не такой гениальной, как ему показалось сначала.

Прочистив горло и вновь ощутив отвратительную вонь бойни, которая постепенно заполняла собой всю арену, колдун решил, что пора внести некоторую ясность в интересующие его вопросы:

- Хм, мой уважаемый Патриарх, позволено ли мне будет узнать, какие именно привилегии…

Звук, всколыхнувший воздух арены, напоминал грохот обвала в горах. Золотой Патриарх клана Черных Когтей смеялся:

- Если ты доживешь до того момента, когда сможешь ими воспользоваться, я расскажу тебе о твоих привилегиях в моем клане. А пока что, достаточно того факта, что ты остался жив, сразив сына Беролиса. Самого младшего из его сыновей.

Он снова рассмеялся и почти тут же, высоко подпрыгнув, взмыл в воздух вместе с парой своих сородичей, оставив Риза проклинать ветер, поднятый драконьими крыльями и пыль, клубящуюся вокруг.

- Пошли. Нас ждет церемония.

Его тяжким трудом завоеванная подруга грациозно проследовала вперед, по направлению к циклопической арке, занимавшей добрую часть боковой стены арены. Глядя ей вслед, Риз подумал, что один восхитительный приз он уже получил, даже не учитывая все те привилегии и возможности, которые предполагал его новый статус аристократа и члена драконьего клана.

Помедлив еще немного, он оглянулся, скользнув взглядом по изуродованному драконьему трупу. Над ним, оттеснив разгневанно спорящих крылатых родичей проигравшего, уже сновали заклинатели Ордена Крипты со своими уродливыми рабами и послушниками, с ног до головы укутанными в черные балахоны. Главный заклинатель то и дело отвлекался, чтобы отогнать стремительно перебирающих лапками Мародеров – огромных черных многоножек, созданных Орденом Жизни специально для того, чтобы похищать генетический материал убитых. Впоследствии, в лабораториях Ордена на основе полученных образцов создавали новые, более сложные организмы, или же совершенствовали тела уже существующих тварей.

Риз Стамика лениво перебирал эти сведения о порядках в Империи, ставшей теперь его домом, полученные совсем не так давно, как ему бы того хотелось. В конце концов, вдоволь насмотревшись на суетящихся над трупом его противника заклинателей, он развернулся и поспешил вслед за свой только что обретенной возлюбленной, уже предвкушая свою новую жизнь в клане, новые возможности и новые планы.

[Дантист]

Хм, странный объект любви у колдуна. Такой вопрос: а дракона его любит или нет?

Вообще я не завидую колдуну, так стараться чего-то добиться и в итоге получить такую подсечку - презрение.

[Файчонок]

Хм.Соглашусь с Дантистом.Странный объект любви.

А вообще,написанно красиво,хоть немного неприятно убийство и поклонение некому Лорду.

[Мирроар]

Inquisitor

У него не осталось ничего.

Когда-то, в ставшей столь далекой, почти забытой, молодости жить было хорошо и просто. Его мир был солнечным, сияющим, зеленым, с высокими горными хребтами, огромными озерами в тенистых долинах, синей чашей неба над головой и горячими песчаными пляжами, на которых было столь уютно и тепло валяться летом. Его мир пах жизнью. И лесом. И водой. И студеным ветром, который, бывало, дул с востока, со стороны ледника. Весной и летом в воздухе разливались волнующие ароматы полевых цветов и влажной земли, предвестники ярких и прозрачных дней, пронизанных лишь птичьими трелями, да шорохом и звоном сочной листвы древесных крон.

Он плохо помнил детство, слишком безудержным, веселым и беззаботным оно было на фоне прожитых лет. Оно представлялось ему собранием ярких образов, картин, заботливо сохраненных в памяти букетов грез: ярких цветов, сияющих эмоций и смеющихся звуков. Там было хорошо, вот главное, что он знал наверняка о своем детстве.

Потом его забрали. Родные и близкие сделали вид, что им все равно.

Это было странно. Но то, что последовало за этим, было еще странней.

Его забрали в одну из школ при ордене Терний. Первое время его существование в ней казалась ирреальным: слишком просто там причинялась боль, слишком мало стоила жизнь, слишком легко исполнялись самые отвратительные и низкие желания тех, кто обладал властью. А власть в промерзших коридорах башен Изломанных Небес давало только Искусство. Чаще всего это была власть творить зло. Которое злом никто и никогда не осмеливался называть – за это можно было тут же получить от пяти до шестнадцати ударов нейроплетью, а иногда и полную сферу режущей кислоты. Последнюю наставники использовали не часто – тратиться на реабилитацию изъеденного кислотой куска плоти никому не хотелось.

Несмотря на это, он старался помнить о зле. Том самом, о котором было запрещено говорить не только вслух, но даже используя мыслеречь. С годами память все чаще его подводила – в соответствии со стремительно растущей силой, росли и его амбиции, менялись взгляды на мир и ближайшее окружение. Наставники уже не казались средоточием зла, бьющиеся в агонии чешуйчатые тела учеников, на которых пузырилась и шипела сильная алхимическая кислота, почти стерлись из памяти вместе с кошмарами, которые мучили его в детстве. Он по-другому взглянул на мир, впервые посмотрев на него сквозь призму Искусства и той власти, которую оно обещало.

Миру сильно не понравился этот взгляд.

Застывшие, льдисто-голубые глаза бывшего аколита ордена Терний лишь насмешливо блеснули в ответ.

Он получил сан чернокнижника и покинул заснеженные черные башни лишь через одиннадцать лет после того, как впервые, еще несмышленым детенышем, очнулся в их подземных темницах. Порывы ледяного ветра трепали его белоснежную гриву, снежинки падали и скользили по чешуе цвета чистого серебра, не тая, ибо он не давал им не капли тепла собственного тела. Он научился беречь своё тепло, ревниво оберегая его ото всех и всего, что могло бы нуждаться в нем.

На другом конце континента – во владениях сумрачных, всегда тихих и словно погруженных в себя техномантов его уже ждал звездный корабль…

Прошли годы. Годы, полные тьмы. Он достиг высот в своем деле – почти сразу же после его дебютного выступления на сцене бойни на планете Турмарин, восьмого сектора безымянной галактики мира Шосса, молодым чернокнижником заинтересовалась Инквизиция. Не прошло и года, как он был принять в Орден в качестве адепта. Обучение отняло годы молодости, практика выжгла остатки души юного и беззаботного создания, каким он был когда-то много-много лет назад, в своем девственно-чистом мире, солнечном, сияющем, зеленом…

Потерянные годы вечной молодости не значили для имперского инквизитора ничего. Душа уже давно была не нужна.

Он был следователем, судьей и палачом. Его боялись и презирали везде, во всех мирах, до которых уже успела дотянуться когтистая лапа Империи, и даже во многих далеко за её пределами… Все, чего касался его взгляд содрогалось, болезненно корчилось, предчувствуя свой конец. В его потемневших от времени и причиненных страданий очах не осталось ни единой живой искорки – в них отражалось лишь то, что должно, а вернее сказать – ничего.

Теперь его взгляд был устремлен к смерти и она, вопреки ожиданиям, не дрогнула и не отступила от своей жертвы. Холодный зачарованный металл казался нестерпимо горячим, когда его остро заточенные края на каждом вздохе касались внутренних органов поверженного инквизитора. Каждый вздох приносил невероятную боль, но с физической болью он научился справляться еще давно – в детстве, проведенном в черных башнях ордена Терний.

Он попытался закричать, вложив в этот звук всю боль и тоску, что терзали пропускающее удары сердце. Душевная боль – впервые за годы, а возможно, что и века, коснулась его, стискивая сердце умирающего в своей когтистой лапе и лишая покоя даже в смертный час. Вместо крика раздалось хриплое бульканье крови, постепенно заполнявшей пасть. Он был готов умереть, но, не смотря на дикую боль, не слишком торопился.

Он жил.

В глазах стоящего над ним серого дракона застыла мука. Его длинные, изящные пальцы с подрезанными особым образом когтями, хорошо приспособленные к работе с тонкими механизмами, подрагивали в нерешительности. Несколько раз он словно порывался извлечь острый чуть изогнутый коготь-клинок из тела своего страдающего противника, но по неведомой причине тут же останавливался, один раз даже отступил на шаг.

Серый техномант не мог видеть лица своего несостоявшегося убийцы. Таковы были правила Экзекуции: на обширной арене всегда собиралась толпа местных, чтобы посмотреть, как скрытый особым маскирующим заклятьем представитель аристократии разделается с очередной жертвой.

Сегодняшний день стал исключением из правил. Первым, за всю историю этого древнего мира.

Глаза инквизитора – единственное, что было доступно взору его убийцы, глядящего на распластавшийся перед ним серый безликий призрак, стали тухнуть. Время уходило…

Но он жил.

За день до экзекуции серебряный инквизитор стоял у мерцающих в свете лун прутьев клетки, прислонившись к ним мордой, всем телом налегая на сияющий металл. Пряди белоснежной гривы падали на глаза, неотрывно следящие за заключенным техномантом. Инквизитор ловил его взгляд – безрезультатно. Пытался запомнить – вырезать в памяти каждую черточку, каждый мелкий изъян и общую гармоничную красоту узкой морды дракона, его светло-золотых глаз, узких, чуть изогнутых серебристых рогов, тонкий шрам у самого основания шеи…

Его тело вновь сильнее вжалось в заколдованный металл прутьев. Он понимал, что может освободить его… Прямо сейчас прошептать заклятья, которые разрушат путы, разрушат чары, разрушат весь этот древний город, если понадобится…

Но тогда у серого техноманта больше не станет жизни. А у него – имперского инквизитора – её нет и так. Он не может его защитить никак, кроме…

Серый самец поднял глаза. Среди целого моря отчаяния в них, почти незаметным огоньком, мелькнула нежность.

Серебряный отстранился от прутьев решетки. Он ведь предупреждал, он хранил этого глупца, спасая от глаз и ушей Ордена… Он был почти уверен, что нашел, наконец-то нашел того, кто сможет оживить его душу, кто своей духовной, нравственной чистотой спасет его, вернет к жизни…

Он вернул. Теперь серебряный жил. Но жизнь стремительно покидала его тело.

Дракон умирал. Не так уж и просто было изобразить честный поединок с созданием, никогда не сражавшимся на смерть. Но он смог. Он смог мастерски пропустить смертельный удар, ни на секунду не задумавшись о последствиях.

Тогда, в подземной тюрьме Ордена, он еще долго смотрел в глаза серого. А потом отвернулся.

- Я ухожу. Мне жаль.

Серебристая лента – клановый знак, который лунные птицы носили на хвосте, словно случайно упала на холодные серые плиты пола. Её поднял налетевший порыв ветра, пришедший из неоткуда, инквизитор ощутил его перепонками сложенных крыльев.

Чудесным образом полоска ткани оказалась за колдовскими прутьями клетки.

- Постой! Ты потерял…

Жизнь покинула высокочтимого имперского инквизитора Эсайру’Тэ Мойара, уважаемого чернокнижника третьей ступени посвящения, талантливого тактика и прославленного воина, полноправного владельца четырех планетарных систем в трех различных мирах, населенных бесчисленными легионами верных слуг и покорных рабов. Еретик, убивший его в честном бою, по закону Империи был освобожден.

Через три дня безликий раб-человек, преклонив колени перед драконом, смиренно протянул ему невзрачный клочок пергамента. Это было письмо, написанное в спешке, адресованное лично ему. Автор – Эсайру’Тэ Мойара, сообщал, что по старой дружбе оставляет в пользование Доррэйну Мэйнсил, техноманту первой ступени посвящения, бывшему еретику, приговоренного к казни за инакомыслие и подстрекательство к мятежу, большую часть своего имущества, пока он, имперский инквизитор, будет находиться в долгом путешествии, подробности которого не подлежат разглашению.

Спустя два месяца из мира Орро, с безымянной планеты стартовал звездный корабль, название которого никто не запомнил. Его единственный молчаливый и задумчивый пассажир сжимал в тонких пальцах с подрезанными особым образом когтями серебристую ленту.

