Аннаэйра

Ох-хо-хо... И с самого начала рассказа - два разочарования: вновь некрасивая, пусть и добрая девушка (Драко явный женоненавистник... грустно), и вновь охотник на драконов. Вот меня интересует такой вопрос: а зачем охотиться на дракона? Да еще систематически? Вот раньше люди охотились на волков. Потому что те таскали скот, а без домашней скотины в глубинке не выживешь - читайте "Весьегонскую волчицу". К тому же, там еще шкура теплая, красивая, волчьи одеяла да шубы шили, на зиму! На тех же тигров охотились куда реже - но тут скорее восточная медицина, плюс заморочки знатных людей, ибо бедняки редко осмеливались ходить на тигра с кольями да сетями. А дракон - самый что ни на есть натуральный тигр. Даже еще опаснее. Только шкура у него - не пришей кобыле хвост, человеку она задаром не сдалась. Мясо? Корова явно доступнее и вкуснее. Чисто потешиться? Не проходит - всю жизнь тешиться не будешь, нужно и семью кормить. Да, и я тоже заметила сходство с начатым рассказом "Имя мне - Легион", только там дракон был зеленый... Ну, впрочем, оставим лирику. В целом же впечатление от рассказа ровное. Блеклое. Не скажу, что очень разочарована - все же здесь угадывается хотя бы призрачный намек на мою мечту - воплощенное "каждое разумное существо - личность, и не судят по капле о море", но и ничего радикально отличающегося от предыдущих рассказов не углядела. Возможно, другим понравится больше... Я сказала.

Праздник Обжимашек всегда был особенным случаем в жизни викингов, но в этом году он обещал стать совершенно невероятным - ведь впервые люди и драконы собирались праздновать его вместе! И все бы хорошо, если бы внезапно все драконы на острове Олух не решили по-быстренькому куда-то улететь, оставив своих новых друзей в полном замешательстве... http://www.youtube.com/watch?v=rDWlA5jlEhA&feature=player_embedded

Мульт забавен, хотя Белок (или как там отца Дункана зовут?) позабавил - есть у него своеобразная харизма... я бы в такого, наверное, тоже влюбилась.

С тех пор, как выбрала - не меняла ни разу. Просто лень, наверное...

Спасибо за критику, Дантист. Постараюсь учесть, но... как бы так сказать... *улыбаюсь* Ну, это мой стиль