Он хотел найти её владельца и верил в то, что сможет отыскать. Он хотел сообщить, что жив, сказать, что поступил глупо, когда не послушал советов, но действовал от всего сердца и не откажется от своих убеждений – он же видит, что Империя – это зло, что в ней любой свет так или иначе будет сокрушен волей тьмы, что здесь нет правых и виноватых, есть только сильные, потерявшие контроль над своими желаниями, опьяненные могуществом и их рабы, забывшие о воли к жизни, о желании бороться, лишенные последних капель уважения к себе…

Он верил, что сможет найти, потому что любил. И всю жизнь боролся со злом, а не только помнил о его существовании.

И он искал.

[Nidhekk]

Неплохой вынос мозга, хотя правда в предыдущих рассказах было более люто.

[Мирроар]

Итак, дракони.нет я покинул, поэтому все что рождает сон моего воображение в плане стихоплетства и прозы будет идти сюда.

Пей тишину до дна,

Зная о том, что есть,

В мире печаль одна,

Имен которой не счесть.

Имя одно - любовь:

Прокляты те сердца,

Что позволяют вновь,

Владеть собой до конца.

Имя второе - страсть:

Сгинуть лишь повод в ней,

И на века пропасть,

Исчезнув в кружеве дней.

Имя ещё - судьба:

Это младенца смерть,

Или стена огня,

Граница, что не стереть.

Много имён и лет,

Губят, огнем стирая,

Тьмой обращая свет,

Калеча и убивая...

Наши сердца, скорбя,

Стонут, скрывая раны -

Пьют тишину до дна

Печалью безликой пьяны.

[Мирроар]

Вор

Дыхание бегущего человека сбилось, он задыхался. Влажные после ночного дождя ветки кустарника больно били по лицу, цеплялись за одежду, так и норовя запутать и повалить беглеца.

Он и без них чувствовал, что скоро свалится с ног от усталости. Даже эта простая мысль далась с небывалым трудом – его слабое и рыхлое, изнеженное жизнью в мегаполисе тело не справлялось с такой нагрузкой. Удивительно, что он вообще смог...

Откуда-то сверху разлилась по мгновенно притихшему лесу мелодичная трель. Человек вздрогнул и споткнулся о так некстати подвернувшийся под ногу корень. Чудом удержав равновесие, он продолжил бежать, изо всех сил пытаясь скрыться от своего невидимого преследователя. Он помнил когда впервые услышал этот переливчатый звук... Теперь он преследовал его – странный, непривычный, даже неестественный. И такой... Знакомый.

Он перепрыгнул через поваленное дело, провалился одной ногой в скрытую во мху яму, выбрался, чуть не оставив в ней грязно-серый кроссовок. Беглецу начало казаться, что он уже слышит за спиной тяжелое дыхание своего преследователя... Это было иллюзией – тот двигался совершенно бесшумно, лишь изредка оповещая дрожащего человека о своем присутствии заливистыми трелями.

Бежать, бежать, чтобы жить! У человека не было при себе никакого оружия. Грязные джинсы промокли насквозь, когда-то светло-зеленый свитер превратился во влажную серую тряпку, порванную в нескольких местах. От чувства собственного бессилия и обиды он застонал сквозь плотно сжатые зубы.

Силы окончательно покинули его когда из-за набрякших дождем туч наконец показалось солнце. В какой-то миг ноги просто отказались нести своего хозяина и человек, глухо застонав, привалился к шершавому и влажному стволу, отчаянно и хаотично хватая ртом воздух. Он достиг своего предела, почти теряя сознание от усталости. Неожиданно стало все равно, что случится дальше – сама по себе идея бегства потеряла свой изначальный смысл. Хотелось чтобы все просто кончилось в один миг и лес наконец-то отпустил его из своих мокрых объятий а воздух перестал жечь горло.

Сильная лапа сжала его горло, приподнимая безвольно обмякшее тело и одновременно прижимая спиной к грубой древесной коре. В глазах человека потемнело, ноги непроизвольно задергались.

- Вор...

На фоне древесных крон, поблескивающих каплями дождя, окруженных ореолом непривычно яркого солнца перед ним блестели огромные глаза цвета весеннего неба. Острые черточки зрачков ничего не выражали, вытянутая хищная морда почти касалась носом его лица. Он чувствовал на себе дыхание зверя – горячее, но без какого-либо неприятного запаха.

- Вор... – повторило существо. Упавший сверху луч солнца заставил сиять белоснежные пряди гривы, отражаясь тысячью бликов в мелких желтых чешуйках. – Верни мне Осколок...

Жесткая когтистая лапа сильнее сжала его горло, еще чуть-чуть и сознание окончательно покинет беглеца. Он хотел что-то ответить дракону, но из пережатого горла вырвался лишь невнятный еле слышный хрип. Из последних сил он пнул золотистое создание в живот, заставив зашипеть и сжать лапу еще сильнее. Из ранок на шее оставленных острыми когтями текла кровь.

- Верни мне Осколок...

Прогремел выстрел и почти тут же лес огласил отчаянный крик дракона. Давление когтистых пальцев исчезло, человек с хрипом упал на колени, непроизвольно хватаясь за горло и пытаясь отдышаться.

Камуфляжная форма незнакомца была не новой, как и карабин, из которого он целился в поднимавшегося с земли золотистого дракона. Раздался еще один выстрел и крылатое существо отбросило в сторону. Больше встать дракон не пытался.

Охотник подошел к хватавшему воздух грязному и измученному пареньку. Протянул руку, помогая подняться. Тот явно был не в себе и с трудом держался на ногах. Его красные глаза были широко раскрыты, взгляд блуждал по поляне, словно он кого-то искал.

- Что тут, черт возьми, происходит? Это же... Это...

Человек держал на прицеле притихшего дракона, когда несчастный беглец захрипел и заплакал. Его дрожащие руки были вытянуты к телу золотого создания, губы дрожали, из глаз по грязному лицу струились слезы.

- Да что с тобой такое?! – невольно охотник опустил ружье, поворачиваясь к спасенному пареньку. – Совсем умом повредился, малой? Что это за чудо?

Проигнорировав вопрос, парень бросился к лежащему дракону, воя и причитая. Упав на колени, бережно обнял клиновидную голову руками и прижал к груди. Его тело под изорванной одеждой сотрясалось от рыданий, грязные пальцы гладили белоснежную гриву золотистого создания, ласково и нежно, словно любимое дитя.

- Ты чего, парень? – человек в камуфляже сделал неуверенный шаг к коленопреклоненному сумасшедшему, намереваясь оттащить его от опасного зверя.

Его остановил полный жесточайшей ненависти взгляд. Грязное лицо исказилось от злобы, из глотки изможденного человека вырвалось почти звериное рычание. Невольно, охотник попятился, словно опаленный яростью недавнего беглеца.

Увенчанный пышной белоснежной кисточкой хвост дракона дернулся, и маска ненависти в миг исчезла с лица паренька. Оно вновь застыло, губы дрогнули, глаз заблестели от слез.

Дракон с трудом открыл глаза. Пальцы человека, ласкавшие его гриву, дрогнули. По золотистому подбородку стекала струйка крови.

- Верни... – еле слышный хрип, голос золотистого потерял всякую музыкальность. – Верни...

- Я не могу, ты же знаешь! – человек почти плакал, сжимая пальцами его гриву. – Я так... Так боюсь!

- Верни... – дракон невероятным усилием поднял тонкую лапу, словно пытаясь дотянуться до плоского человеческого лица.

- Я... – человек спрятал свое грязное лицо в ладонях, хрипло рыдая.

Охотник пораженно наблюдал эту сцену, нервно сжимая пальцами приклад. Странный паренек и этот крылатый зверь – точь-в-точь сказочный дракон! – обменивались непонятными переливчатыми звуками, иногда поразительно похожими мурлыканье. В какой-то миг ему показалось, что он сошел с ума или видит какой-то неестественно-реалистичный сон. Парень в очередной раз зарыдал и охотник, сглотнув, неуверенно направился к нему, сжимая в руках карабин.

Усилием воли изможденный беглец убрал ладони от лица, чтобы поймать последний угасающий взгляд дракона. Острые когти впились в его бедро и человек задохнулся от боли.

- Верни... Осколок...

Дракон глубоко вздохнул в последний раз.

- Души...

[Slash Freezen]

Крик души, да...

Хороший рассказ. То, над чем ни раз и ни два задумывался каждый из нас.

Очень радует, Мирроар, что в твоих произведениях есть разная пища для размышлений.

[DragonPsyker]

Красиво, очень красиво. Мне бы так атмосферно описывать действо. Но местами, кажется, слишком много подробностей для восприятия, приходится перечитывать, чтобы вникнуть в картину.

[Мирроар]

Какие смутные дни, как дышит ветер тревог.

И мы танцуем одни, на пыльной ленте дорог.

Как будто клятва дана - ничем не дорожить.

А только в этих волнах кружить.

(с) Пикник, "Смутные дни"

Хрустальные лилии.

«В Империи Тьма является сутью всего. Мы носим её в своей душе,

поклоняемся ей, воспеваем её в своих молитвах, мы служим ей всю

свою жизнь. Она и есть жизнь, та самая искра, обладание которой

определяет наше могущество и превосходство над всеми остальными

примитивными расами любого отдельно взятого мира...»

Из «Обращения к обращенным»,

младший адепт Ордена Терний

Сорирус Этка

Для жаркой планеты, состоящей, судя по отчетам разведчиков, из одной пыли еще не придумали подходящего названия. Придумают после того как она будет официально присоединена к Империи.

– А знаешь, что самое странное? Мы не знаем, что вообще ищем! «Хрустальные лилии», а? И как это вообще понимать? Теоретически, судя по опыту прошлых операций такого толка, этот артефакт в материальном мире может быть представлен чем угодно. Помнишь, что приключилось на Керсахресе?

Он позволил себе негромко насмешливо фыркнуть. Любой из его подчиненных, услышав этот звук, никогда бы не поверил, что его источником является глотка крылатого Повелителя Пламени. Когтистые пальцы колдуна непроизвольно дрогнули, чуть не выронив тонкую полоску мяса. Внимательно проследив, чтобы его молчаливый слушатель полностью прожевал и проглотил предыдущий кусок, он вложил новый в приоткрытую пасть дракона.

Пронзительным воем по коридорам и отсекам древнего корабля Империи разнесся сигнал начала подготовки к высадке.

Это случилось в ночь между днем Откровения и праздником Первых Гроз. Как всегда в это время года, под безоблачным, сияющим звездной россыпью небом, весь клан кружился в медленном танце по беспокойному морю душистых степных трав. Вокруг, в рассеянном звездным светом полумраке, мелькали лапы, крылья, хвосты. Шеи плавно изгибались, когти вспарывали темный травяной ковер, заставляя, точно искры, подниматься и улетать вместе с ночным ветром светлячков-снопрядцев. Тишина ночи нарушалась лишь тихим шелестом резных стебельков травы, да еле слышным дыханием трех десятков крылатых, описывающих замысловатые круги под горящими холодным огнем гроздями созвездий.

Ласковый порыв прохладного ветра пришел с востока, со стороны далеких гор. Он ощутил его прикосновения чувствительными перепонками, понимая, что должен сделать выбор. Сейчас или никогда.

Каждый из них танцевал свой собственный танец. Он шел из глубины души, или, как подсказывал разум, был определен на уровне инстинкта, предзаложен генетически. Танец был, в своем роде, выражением индивидуальности и каждое движение несло определенную информацию о танцующим. Он не мог воспринимать её на уровне разума, но тело само определяло, чьи движения наиболее близки к его собственным — больше того, он видел, что они не просто повторяют определяющие саму его суть биоритмы — они дополняют их, выводя танец на новый, более согласованный и совершенный уровень взаимодействия.

Он знал, что ни один узор танца не подходит ему так, как тот самый. Сказать по правде — ни один из них, кроме этого единственного, не подходил ему вообще. Он не чувствовал больше никого – его тело не чувствовало, и доводы разума постепенно рассеивались, словно спустившийся с гор туман под яркими лучами солнца.

Его солнцем был единственный танцор со стальной чешуей и обманчиво злыми, ярко-зелеными глазами. И он шагнул навстречу, бесповоротно разрывая согласованный и четкий ритм собственного танца. Это движение вызвало непривычную боль, не физическую — скорее ментальную. Звезды растерянно моргнули, ветер снова подул, невесомыми пальцами пробежавшись по спине и растрепав белоснежную гриву. Узоры других одиноко танцующих не нарушились, а пары уже достигли такого уровня согласованности сложных движений и ритмов, что не обращали внимания ни на что вокруг.

Он сделал свой выбор, страх прошел, уступив место уверенности в собственной правоте. Так бывало с ним всегда — после долгих колебаний и гнетущего чувства неопределенности, граничащего с банальным страхом, стоило сделать лишь один шаг к цели и он успокаивался, а на смену неуверенности приходило четкое осознание того – следует сделать в данной конкретной ситуации. Полезное качество, как ни крути.

Он вновь стал двигаться, легко и непринужденно, словно и не вошел только что в чужой узор. Узор другого самца. Эта мысль растеклась в мозгу холодным, вибрирующим страхом, от которого слабели лапы, а сердце, наоборот, начало бешено стучать, грозя вырваться из груди навстречу ночной прохладе. Но он продолжал двигаться, понимая, что любая ошибка может стоить ему внимания партнера...

Он лишь на мгновение застыл, пойманный холодными и жестокими зелеными глазами. Той доли секунды, когда их взгляды встретились, ему не хватило ни на что кроме страха. Он не смог понять чувств самца, чья стальная чешуя слабо мерцала в свете звездного неба. Но продолжал двигаться, дальше и дальше, шаг за шагом, движение к движению создавая новый узор танца, который мог либо стать тождеством их душ и стремлений, либо распасться и умереть, оставив его одного, неподвижного, среди танцующих, с гнетущей пустотой в сердце.

Его партнер не отвечал и отчаяние струйкой холодного воздуха поползло по основаниям его напряженно подрагивающих за спиной крыльев. Именно оно, наверное, подтолкнуло его к более очевидным действиям — неожиданно прыгнув вперед, вопреки всем канонам танца, он силой попытался попасть во внутренний круг его узора, заставляя тем самым обратить на себя внимания и понимая, что шансы на успех столь малы...

Но зеленоглазый самец, словно смеясь, вновь поймал его взгляд и... Кивнул. Между ними тут же образовалась чрезвычайно хрупкая, разрывающая душу на части подвижная связь, усилить которую и поддержать можно было только одним способом...

Танцем.

Он проснулся, как обычно медленно, словно нехотя, раскрыв глаза. Голубоватый свет местного солнца, судя по всему, уже давно заливал их лагерь, прокаливая раскинувшееся насколько хватало глаз море песка.

На горизонте пылал город. Когда-то, он — сияющий стеклом и сталью гигантских зданий-небоскребов, словно мираж, восставал из песка. Внутри причудливыми каскадами с уровня на уровень, создавая целые облака мелкой водной пыли и бесчисленные дрожащие радуги, ниспадали поющие струи воды — искусственные многоярусные водопады. В зеленых парках с тщательно выверенным и поддерживаемым микроклиматом, в небо на десятки метров возносились серебристые струи фонтанов. Парки горящего солнечным светом города стекла и стали напоминали настоящие леса с тенистыми чащами, залитыми солнцем полянами и миниатюрными озерами, глядя на которые даже самый внимательный наблюдатель никогда бы не догадался об их искусственном происхождении.

Когда-то в тени высоких деревьев, по аккуратным аллеям и широким тропам, лениво прохаживались — парами, группами или по одиночке — одетые в свободные одежды светлых тонов граждане. Они говорили, смеялись, пели или просто наслаждались столь ценной для этого терзаемого беспощадным солнцем мира прохладой и тенью. Некоторые, оставив в стороне приличия и правила хорошего тона, бросались в прохладную озерную воду, не снимая широкополых одежд и весело смеясь. Дети же играли в воде постоянно — для них любые правила не были особой помехой. До тех пор, пока их родители забывали о них, о чем-то беседуя, лениво расположившись на скамьях в тенях зеленых рощ.

Когда-то этот город назывался Ниринас. И когда-то он же был вторым по величине административным центром планеты, местное название которой затерялось в глубинах его затуманенной солнцем памяти.

Они придумают ей подходящее название позже. Когда в живых не останется ни одного жителя.

«И произойдет это довольно скоро...» мысль пришла совершенно непрошеной и заставила дракона усмехнуться. Впрочем, почти тут же зубастая ухмылка сменилась недовольным фырканьем, когда зеленый ощутил целую россыпь песчинок, каким-то образом попавших на язык.

Он склонился над широкой серебряной чашей. У теплой воды был еле ощутимый, но от этого не менее раздражающий металлический привкус. Неспешно лакая, дракон постарался ни о чем не думать, давая отдых истерзанному колдовством разуму.

Его собственным колдовством. Не думать не получалось. Мысль неожиданно развеселила его, заставив дернуть длинным хвостом, поднимая в воздух небольшую тучку сияющего на солнце горячего песка. Какую цену он вынужден заплатить за безумный ад вчерашней ночи, который охватил сияющий огнями, ни о чем не подозревающий мегаполис? Они думали, что войной охвачено другое полушарие планеты, что до них, возможно, дойдут лишь отголоски кровопролитных сражений в новостях и планетарных хрониках, когда чужаков спустившихся со звезд наконец уничтожат.

Они были беспечны и наивны и, похоже, понятия не имели о том, что происходит у них над головой. Каким-то необъяснимым образом эта раса высоких, утонченных гуманоидов с темной кожей и большими светлыми глазами отказалась в свое время от исследований космического пространства, наплевав на неизвестность и предоставив звезды самим себе.

Невозможно отвернуться от Вселенной и не получить предательского удара в спину.

И этим ударом стали они. Два боевых транспорта, вставшие на якорь на низкой орбите. Две сотни воинов, десяток колдунов и три дракона...

Четыре...

Этой силы было вполне достаточно, чтобы, не особенно напрягаясь, разорить, уничтожить или обратить в рабство во славу Империи значительно более развитый и населенный мир. Но на этом пыльном и жарком шарике находилось нечто, что привлекло внимание маэстро Ордена Инкубеску.

Хрустальные лилии. Даже сейчас, на третий день вторжения, им так ничего и не удалось узнать о природе этого артефакта. Сверкающие города из металла и стекла горели огнем. Их жители гибли на улицах и в собственных жилищах, на просторных площадях, вымощенным белым камнем, в заботливо возделанных садах, на бесконечных, тянущихся к самому горизонту пастбищах; их тела – обгоревшие, изрезанные, изуродованные страшными болезнями, которых история их мира не знала и не должна была бы узнать никогда, покрывали улицы и бульвары причудливой мозаикой, олицетворяющей собой самую неприглядную суть войны.

Воспоминая эту картину, которая медленно, по кусочкам, складывалась перед ним, пока дракон лениво кружил над умирающим, исходящим протяжным криком пожираемых войной жителей городом, зеленый самец ощутил, как глубоко внутри, где-то над остановившимся давным-давно сердцем, поднимается волна восхищения и восторга. Он вспомнил запах горящего пластика, раскаленного металла, вонь самой смерти и пронзительный треск бьющегося стекла. А когда они попытались сопротивляться...

Он вновь обрушил на их головы Ад. Как будто выжженные огнем, шипящие слова чужих заклинаний срывались с его губ, причиняя страдание и разжигая ненависть. И — словно живое отражение терзающей его мозг жаркой боли, с небес над парками, городскими магистралями, переполненными покинутым второпях транспортом, и жилыми кварталами из стекла лились потоки оранжевого пламени. Они врывались в здания сквозь малейшие бреши в стеклянной броне, сияющими в темноте реками заливали улицы, испепеляя чудом выживших после первой атаки жителей. Тенистые парки горели, вода в искусственных озерах шипела, испаряясь под неестественным жаром колдовского пламени. Вокруг дракона плясали огненные духи, он чувствовал их горячее дыхание своими чувствительными крыльями, ловя также и волны жара идущего от городских улиц, ощутимого даже отсюда. Духи шипели и плевались искрами, их негромкие, гулкие и потрескивающие голоса воспроизводили все новые и новые гимны огненной стихии, тем самым продлевая и поддерживая колдовство зеленого имперца.

Они попытались сопротивляться и погибли. Впрочем, они бы и так погибли... Такова была их единственная судьба, начиная с того момента, как вызывающий трепет и восхищения у своих братьев и сестер по Ордену, сиятельный маэстро инкубеску, потребовал отыскать и доставить ему хрустальные лилии.

Он оторвался от чаши, наконец-то напившись и позволив воспоминаниям о недавних событиях вновь скрыться в глубинах памяти. Подул горячий ветер, принесший с собой только бьющие в морду потоки пыли и легкий запах гари. Город все её горел, пачкая опрокинутую чашу полуденного неба столбами густого, черного дыма.

«И чему там гореть...» невольно подумал имперец, медленно прохаживаясь туда-сюда по их импровизированному лагерю и разминая мышцы. Никакая разминка ему уже давно не требовалась — организм, переродившись, работал как часы и мелочи вроде боли в затекших от долгой неподвижности мышцах стала для него недоступной, навсегда забытой роскошью.

Боль... Когда он в последний раз чувствовал её? Сколько бы он дал за то, чтобы испытать её снова?

Отбросив глупые мысли, он обратил взгляд в противоположенную от разоренного города сторону, туда, где на фоне стремительно разрастающегося пылевого марева, бесшумно, с нелепой грацией вышагивали четыре огромные боевые машины...

Как они умудрились подобраться так близко, никем не замеченные? Неужели их могло подвести Искусство, или...

Времени на размышления не было. Мысль рванулась из мозга дракона, мгновенно заполняя собой пространство лагеря и проникая в головы застывших по периметру в медитативных позах Танцующих Убийц.

«Всему лагерю. Приготовиться к ликвидации противника. Задействована боевая техника, ранее нами не идентифицированная. Возможны неожиданности. Уничтожить всех, пленных не брать... Быстрее!»

Первый акустический снаряд, блеснув на солнце хрустальными гранями, с диким визгом взорвался тысячами бритвенно-острых осколков в двадцати шагах от него...

Теперь совместный танец вел их по жизни, день за днем, месяц за месяцем. Он часами пропадал в одной из лабораторий исследовательского ядра генетиков, пытаясь подобрать ключи к тайнам, которые были недоступны пониманию его партнера. Тот же, большую часть времени проводил на северных рубежах, у самой Скальной Стены, там, где обнаружились новые, по-настоящему древние обелиски. Просиживая над криптографическими таблицами ночи напролет, дракон был полностью захвачен возможностью заглянуть в далекое прошлое их народа – скрытое, потаенное, то самое, о котором не осталось ни одного достойного внимания упоминания.

И прошлое, пусть нехотя, но раскрывало перед ним свои тайны. Заставляя душу трепетать от восторга, страха и отвращения.

Тогда же он впервые познакомился с колдовством. И первое знакомство чуть не вывернуло его наизнанку, заставив переосмыслить все то, что он знал о собственном народе, его стремлениях, ценностях, моральном кодексе.

Он узнал, что раньше, во время ежегодного ночного Танца было принято приносить кровавые жертвы зарождающейся луне. В этом ритуале участвовали все члены стаи, а жертвой становился тот, чей узор остался без внимания и никого не заинтересовал.

С точки зрения продолжения рода, его плоть была не нужна. Лишняя обуза. Порченая кровь.

Он узнал, что и раньше бывали случаи, когда два самца решали танцевать вместе. Парадоксально, но никакого наказания за этим не следовало. В отличии от тех несчастных одиночек...

Он глубоко вздохнул, пытаясь собраться с мыслями и невольно размышляя о том, чем сейчас занимается его партнер. С тех пор как они исполнили танец вместе, той прекрасной ночью, молодой историк чувствовал постоянно бьющийся где-то в груди — словно второе сердце — ритм их совместного танца. Он понимал, что это не просто поэтическое сравнение или иллюзорное ощущение, порожденное его любовью к зеленоглазому самцу. Теперь они были связаны, запечатлены друг для друга и убрать этот трепещущий ритм из груди, как ему неожиданно подумалось, сможет только смерть. Его собственная, или его партнера.

Но были и проблемы. Была боль.

Он вспомнил об этом совершенно внезапно и даже зажмурился, невольно поджимая хвост и стыдливо шипя. Принимая на себя обязательства перед возлюбленным он понимал, что должен будет позволять ему физическую близость с собой. Более того — ему самому этого хотелось ибо их танец, как пары, без такой банальной на первой взгляд вещи был бы неполным, неоконченным и непрочным. Но когда это случилось в первый раз...

Ему было дико больно и в первые минуты дракон громко зашипел, изгибаясь и прикусывая язык. Хотелось закричать, вырваться, попросить его больше так не делать, но... Он знал, что по-другому быть не может и что он, со своей стороны, обязан выполнять обязательства. Иначе их пара распадется, не скрепленная столь важными для их вида узами, имеющими корни в инстинктах, понять которые они пока что были не в состоянии.

И он терпел. Терпел исключительно потому, что любил — а как иначе? Он не надеялся, что когда-нибудь привыкнет к этим страданиям, но присутствие рядом партнера по танцу и его ласковый, полный благодарности и любви взгляд после того, как все заканчивалось, были дороже и частично даже снимали боль истерзанной плоти.

Он не мог потерять его из-за такой глупости, как простая физическая боль.

Не мог и из-за того, как изменилось отношение коллег, друзей и даже родственников. Они прекрасно понимали, какая роль в их паре принадлежит ему, а какая — его партнеру, со стальной чешуей. Позиция ведомого в танце воспринималась ими с презрением, отец изгнал его из родового клана, он был вычеркнут из родословной и почти проклят. Почти — только из-за того, что их общество никогда не доверяло проклятьям, полагаясь на более привычные и действенные методы, вроде общественной молвы и слухов, распространяющихся быстрее огня в сухой степи.

Но ему уже было почти все равно. Дракону казалось, что он обрел нечто гораздо большее, чем все потери которые ему обещал каждый круг их непростого танца.

Каждое утро, открывая глаза, он чувствовал радость, слыша спокойное дыхание своего возлюбленного. Осторожно, чтобы дать возможность самцу урвать еще полчаса сна перед полным напряженной работы днем, конец которого редко когда наступал раньше полуночи, молодой историк вставал с их ложа из упругого психопластика и, наскоро приведя себя в порядок после сна, отправлялся готовить пищу. Потом, чаще всего — ласковым прикосновением крыла – он осторожно возвращал зеленоглазого самца в реальный мир из объятий сновидений и, с затаенной в светлых глазах улыбкой, просто наблюдал за тем, как тот зевает и сонно потягивается, разминая мышцы лап и крыльев, подергивая длинным хвостом и напрягая мощные бедра. Потом они о чем-то лениво беседовали за едой, не отличавшейся у их народа особым разнообразием и представленной, чаще всего, различными способами приготовленным мясом обитавших в степи травоядных животных. Если было время они вместе летали к Скальной Стене, разминая крылья и в шутку соперничая между собой, красуясь друг перед другом искусством полета... Но чаще всего времени на развлечения и даже утреннюю разминку не было.

А потом они расходились — каждый по своим делам, в предвкушении нового дня, полного вполне обычных, а иногда – совсем неожиданных забот и обязанностей.

Но весь последующий день, вернувшись ко своим древним обелискам, молодой дракон-историк, не обращая внимание на красноречивые взгляды и перешептывания коллег за спиной, был счастлив. Не смотря на мелкие проблемы, он жил и продвигался дальше в своих исследованиях, знакомясь с новыми личностями и видя, что далеко не все его сородичи склонны относиться к нему с заведомым презрением и отвращением лишь из-за его выбора партнера по танцу. Такого важного выбора — самого важного за всю его жизнь. Так он чувствовал.

И он жил... Ожиданием вечера, когда снова сможет вновь быть рядом с любимым существом.

«Господин, атака противника прошла без серьезных потерь с нашей стороны. Трое ранены, если, конечно, эти царапины можно назвать ранениями, но, вынужден признать — в этой какофонии шума воинам сложно сосредоточиться и мы не можем использовать наши внутренние резервы...»

Мысленное сообщение неожиданно было прервано очередным громом и визгом акустического снаряда, ударившего где-то совсем рядом. Мощнейшая звуковая волна, способная раздробить в крошку стену здания и разорвать на мелкие куски тела обычных смертных на большом радиусе, отразилась лишь легкой вибрацией в поспешно выставленном псионическом щите дракона. Но, какой бы незначительной не была угроза, она грубо и непростительно резко разорвала мысленный контакт между зеленым имперцем и доминантным бойцом Танцующих Убийц, заставив дракона зашипеть от ярости.

Сфокусировав псионическую энергию на линзе собственной воли, зеленый не стал дожидаться, пока двуногие бойцы его небольшого отряда придут в себя, а просто вбил им в головы свой горящий раздражением ментальный приказ, легко минуя неловко выставляемую защиту.

«Доберитесь до этих проклятых машин и уничтожьте их! Немедленно!»

Не медля более ни секунды десяток призрачных фигур растворился в тучах поднятой артобстрелом пыли.

Оставшись в одиночестве зеленый смог оценить ситуацию.

Их атаковали. Безумие, абсурд, но все же — начнем с этого...

Их атаковали. Какие-то огромные боевые машины и, как им удалось выяснить чуть позже — десяток единиц тяжелой техники более привычного вида и около сотни местных пехотинцев в переливающейся кристаллической броне, вооруженных примитивным лучевым оружием.

Он потянулся разумом сквозь клубящийся в воздухе, то и дело рассекаемый осколками хрусталя, песок. Очередной взрыв странным образом отразился на его ментальном взгляде, заставив все ощущения вздрогнуть и пойти рябью. Дракон недоуменно моргнул, теряя концентрацию и неожиданно осознав, что оружие противника способно, пусть и незначительно, но влиять на псионическую активность, а это значит...

Это значит, что у них — самоуверенных завоевателей, считавших, что на всю операцию с поиском неизвестного артефакта должно уйти не больше недели, могут неожиданно появиться некоторые проблемы.

Очередным усилием воли заставив себя сосредоточиться на ментальном взгляде, дракон вернулся к созерцанию противника. Легко проникнув сквозь клубы пыли, его мысль, на этот раз, без особых препятствий, явила ему всю картину зоны боевых действий, словно он воспарил над морем песка невесомым и бестелесным духом.

Огромные шагающие машины, с потрясающей воображение при учете их габаритов грацией, разворачивались на месте и меняли курс, явно собираясь обойти стороной временный лагерь имперцев. Последний был совершенно неразличим с высоты под застилавшими его клубами серой пыли, в которую продолжали посылать снаряд за снарядом установленные на блестящих телах машин автоматические пушки.

Неожиданно, он увидел своих бойцов, на огромной скорости приближающихся к процессии наземных тяжелых машин и колонне сохраняющих построение солдат. Одновременно с драконом, группу темных и размытых из-за неестественно быстрых движений фигур заметили и солдаты противника. Вскинув свое оружие они приготовились открыть огонь, как только стремительно приближающийся противник окажется достаточно близко.

Усмехнувшись про себя, дракон отвел взгляд, понимая, что солдаты этого мира уже обречены.

«Господин... Они разворачиваются. Позволю себе указать вам на одну, возможно, способную заинтересовать вас деталь – мы могли ошибиться, решив, что изначальной целью данной вооруженной группы была атака нашего лагеря. Мне кажется, что это группа сопровождения и наличие хорошо защищенного транспорта, который прячется за спинами этих гигантских машин, только подтверждает эту догадку...»

Сообщение рассекло разум, подобно мстительной молнии, на миг ослепив ментальное око зеленого имперца. Колдун раздраженно зарычал, мысленно обещая сурово покарать этого наглого доминирующего бойца Убийц, как вдруг до него окончательно дошел смысл сообщения...

По телу дракона прошла дрожь предвкушения, он почувствовал, как крылья дрогнули и начали против воли раскрываться за спиной. Надежда была робкой и несколько наивной, но что-то подсказывало зеленому, что ей суждено оправдаться в самом ближайшем будущем. Возможно, это то самое колдовское предчувствие будущего, обладанием которым так гордился его наставник.

«Убийцы, у вас новый приказ...»

С трудом сдерживая эмоции, он продолжил.

«Уничтожьте группу противника — всех, кроме транспорта и тех, кто может находиться в нем. Я окажу вам поддержку Искусством. Распределите между собой цели и немедленно приступайте. Это все.»

Других указаний от своего крылатого господина солдаты империи и не ждали.

Он сам не понимал, как так получилось. Наверное, это было предопределено судьбой.

В ту самую ночь, когда он решился разделить свой танец с другим драконом.

Опять небеса поглотила ночь, и прохладный, ласковый ветер касается его изломанных крыльев. Мозг убил ощущение боли после того, как оно достигло определенного порога, опасного для организма. Он явно немного не рассчитал высоту, или положение, или скорость ветра и что-то еще и мгновенной смерти от удара о каменистую землю подножья Скальной Стены не получилось.

Теперь он медленно умирал, находясь в сознании и почти ничего не чувствуя. Как жаль, что мозг был не способен точно так же убрать боль душевную, убить агонию разума, все еще переживающего одну и ту же сцену, по много раз повторяющего её снова и снова...

– Я ухожу, прости.

Слова прозвучали так обыденно и сухо, что он сначала даже не осознал их истинного значения.

– Прости, я...

– Прощай, друг мой... И спасибо.

Дракон со стальной чешуей и ярко-зелеными глазами лишь на миг позволил былому выражению любви и признательности промелькнуть в усталых глазах. Посмотрев последний раз на своего партнера, он собирался было отвернуться и взлететь, но его остановил тихий, полный отчаяния голос зеленого самца.

– Но я же... Люблю тебя...

Резко развернувшись, стальной со странным выражением посмотрел на его раздавленную горем фигуру. В светлых глазах дракона стояли слезы, дыхание вырывалось из груди с негромким хрипом. Было видно, что историк лишь из последних сил не позволяет себе впасть в истерику и завыть от ужаса и отчаяния.

Тем не менее, зеленоглазый остался неприклонен.

– Я ухожу. Почему? – лишь на миг дракон замолчал, словно собираясь с мыслями и думая, говорить или нет. – Я встретил самку, узор которой идеально сочетается с моим собственным...

– Но мы...! – отчаянно взвыл его бывший партнер, невольно делая шаг вперед. Его расширившиеся глаза потемнели от ужаса, весь его вид заставлял сердце стального дракона невольно сжиматься, но он уже решил, как именно им нужно расстаться. Для его же блага.

Ошибся...

– …мне есть, о чем с ней говорить. Она занимается тем же, что и я. Ты же знаешь, насколько важна для меня моя работа...

Он продолжал, как ни в чем не бывало, не обращая внимания на отчаянные стоны зеленого и бегущую по щекам серебристую влагу. Не замечая, что тот его не слушает.

– Поэтому я ухожу.

– Пожалуйста... – зеленый самец двинулся вперед, низко пригибая шею и расправляя крылья. – Пожалуйста... Не делай этого! Не...

Его лапы неожиданно подкосились, и он неуклюже упал, отчаянно стеная.

– Не уходи... Я исправлюсь! Я сделаю все, что ты захочешь, я...

– Уже поздно.

Не в силах сдерживаться, шокированный и разбитый, стальной развернулся и, оттолкнувшись лапами, взлетел, оставив стенающего зеленого одного.

В тот миг дракон, чья решимость в танце когда-то создала такую, как ему думалось, прочную и удивительную связь, почувствовал пустоту в груди, прямо над сердцем. Ритм их общего танца умер, и вернуть к жизни его уже ничто не могло...

А теперь, в степи, у самой скальной стены умирало и его тело.

Это был его собственный выбор и он ничуть не жалел, даже тогда, когда в глазах начало темнеть и ласковые прикосновения ночного ветра уже перестали ощущаться им в полной мере.

Его кровь пропитывала каменистую и бесплодную землю. Испещренный бесчисленными созвездиями темный купол неба начал расти, постепенно заполняя собой все мироздание. Вновь задул ветер – гораздо сильнее тех, что осмеливались нарушать покой бескрайних травянистых степей его родного мира. Он почувствовал легкость во всем теле, которое, словно опавший листок, таинственный ветер, дующий, казалось бы, из одного конца звездного неба в другой, начал потихоньку поднимать, отрывая от окровавленной земли. Все было почти так же, как той судьбоносной ночью, когда они танцевали вдвоем под звездами, давая друг другу обещания без слов и еще не зная, что когда-то, одному из них будет суждено от этих обещаний отказаться.

Он умер.

Хрустальные лилии.

Дракон провел тонким изогнутым когтем по бледному лицу двуногой самки.

Она была единственной, кого они обнаружили, вскрыв бронированный корпус транспортера. Она была тем, что они искали, ибо сама представилась, стоило только бойцам притащить её — безвольную куклу с тонкими конечностями и бледным заостренным лицом с огромными глазами к тому месту, где остановился колдун.

– Я – та, что тебе нужна.

Для зеленого это стало откровением. Заклятье, которое он использовал чтобы понимать язык местных, не могло дать сбоя, и все же.

– Кто ты?

Его тон сочился очевидной угрозой.

Солнце играло на бесчисленных хрустальных осколках повсюду торчащих из песка. День на этой планете, казалось, мог длиться вечно. Голубоватые лучи звезды мучили привыкшие к темноте глаза Танцующих Убийц, и они старательно прятали бледные лица в глубине просторных капюшонов своих серых с серебром мантий. Неожиданно подул ветер, поднимая мелкий песок и раздувая капюшоны стоящих полукругом над распростертой среди разбрасывающего блики хрусталя девушкой. Её длинные волосы были такими же же белыми, как и у пленивших её имперцев. Взгляд ничего не выражал, как и застывшее, словно фарфоровая маска лицо.

Именно это раздражало дракона больше всего.

Одна его мысль и разбросанные по песку хрустальные осколки поднялись в воздух, остановившись на уровне головы пленницы. Неровные, играющие бесчисленными радугами бритвенно-острые кромки стали лениво вращаться вокруг своей оси, подрагивая и неторопливо приближаясь к лишенному выражения лицу.

Она даже не моргнула, когда одна из граней прошла в дюйме от её глаза...

Лишь подняла глаза, посмотрев прямо на имперского колдуна.

Хрустальные лезвия замерли в воздухе и через миг вспыхнули ослепительным белым пламенем, заставившим дракона невольно отшатнуться назад, чуть не упав на хвост.

Девушка медленно встала на на ноги и непонимающе огляделась вокруг, как человек, только что проснувшийся в совершенно незнакомом месте. Её взгляд скользнул по закутанным в мантии фигурам Танцующих Убийц и бойцы Империи отпрянули, почти синхронно сделав шаг назад. Серые, ничего не выражающие глаза наконец остановились на шокированном колдуне, из удлиненной пасти которого, шелестя, вырывались слова убийственного проклятья...

Фарфоровое лицо вставшей в полный рост самки расколола искусственная улыбка. Она вытянула в сторону дракона тонкую руку и возникший перед зеленым черный росчерк – стрела абсолютного мрака, вечно жаждущего и способного пожрать что угодно – исчезла, не достигнув цели.

Просто растворилась в раскаленном солнцем воздухе пустыни, в двух дюймах от бледной ладони с длинными пальцами.

Пылающие нестерпимо ярким огнем осколки выстроились над её головой полукругом, образовав некое подобие арки божественного света, изображать которые над ликами своих святых так любили художники множества миров, покоренных и уничтоженных ненасытной Империей.

– Кто я?

Голос создания – дракон не мог и не хотел называть его человеком, это было слишком болезненно и вызывало... ужас... – нес в себе вполне ощутимые нотки растерянности. Девушка шагнула вперед, словно и не обращая внимания на потянувшегося за закрепленным на поясе оружием зеленого.

– Я – та, что тебе нужна.

Она сделала еще один неуверенный шаг по изрезанному осколками песку. Медленно и плавно её рука поднялась на уровень груди, пальцы раскрылись, напомнив дракону паучьи лапки. Звезды над головой самки дрогнули и, неожиданно, прежде чем дракон успел среагировать и выстрелить из мгновением ранее оказавшегося в лапе деструктора...

Мир вспыхнул нестерпимо ярким светом, заставив дракона зареветь от боли. Через секунду все сущее поглотила блаженная тьма, оставив после себя лишь далекий – на пределе слышимости его прекрасного слуха – шепот.

Я – та, что тебе нужна. Я – та, у кого есть для тебя дар, обманутый и обращенный. Этот дар – то, чего не удостаивался еще ни один из твоего нового народа. Когда-то он вызвал великое зло и, не сумев справиться с ним, заключил Тьму в собственные души, разделив море по капле и надеясь таким образом избежать гнева разрушительных волн... Но они ошиблись. Ты тоже теперь несешь в себе каплю Тьмы, ты чувствуешь? То могущество, что тебе дали, возродив плоть новой, обновленной, чем ты заплатил за него? Этой капли оказалось достаточно, чтобы пропитать насквозь твою душу... Но я помогу тебе. Я помогу исправить то, что еще подлежит исправлению... Мой дар тебе – Хрустальная лилия, последняя из тех, что были когда-то взращены в этой безводной пустыни. Я – Хранительница души цветка, также последняя из всех. Остальные мертвы, я больше не чувствую их. Убиты твоим народом, уничтожены в прах вместе с нашими городами, моим народом... Но я прощаю вас, ибо ваша собственная судьба во сто крат страшнее того, что вы принесли моему миру из страха перед прозрением. Но ты обретешь то, что искал и этот дар станет твоим проклятием...

Шепот отдалялся от него. Дракон проваливался в забытье в то время как из памяти проступали образы его прошлого – уже не столь давнего, гораздо ближе, острее...

О великая Тьма...

Степи горели и пронзительный ветер гнал волны огня по сухому травостою. Где-то неподалеку он когда-то расстался с жизнью... Только для того, чтобы возродиться, обретя могущество и вернуться ради мести.

Это был дар. Он до сих пор помнил желтые и застывшие, словно неживые, глаза наставника, когда тот подарил своему ученику месть. Месть целому миру – родному миру, которые когда-то отверг свое дитя.

Ты был способен радоваться смерти и желать мести, но не сострадать и печалиться. Душевную боль она превратила в ярость, обиду – в ненависть, тоску по любимому – в жажду убийства...

Теперь степи пылали. Пылали, сияя на фоне звездного неба огненными цветами беззвучных взрывов, возвышавшиеся на горизонте изящные здания исследовательского ядра. Горел и метался в агонии, казалось, сам воздух.

Теперь его путь лежал к жилым зонам...

Но, не смотря на её воздействие, ты нашел в себе силы сопротивляться. Пусть даже и бессознательно, не понимая, не осознавая, насколько важной для тебя является эта невидимая борьба за контроль над собственной душой...

Воспоминания пошли рябью, размываясь и одновременно с этим дробясь. Какие-то моменты были скрыты серой пеленой и он с ужасом понял, что это было то, что стерла из памяти на миг пробуждавшаяся душа.

Он видел горящие, плавящиеся улицы своего родного города. Городом это поселение можно было назвать лишь условно, ни никакого другого слова в этот миг ему в голову не пришло. Повсюду беззвучно вопил психопластик, умирая под пламенем и из последних сил стараясь защитить своих создателей от пламени и удушья.

Но создатели гибли. Некоторых – память молчала, но догадаться было легко – он убивал сам, не доверяя вызванному колдовством пламени. И в какой-то миг...

Он не помнил того, что их окружало, не помнил деталей. Но огненный ад вдруг отступил, оставив лишь пару драконов, вырвавшихся из объятой огнем постройки...

Ярко-зеленые, пронзительные глаза...

Чешуя цвета стали, по которой рассыпались дрожащие отблески огненного ада...

И дрожащая от ужаса серая самка, в золотых глазах которой блестели слезы.

Наверное, он все-таки надеялся, что не встретится с ним лично. Глаза дракона расширились, крылья распахнулись и он, не веря своим глазам, бессознательно отступил от явившегося прямо из стены огня призрака прошлого. Губы пришедшего из ада фантома раскрылись, демонстрируя клыки в насмешливом оскале, зеленый дракон сделал шаг к нему, и его застывшие глаза, казалось, не выражали совершенно ничего.

И тогда его разум пронзила боль. Имеперц, возрожденный колдун, убивший себя когда-то, в отчаянном и яростном полете разбившись о каменистую плоть родного мира, пронзительно взвыл, задирая морду к ночному небу, еле различимому в танце искр.

Они оба смотрели на тебя и не могли отвести взгляда. Она – ничего не понимая и поэтому испытывая жалость, он – понимая все слишком хорошо и из-за этого ощущая сжимающий внутренности холодный ужас. Когда ты, словно обезумев, бросился к ним, Он встал у тебя на пути, рыча и собираясь до последней капли крови защищать любимую. Ну а ты... Ты, призвав Тьму вырвал их и себя заодно из разлившегося пламенем Ада. В следующий миг вы уже стояли у имперского челнока и твой новый, совершенный разум, соединившись напрямую с бортовыми компьютерами системами корабля, задавал программы и прокладывал курс...

– Улетай...те... У-улетайте... У-у-у...

Ты шептал, словно одержимый, не замечая как слова, перетекают в тихий вой. Ты знал, что времени осталось немного – воины империи пребывали на обреченную планету, стремясь как можно быстрее попасть в корчащийся в волнах магии, обрушенной первой волной колдунов мир.

Не желая больше терять времени, а главное – видеть застилавшую зелень любимых глаз тоску, смешанную с недоверием и непониманием, он просто втолкнул обоих в челнок и прикосновением разума захлопнул люк. Зашуршали двигатели, корабль поднялся, стремительно унося в темное небо его единственного возлюбленного, того, с кем он когда-то надеялся, танцуя, пройти переменчивой и извилистой дорогой жизни...

Но не всегда все получается так, как мы того желаем, не так ли? Теперь ты понимаешь, почему я выбрала именно тебя? Теперь ты понимаешь, почему удостоился чести стать последним хранителем Хрустальной лилии? Теперь...

Он готов был кричать и вопить от ужаса, когда вновь увидел его. Наставник, обнажив в столь знакомом оскале свои белоснежные клыки, подтолкнул гостя крылом и дракон сделал шаг вперед. В его глазах не было ничего. Живая зелень превратилась в тусклый нефрит, отражающий лишь рассеянный свет корабельных осветителей.

– Ты же его искал, не так ли?

Голос, который, как он знал, мог быть одновременно нежным и злым, с еле ощутимыми стальными нотками и привкусом собственного превосходства над любым, к кому бы не обращался иссиня-черный дракон... Этот голос был переполнен наигранной ласки

и благодушия.

– Дарю! – улыбка дракона стала еще шире. Зеленый колдун, чувствуя как в груди растет ощущение пустоты и холода, содрогнулся.

– Что...

Он не сразу нашел в себе силы задать терзавший его вопрос. Сглотнув, усилием воли он заставил себя продолжать.

– Что вы с ним сделали... Наставник?

Дракон, сверкнув глазами, приблизил свою огромную морду к изящной и миниатюрной морде своего собеседника с зеленой чешуей. Его шепот был еле слышен, осветительные панели на потолке испуганно мигнули.

– Оковы духа...

Ты испытал ужас, понимая, что твой возлюбленный навсегда стал твои рабом. Безвольным, с изуродованной, сломанной душой. В тебе самом в тот момент что-то умерло и ты поклялся больше никогда не давать воли чувствам, не испытывать боли, но...

Для жаркой планеты, состоящей, судя по отчетам разведчиков, из одной пыли еще не придумали подходящего названия. Придумают, после того как она будет официально присоединена к Империи.

– А знаешь, что самое странное? Мы не знаем, что вообще ищем! «Хрустальные лилии», а? И как это вообще понимать? Теоретически, судя по опыту прошлых операций такого толка, этот артефакт в материальном мире может быть представлен чем угодно. Помнишь, что приключилось на Керсахресе?

Зеленый позволил себе негромко насмешливо фыркнуть. Любой из его подчиненных, услышав этот звук, никогда бы не поверил, что его источником является глотка крылатого Повелителя Пламени. Когтистые пальцы колдуна непроизвольно дрогнули, чуть не выронив тонкую полоску мяса. Внимательно проследив, чтобы его молчаливый слушатель полностью прожевал и проглотил предыдущий кусок, он вложил новый в приоткрытую пасть дракона.

Пронзительным воем по коридорам и отсекам древнего корабля Империи разнесся сигнал начала подготовки к высадке.

Взгляд самца, обращенный до этого на собеседника дрогнул и скользнул куда-то в сторону.

– Ну вот, мы с тобой и покушали, да?

Ему отчаянно не хотелось уходить. Он – как всегда – нежно потерся мордой о безразличную, ничего не выражающую морду самца со стальной чешуей и тусклыми, безжизненными глазами. Убедившись, что тот более ни в чем не нуждается, зеленый поднялся с теплого ложа из психопластика, на котором его спутник проводил большую часть времени вот уже... Он не мог точно сказать, сколько именно прошло лет с той поры, когда они начали путешествовать вместе.

– Я... Я скоро вернусь, не волнуйся. Обычная операция. – зеленый дракон сглотнул и быстро отвернулся, не выдержав безразличного взгляда блестящих, остановившихся глаз.

Сколько ты дашь за то, чтобы в них вернулась жизнь?

Он резко очнулся, тяжело дыша. В глаза ударил яркий свет, над ним – распростертым на горячем песке, склонились каменно-спокойные лица Танцующих Убийц.

Доминантный боец подобострастно склонил голову.

– Господин, мы уже вызвали целителей... Они прибудут...

Не обращая внимания на окруживших его имперцев, дракон неуклюже поднялся на лапы и тут же увидел лежащую неподалеку среди хрустальных осколков бледную девушку. Сначала ему показалось, что она мертва и из горла дракона вырвалось отчаянное шипение... Он подошел ближе, с надеждой вглядываясь в её неожиданно постаревшее и утратившее неестественную гладкость лицо.

– Нет, проклятье, нет! Только не сейчас... Ты должна жить, слышишь?!

Он осторожно схватив её узкие плечи когтистыми пальцами тряс девушку, словно хотел разбудить.

– Скажи мне! Скажи, как все исправить! Скажи! Ты же обещала!

Он не обращал внимания на горячий ветер, секущий чувствительные ушные перепонки острыми гранями поднятых им песчинок. Не замечал, как вечно безразличные и холодные лица Танцующих Убийц недоуменно дрогнули. Не видел появившихся в ярком и абсолютно беззвучном всполохе лазурного пламени целителей, которые тут же торопливо направились к нему через усеянный хрустальными осколками песок, приподнимая полы длинных темно-синих с серебряным шитьем мантий.

Самка казалась сломанной куклой в его лапах. Она молчала, потому что жизнь покинула её тело.

Дракон взвыл...

Ты сам знаешь ответ на свой вопрос. Теперь – знаешь. Мой дар тебе – Хрустальная лилия. Посмотри сам...

Голос появился в его голове внезапно и столь же стремительно исчез, оставив после себя трепещущую пустоту. Он понял, что больше не услышит её никогда...

И понял, что должен сделать.

Корабль слегка подрагивал, словно беспокойный зверь, терзаемый какими-то своими, странными сновидениями. Что могло бы сниться космическому кораблю? А кораблю Империи? Наверное – смерть, горящие, кричащие в агонии на всех доступных радиочастотах миры, плавающие в космосе обломки тех судов, которые осмеливались ему противостоять, их прекрасная смерть – когда металл плавится и превращается в раскаленный газ, а тела пассажиров мгновенно сгорают или взрываются от декомпрессии.

Ему было все равно, что снится этому прóклятому кораблю. Задерживаться на нем более он не собирался.

Лапа, держащая оружие, ощутимо дрожала, но он уже сделал выбор. Соленая влага текла по его морде, чувство, которое еще недавно казалось забытым, бушевало в груди, грозило свести с ума...

Он выстрелили. Тело упало на ложе, не издав ни единого звука. Оружие выпало из вмиг ослабевших пальцев. Колдун отчаянно выл и плакал, слезы, падая на мерцающие плиты пола его каюты, тут же превращались в лед.

Сколько прошло времени, он так и не понял. Быть может – всего час, а возможно — несколько дней. Время теперь не имело особого значения.

Корабль был мертв. Все его внутренности вместе с экипажем поглотил Ад. Он взглянул в большой обзорный экран рубки, теперь темный и ничего не выражающий. В безжизненной поверхности жило его отражение, мерцал в середине груди, словно вросший в нее, с лепестками, пульсировавшими черными прожилками, цветок хрустальной лилии.

Цветок, поглотивший саму Тьму.

Изменено 5 июня, 2011 пользователем Мирроар

[Seliat]

*тоскливо* Как оно мне надоело - жесткость... в 90% литературы она... Написано качественно.

[Дантист]

Отлично пишешь Мирроар. Красивые, хотя и сложные предложения, много ярких сравнений. Из минусов - разве что излишняя перегруженность предложений, затрудняющая восприятие.

[Khael]

Хрустальные лилии-великолепны. Весьма сильно зацепило, за живое. Передача образов и эмоций, аллегорические описания...ррряяя^^ Только больно уж твой мир...мрачен, безнадега сопровождает каждый шаг живущих в нем и тень Империи стоит за плечом даже всецело поглощенной поцелуем пары...после нескольких первых рассказов уже не ждешь ни хеппи-энда, ни торжества справедливости, и не надеешься что самые светлые чувства не будут замутнены каплей местной Тьмы. Впрочем Тьма мне по душе, хоть и в несколько иной интерпретации) Вобщем спасибо за рассказы.

[Мирроар]

Убить дракона

Тяжелый стальной клинок в его руке ощутимо дрожал. Путь был пройден, погруженный в ночь город остался позади. Серый металл меча маслянисто поблескивал в заполнявшем комнату тусклом свете луны. Человек поднял глаза и встретился взглядом с драконом.

- Я здесь... Чтобы убить тебя. – Хриплый голос надломился, пальцы сильнее обхватили обтянутую потертыми кожаными полосками рукоять клинка. – Ты ответишь за все свои злодеяния, тварь.

Ненависть, прозвучавшая в последней фразе, удивила его самого. Дракон лишь медленно склонил утонченную рогатую морду, словно в знак согласия.

По-удобнее перехватив свое оружие, человек сделал шаг вперед. Затем еще один и еще. Осторожно ступая по гладким, еле теплым каменным плитам, он старался полностью сосредоточить внимание на своем опасном противнике. Не смотря на это, его цепкий взгляд то и дело, по привычке скорее, примечал детали обстановки. Высокая полутемная комната центральной башни была непривычно пуста. Никаких окон, только широкий зев выводящей на лишенный перил балкон арки. Дракон сидел спиной к раскинувшейся за аркой темной и облачной ночи и убийцу не покидала уверенность, что опасный зверь вот-вот сбежит.

Тебе меня не одурачить, – зачем-то негромко продолжил он, остановившись в четырех шагах перед монстром. – Защищайся.

Никакого ответа. Чешуйчатый зверь так и застыл со склоненной мордой, глядя в пол. Столь очевидная покорность... Человек уже мысленно отметил для себя вероятно уязвимую точку на изящно изогнутой длинной шее создания, удар в которую, несомненно, способен был причинить значительный вред.

Все еще неуверенный и обескураженный подозрительной покорностью зверя, убийца напрягся, готовый разорвать дистанцию и нанести резкий рубящий удар тяжелым клинком, когда дракон медленно поднял голову и посмотрел ему прямо в глаза.

Человек невольно застыл. Его взгляд был пойман поразительными глазами хищника, сияющими, словно чистое небо в самый разгар лета. Большие рассеченные узкими черными зрачками глубины притягивали. Глаза дракона напоминали драгоценные камни, живые и, благодаря этому – бесконечно глубокие, неповторимые и изменчивые.

«Целься в шею. Ближе к голове». Неожиданная мысль рассекла сознание убийцы, словно падающая звезда и человек не сразу понял, что она принадлежит не ему.

Меч в руке налился непривычной тяжестью. Он нашел в себе силы оторваться от удивительных глаз зверя, но лишь для того чтобы пристальнее оглядеть освещенного скупым светом луны дракона. Острые, хищные линии. Мелкая серая чешуя, покрывающая поджарое мускулистое тело, сложенные сейчас широкие, словно паруса, темные крылья.

Человек был молод и безрассудное любопытство быстро взяло верх над страхом быть одураченным и желанием покончить с этим делом как можно скорее.

Не меняя позы, напряженный и готовый в любой миг нанести удар, он тихо заговорил со зверем. Казалось, голос убийцы тревожит затаившуюся по углам комнаты тьму, заставляя ее пульсировать и извиваться.

- Почему ты не сопротивляешься, дракон?

Снова взгляд прямо в глаза, на этот раз дольше и как будто пронзительнее.

«Бей...». Тихая мысль на мягких кошачьих лапах проскользнула в сознание человека.

Облаченный в черное убийца чуть опустил клинок, переходя в оборонительную позицию.

- Я не стану нападать пока не услышу ответа. – Человек облизнул тонкие губы. Невольный страх, с которым он боролся все время до встречи с хищником, постепенно уходил.

Медленно и почти бесшумно дракон встал на все четыре лапы. В его позе не было ничего угрожающего, но убийца невольно поднял тускло блестящий клинок повыше и напрягся, готовый к неожиданному нападению. Человек понимал, что перед ним более чем опасный противник, который без особого труда может убить его одним ударом тяжелой когтистой лапы...

Когда скопившийся в комнате полумрак пронзил глубокий и мягкий голос, лишь постоянное напряжение, сковавшее тело, позволило убийце остаться неподвижным.

- Тебе заплатили, – четко проговорил крылатый зверь странным, совершенно нечеловеческим голосом, вновь поймав взгляд убийцы своими сверкающими в полумраке глазами. – Заплатили за смерть.

Между ними снова повисла тишина, словно это и было ответом.

- Это так, – после непродолжительного молчания откликнулся человек. – Но это ничего не объясняет. Почему ты не сопротивляешься?

Опять тишина. Дракон некоторое время просто смотрел на него своими удивительными глазами. С тихим звуком его крылья вздрогнули, двинулись и вновь застыли плотно сложенные. Неожиданно, зверь отвернулся. Развернувшись, дракон сел к человеку спиной, обняв сильные задние лапы длинным чешуйчатым хвостом. Он так и сидел, глядя в ночное небо через образованный широкой аркой выход на балкон. Далеко внизу, под башней, неподвижно застыл темный и покинутый город.

Так и не дождавшись ответа, убийца сделал осторожный шаг вперед. Дракон не обратил на это никакого внимания, его крупные перепончатые уши даже не дрогнули, если они вообще могли двигаться и реагировать на звуки. Продолжая настороженно следить за зверем, человек обошел его сбоку и встал на небольшом расстоянии так, чтобы видеть рогатую голову. Взгляд дракона, как ему показалось, был устремлен в никуда.

- Послушай... – Начал было человек, но тут мысль, гораздо более резкая и пронзительная, чем раньше, прервала его на полуслове.

«Если не хочешь убивать – уходи. Другие придут»

Ошеломленный, убийца так и застыл, наконец опустив тяжелый клинок. Следующий вопрос он смог задать лишь через несколько минут, до сих пор неуверенный в том, что все происходящее не является абсурдным сном.

- Ты знаешь, кто заплатил Ордену за... – Он запнулся, чуть не сказав «убийство чудовища». – За твою смерть?

Тишина. Затем еле слышное, на самой границе сознания.

«Да»

Прошло совсем немного времени. Человек сидел, скрестив ноги, на чуть теплом каменном полу. Меч лежал рядом с рукой, с таким расчетом, чтобы его можно было мгновенно схватить. Они оба – странный крылатый зверь, по-своему прекрасный и его облаченный во мрак убийца словно застыли в глубокой задумчивости.

Тишину вновь нарушил человек. Он неожиданно ясно понял для себя всю суть происходящего. В его голосе не было уверенности, лишь любопытство и тревога.

- Зачем ты заплатил Ордену за собственную смерть? И... Как это вообще возможно? Ты же не мог просто найти посредника...

Молчание. Он уже думал, что не получит ответа на свой вопрос, когда в сознании загорелся целый каскад образов. Люди, люди в городе внизу, который казался покинутым сейчас. Уважение, любовь, радость... Пораженный, человек наблюдал странные сцены. Гремящий праздник на площади, люди в ярких одеждах празднуют середину лета. А в самом центре... Дракон, застывший словно прекрасное изваяние из серого камня. Проходя мимо, горожане низко кланяются. Вот человек, богатая одежда которого говорит о высоком положении вдруг, поклонившись, заводит с крылатым зверем беседу... Новый образ, коленопреклоненный молодой человек в белых одеждах. Широкий зал, сияющие витражи на окнах. Его белые одежды расцвечены тусклыми красками льющегося из витражных окон света. В протянутых руках ярко поблескивает клинок из дорогой стали, который он протягивает возвышающемся над ним дракону рукоятью вперед... Собравшиеся люди приветственно кричат, на глазах одной из женщин слезы, ведь это ее сын становится новым защитником страны...

Убийца вынырнул из этих ярких, захвативших сознание образов, яростно хватая ртом воздух. В следующие мгновения он пытался понять, где находится...

- Я... Понимаю... – отдышавшись пробормотал он, тряхнув головой и посмотрев на сидящего в той же позе дракона. – Люди... Когда-то преданные тебе помогли связаться с Орденом. Но... Зачем? Почему ты ищешь смерти от руки человека?

Еще не закончив вопрос он неожиданно понял, что дракон просто не может иначе. Словно краткий мысленный контакт породил между человеком и крылатым зверем едва ощутимую связь...

На этот раз сидевший на полу убийца вздрогнул, когда дракон неожиданно заговорил с ним вслух.

- Пустота. – Глубокий, низкий голос с непонятным выражением. – Пустота тянет меня с собой. Вот тут.

Тяжелая когтистая лапа дракона поднялась и коснулась центра груди.

Человек почти ничего не понял и тут же поплатился за это.

Очередной мысленный контакт, на этот раз – волна ощущений, безмолвное объяснение сути того, что сложно описать простыми словами...

Задыхаясь, человек упал на каменный пол, прижав руки к груди и невольно пытаясь поджать колени, свернуться клубком.

- Одиночество... – с трудом прохрипел убийца, горло до сих пор сжимало от пережитых ощущений. По щекам человека медленно струилась холодная влага. – Это... Одиночество. Во всем, каждая капля... Всего, это только одиночество. Это...

Он не смог договорить, слова на миг потеряли смысл для существа, которое большую часть жизни считало себя лишь бездушным орудием убийства. Сам не понимая, зачем, он поднял руку и потянулся к дракону. Покрытые тонкими шрамами пальцы коснулись серой чешуи и зверь ощутимо вздрогнул. Когтистые пальцы на его крыльях сжались.

Убийцу окутала волна недоумения, но он не стал убирать руку. Вместе с пальцами к гладкому чешуйчатому бедру прильнула ладонь человека. В этот момент дракон над ним отвернулся от окаймленного серым камнем неба в арочном проеме, взглянув на него сверху вниз.

- Это... – недоуменная, странная пауза. – Убьет меня?

Человек бы рассмеялся, если бы связь с сознанием дракона, которая казалась не толще волоска, не говорила ему, что дракон совершенно серьезен. Странный вопрос, неужели он думает, что прикосновение способно убить?

Непрошеный ответ, почти привычно, ворвался волной наполовину обличенных в слова образов. Убийца, страшный человек... Черный, несущий смерть, скорее опасный образ, не человек даже, а ядовитый монстр с многими конечностями, прячущийся во тьме, чье оружие легко разрезает чешую, а руки плюются обжигающим, смертельным светом... Даже не его, но больших и сильных взрослых с толстой чешуей и могучим оружием. Страшный человек. Который крадется незаметно и бесшумно. Без запаха и звука. Как сама тьма. Как сама смерть.

Убийца охнул, возвращаясь к реальности. Мысленный контакт с драконом давался непросто. И тут – очередная, обжигающая волна понимания...

- Ты... – он секунду подбирал слова. – Ты – ребенок? Дракон-подросток, так?

Никакого ответа, но наивность некоторых образов лишь подтверждало неожиданную догадку человека. Впервые за годы жизни он не знал, что делать. Дракон все еще возвышался над ним и просто смотрел на человека. Только теперь убийца мог видеть оттенки чувств в огромных блестящих глазах и это пугало его.

Мысли человека хаотично перепрыгивали с одной темы на другую. Город внизу, который он счел давно покинутым. Почему люди, столь благожелательно настроенные к жившему среди них малолетнему дракону ушли? Как случилось, что этот дракон-подросток остался один в этой башне, ожидая... Своих убийц? Он... Очень одинок. Сама эта мысль напомнила об ощущениях от контакта и убийца невольно зажмурился. Чудовищно одинок. Но зачем платить за собственное убийство? Неужели он не мог сам...

Человек невольно отвлекся, пытаясь представить. Что может быть проще? Взлететь как можно выше в это серое, затянутое облаками небо и просто сложить крылья, держа их плотно прижатыми к изящному, серому телу, пока оно стремительно несется вниз, яростно преодолевая сопротивление воздуха...

«Правда?» наивное недоверие. Мгновенная пауза и снова, уже без трепещущей неуверенности «Правда возможно?..»

Человек очнулся от своих мыслей и тут же все понял, но было уже слишком поздно. С неожиданной энергичностью молодой серый дракон поднялся и в один прыжок оказался на балконе. Сильные лапы легко оттолкнулись от серого камня, крылья распахнулись с тихим хлопком...

- Стой! – натренированное тело позволило убийце почти мгновенно оказаться на ногах. Не совсем хорошо понимая, что делает, человек бросился за драконом на балкон. – Не делая этого!

Но он уже летел вверх. Лишь на миг оглянулся, выгнув шею. Далеко внизу человек, одетый в черное, с бледным и изможденным лицом. Его левую щеку пересекал неровный, грубый шрам. Глупо взмахивая руками он просил его остановиться, подняв к небу плоское лицо. В последующий миг дракон попытался объяснить. Мать, отец, бегство, корабль... Наемные убийцы, люди, бегство, бегство, бегство... Многие годы. Опасное, яркое оружие, способное превратить кровь в пар на огромном расстоянии, отчаянно жгучие лучи. Мертвые родители, авария, крушение... Планета и люди на ней, одиночество, одиночество, одиночество...

Убийца, все еще стоя, глядя в небо на быстро удаляющегося дракона. По бледным щекам человека катились слезы. Он просто не знал. Это не укладывалось у него в голове. Дракон не знал, что можно умереть как-то иначе, кроме как от руки человека-убийцы. Не знал... Это просто...

Его мысли прервало последнее, мягкое и наполненное теплом послание. Оно, словно малое, не способное обжечь солнце, остановилось где-то в груди, под сердцем. Лишь одно слово, сказанное в миг, когда темная точка над горизонтом вдруг ринулась вниз на огромной, ошеломительной скорости разрезая серое предрассветное небо на пути к земле.

«Спасибо»

Изменено 18 сентября, 2012 пользователем Мирроар

[BinExis]

Интересный рассказ, мне понравился.

[Дракончик]

Красивый рассказ с грустным концом.

P.S. Не стал бы дракон в действительности складывать крылья. И имеется, по крайнуй мере, пара причин для этого:

Одиночество не приводит к суициду, лишь к деградации разума (одичание).

Даже если дракон и надумает сложить крылья (допустим), нервная система ему этого не позволит. На критической высоте крылья раскроются сами, независимо от того, хочет этого сам дракон или нет

[Khael]

Покрытые тонкими шрамами пальцы

Шрамами пальцы...даже не знаю насколько специфической должна быть травма, способная оставить шрамы и при этом не отрубить сами пальцы...вобщем может ничего невероятного, но как-то на миг сбивает вот этим вопросом погружение в повествование. Я бы сказал "мозолистыми пальцами".

По рассказику...ммм...грустно. Глупый наивный дракончик, у которого в мире больше никого не осталось...увы, одиночество может ломать и убивать ничуть не хуже плазменных пушек. И при этом гораздо более жестоким способом.

[Странник]

*помолчал с минуту, вздохнул и тихо удалился, унеся сие творение в памяти*

[Дантист]

Интересно, как всегда малость неясны детали, но сильно грустным я бы рассказ не назвал.

[Мирроар]

Обещание

Восход солнца застал его неспящим. Тяжелое, неповоротливое светило небрежными мазками очерчивало темнеющие на западе горы. Бархатистый ковер полевых трав и пробуждающаяся громада старого леса купались в изобилии огненных красок. То тут, то там игривыми блестками загорались капли росы на широких расписных листьях полецвета; мир пробуждался, неохотно шурша листвой и оглашая не спешащую уходить ночную прохладу высокими голосами птиц. Пришла пора пробуждения, пришел рассвет, а с ним и новый день лета. Золотистые лучи касались и его тела в лишенной всякого смысла попытке согреть.

Он поднял лапу, с отстраненной нежностью наблюдая за ними. На миг ему показалось, что между их стремлением дать тепло и всем его существованием было что-то общее. Ему стало жаль горячее солнце, которое день ото дня отдавало свой свет этой планете. Столько далекой и темной, никогда не дающей ничего взамен. Планета не думала о своем солнце. Она лишь купалась в его лучах и всего лишь не могла без него жить.

Его кольнула легкая зависть.

Он опустил лапу и подошел к входу в логово, не задевая блестящие от росы резные стебельки травы. Тот, в ком он видел всю свою жизнь, вышел поприветствовать новый день. Покинувший логово, еще не до конца пробудившийся бронзовый дракон сошел с вымощенной каменными плитами тропы, его когтистые лапы коснулись травы и почти тут же стали влажными от росы. Дракон глубоко вздохнул, не замечая его взгляда, и расправил крылья, ловя ими свет нового дня.

Он подошел ближе и остановился рядом с бронзовым, тоже расправляя крылья в бессмысленном подражании. Его молчаливый спутник был немного меньше, с чешуей цвета горящей на серебре слезы и тонкими слюдянисто поблескивающими перепонками. Этот ритуал повторялся каждое утро, день ото дня они стояли рядом и грелись в лучах пробудившегося светила. Серебряный каждый раз чуть склонял тонкую морду, поглядывая на стоящего рядом дракона и пытаясь угадать, о чем тот думает.

Он любил это время за возможность быть рядом с любимым. Просто быть, не обременяя себя условностью разговора. Гадать, о чем задумался бронзовый, наблюдать за тем, как дракон щурит свои большие светло-зеленые глаза, легонько приподнимая морду навстречу светилу. Слышать его дыхание и гулкие удары огромного сердца, знать, что он жив, рядом и с ним все хорошо. Видеть легкую тоску в его взгляде, обращенном к перевернутой лазоревой чаше небосвода… И знать, о ком он тоскует.

Солнце встало, начиная свой извечный путь через небо. Мягкий порыв ветра заставил бронзового дракона, повинуясь инстинкту, сильнее расправить крылья. Он тихо вздохнул и дернул мордой, словно возвращаясь из плена глубокой задумчивости. Плавно потянувшись всем телом и издав приглушенный горловой рык он, внезапно, словно сорвался с места, резко отталкиваясь мощными задними лапами и взлетая…

Серебряный еще долго смотрел на небо, после того как дракон скрылся из виду. Неохотно сложив крылья, он подошел к опустевшему логову, по дороге к своему дереву как обычно заглянув через порог. Любопытный серебристый нос застыл в нерешительности на границе уютного и такого знакомого полумрака логова бронзового. Дракон, как и всегда, не смог заставить себя войти.

Обойдя жилище бронзового, он вернулся к своему дереву, ложась у самых корней в уютной тени и позволяя мыслям течь свободно вместе с ускользающим временем... Его задумчивость была прервана яркой бабочкой, которая, легко порхая, перелетала с одного соцветия на другое по освещенной ярким летним солнцем поляне. Сверкающие и теплые воспоминания заставили его тут же вскочить на лапы и броситься в погоню за ярким насекомым. Иногда ему почти удавалось поймать маленькую негодницу, но каждый раз бабочка ускользала.

Он никогда не был особо удачливым охотником. Даже ловя яркую бабочку серебряный расставлял когтистые пальцы таким образом, чтобы в случае удачного нападения не повредить насекомому.

Поглощенный охотой он и не заметил, как прилетел бронзовый.

Осознав, что любимый возвратился домой, серебряный оставил бабочку в покое и тут же вернулся к логову, садясь у порога в ожидании возможности увидеть дракона вновь.

Над равнинами бушевала ночная гроза. Сияющие нити молний то и дело падали на землю с набрякших влагой тяжелых небес. Бледные вспышки заливали все вокруг холодным мертвенным светом, жесткие струи дождя хлестали по взволнованной ветром траве.

Серебряный не находил себе места, бродя туда-сюда перед логовом и то и дело останавливаясь у порога чтобы заглянуть внутрь. Бронзовый беспокойно метался во сне, дыхание дракона с хрипами вырывалось из могучей груди. Когтистые пальцы то и дело терзали твердый каменный пол, оставляя небольшие бороздки в камне.

Дракон заболел еще несколько дней назад. С тех пор ему становилось все хуже и серебряный не знал, чем ему помочь. Осознание собственной беспомощности приводило его в ужас, он метался под дождем, отчаянно желая, чтобы бронзовый справился со сжигавшим его изнутри недугом и понимая, что одного желания недостаточно. Серебряный помнил, что драконы болели очень редко. И почти все их болезни были смертельны.

Проходили тревожные ночные часы, а гроза все не кончалась. Его возлюбленный забылся тяжелым, нездоровым сном. Дыхание дракона было еле слышным, а сердце отчаянно билось, из последних сил перегоняя кровь по жилам. Серебряный отчаянно просил небо и землю, дремучие леса и скользящую водную гладь о спасении для своего любимого, умоляя, угрожая и переходя на крик… Оглушенный собственным отчаянием, маленький дракон лег у порога и забылся в чем-то похожем на тревожную дрёму, не закрывая глаз и не имея возможности уснуть.

Прошел еще час, когда серебряный неожиданно ощутил чужое присутствие. Дождь закончился, но небо было темным и ветер, не переставая, шумел в кронах деревьев. Он вскочил на лапы и тут же развернулся, преграждая своим телом вход в логово.

Впереди, средь поникшей травы крался темный хищник. Сгустком ожившей ночи он бесшумно ступал на мягких лапах, направляясь к логову, чей хозяин из последних сил цеплялся за свою жизнь. Среди клубящегося мрака, из которого состояло тело прожорливой твари, особенно выделялись поблескивающие, словно остекленевшие глаза, смотреть в которые серебряному было безумно страшно. Его лапы подкосились и дракон чуть не упал, раздавленный взявшимся словно из ниоткуда ужасом.

Жуткая темная тварь ступила на выложенную камнем дорожку перед логовом. Воздух вокруг серебряного наполнился неестественным холодом, мир словно притих. Дракон опустил глаза, уперев взгляд в землю, и попытался унять охвативший все его существо страх. На каком-то глубинном, подсознательном уровне он знал, зачем пришел ужасный хищник, чьи еле слышные шаги приближались с каждой минутой…

На миг серебряный словно наяву увидел сияющий солнцем день и любимого, стоящего над ним и обнимающего маленького дракона крылом. Он почувствовал его близость, дыхание и еле ощутимый теплый, бархатистый запах. Услышал, как шуршат его чешуйки когда дракон прижимается своим боком к его; услышал его голос, звуков которого был лишен вот уже долгое время, почувствовал его заботливое присутствие и ненавязчивую ласковую опеку. Услышал собственное радостное урчание, которое трепетной птичкой рвалось из груди, стоило бронзовому приблизится и вспомнил радость, беззаботное счастье жизни рядом с тем, ради кого хочется жить…

С полным отчаянной ярости рычанием маленький дракон бросился на сгусток тьмы, вонзая сверкающие, словно осколки лунного света, клыки в ненавистную морду и мертвенно блестящие бездны глаз. Тьма зашептала, извиваясь и терзая серебристое тело серповидными когтями, её продвижение было остановлено и это обстоятельство словно заботило тварь больше причиненных неожиданным нападением повреждений.

Серебряный на миг ослабил хватку от безумной боли, пронзившей его тело, но лишь почувствовав нетерпение темного хищника, его желание оттолкнуть неожиданно возникшую помеху и переступить порог логова, вцепился в плоть из мрака с новой силой. По его телу медленным ядом распространялся холод, он уже не чувствовал одной лапы, но продолжал с новой силой сжимать челюсти и рвать бурлящую тьму на боку твари когтями свободной лапы. В какой-то момент серебряному, не смотря на боль и туманящий сознание холод, вдруг показалось, что он способен одержать верх в этой неравной борьбе…

Но древняя тварь из тьмы оказалась сильнее. Когти вспороли матово блестящую серебристую чешую и дракон на мгновение забылся в небытии от боли… Очнулся он уже лежа на мокрых камнях тропинки, израненный и почти изорванный на куски страшным хищником. Взгляд черных глаз скользнул по нему лишь раз, тварь словно удостоверилась, что он больше не сможет ей помешать, и неслышно скользнула через порог логова…

Серебряный в отчаянии дернулся, попытавшись подняться. Он не мог даже закричать, желая лишь оказаться в силах отдать всего себя ради защиты беспомощного бронзового дракона.

Ему почти удалось приподняться на лапах, когда воздух вокруг наполнился полным ярости шипением. Тварь выскользнула из логова, потревоженная, возмущенная. Даже в движении слагающей её тело тьмы были ярость и негодование, она была вне себя от бешенства.

Он прислушался. Что-то в дыхании бронзового дракона неуловимо изменилось, как-то иначе билось перегруженное болезнью могучее сердце…

Черное, лишенное звезд небо над ним раскололось. Уже проваливаясь в лишенную боли пустоту серебряный понял, что победил.

Они сидели совсем близко друг от друга и смотрели на ствол дерева.

Снега вокруг почти не осталось, весна ласковым зверем возвращалась в эти края, неся с собой солнце и быстрые певучие ручейки. Теплые ветры несли ароматы пробуждающейся земли, первых, спешащих дать всходы трав и послевкусие уходящей зимы. Скоро мир вновь примерит пестрые летние одежды, солнечный свет притупит боль от невзгод и потерь, которые сопровождают тревожные зимние ночи.

Серебряный поднял морду и ласково взглянул на застывшего рядом опечаленного дракона. Сегодня бронзовый подарил ему первый весенний цветок. Маленькое растение с бледно-голубым венчиком лепестков почти потерялось в огромной когтистой лапе. Дракон долго смотрел на него вместе с серебряным, а затем осторожно положил цветок у самых корней дерева.

Маленький дракон отчаянно пытался вспомнить, чем ему так пригляделся этот первоцвет. Он лишь смутно помнил, что очень любил эти цветы и…

Неожиданно он вспомнил. Когда-то давно они жили там, где эти цветы были очень редки. Когда-то они казались серебряному маленьким чудом, а бронзовый никак не мог понять, что же в них такого… Когда-то, среди огромных, сверкающих конструкций они сидели рядом, как и сегодня, и серебряный показывал облюбовавшие только что освободившуюся от снега прогалину, полную голубоватых цветов… А бронзовый лишь потешался, рассуждая об из незначительности и неказистости в сравнении с более крупными и яркими собратьями в искусственно созданных теплицах...

А потом он же прижимал к себе и успокаивающе поглаживал крылом рассерженного и фырчащего дракона, возмущенного подобными заявлениями…

Охваченный воспоминаниями он, вдруг ощутил сильную боль и тоску. Ему внезапно очень сильно захотелось чего-то, чему он сам по какой-то неведомой причине не мог подобрать названия. Он даже привстал и отступил на шаг от дерева, настолько ошарашенный неожиданно обрушившимися на него переживаниями, что даже позабыл о боли, которая сопровождала каждое движение тела, искалеченного в давней ночной битве с темной тварью.

Все новые и новые картины прошлого возникали перед его мысленным взором. Он увидел сжавшегося, раздавленного горем бронзового, с бессильно поникшей головой и лишенным выражения взглядом. Увидел себя подле него, сжимающего тонкими пальцами лапу дракона и обещающего…

Он на миг даже зажмурился, отступив еще на шаг от дерева. Воспоминания причиняли почти физическую боль, но в то же время ему хотелось знать…

Серебряный вновь увидел себя со стороны, почти отчаявшегося маленького и беспомощного дракона, рядом с бронзовым, который всегда казался ему воплощением непоколебимой жизненной стойкости. Он услышал свои слова, сказанные именно тем голосом, который дракон давно позабыл.

Я всегда буду рядом с тобой, не смотря ни на что, ты слышишь? Я никогда не оставлю тебя, что бы ни случилось. Я всегда буду рядом…

Лапа бронзового дракона легла на шершавую кору ствола. Он закрыл глаза и еле слышно произнес всего одного слово.

Прощай

Дракон медленно развернулся и, тяжело ступая, прошел мимо ошеломленного серебряного.

Словно очнувшись ото сна, маленький дракон последовал за ним. Бронзовый прошел по выложенной камнем дорожке, и последний раз оглянулся на логово, растущее за ним дерево с бледно-голубой искоркой одинокого первоцвета лежащего у корней. Слишком резко развернувшись, он тут же оторвался от земли, поднимаясь в небо на широких, теплых крыльях и полетел к темнеющим на горизонте угловатым громадам гор, ни разу не оглянувшись.

Он не видел, как маленький серебряный дракон отчаянно рвался вслед за ним, беззвучно крича и яростно взмахивая бесплотными крыльями, не обращая внимания на боль в искалеченном, покрытом грубыми шрамами теле. Раз за разом он пытался подняться в небо, в миг ставшее таким чужим и далеким.

Он не помнил, когда решил прекратить попытки разорвать незримые цепи, которые не давали ему последовать за любимым.

Небо окрасилось огненными цветами заката. Серебряный медленно подошел ко входу в опустевшее логово и, помедлив, переступил порог.

Внутри все было именно таким, как он помнил. Немногочисленные вещи лежали на своих местах, даже небольшой оранжевый шар из упругого материала, с которым он иногда играл, и о который было так удобно точить когти…

Обойдя по кругу опустевший дом, он почему-то испытал сильное желание немедленно уйти. Заходящее солнце окрасило мир алым, словно кровь, светом. Он немного помедлил, с тоской глядя на изломанную линию черневших на горизонте гор. А затем резко отвернулся от них, неосознанно повторив движение бронзового.

Он обошел опустевшее логово, безуспешно пытаясь забыть обо всем, что только осталось в его памяти. Серебряный чувствовал, как капля за каплей его покидает жизнь, которой он, не смотря ни на что, радовался, лишь находясь рядом с любимым драконом. С драконом, которому он пообещал когда-то не уходить и сдержал свое обещание. С тем, кто был для него единственным солнцем этого мира…

Серебряный прикоснулся бесплотной лапой к лежащему в корнях маленькому цветку и твердо решил дождаться. Дождаться возвращения солнца своего маленького, застывшего мира.

Он лег в корнях дерева, под которым был похоронен, положил морду рядом с цветком и стал ждать.

Изменено 19 сентября, 2012 пользователем Мирроар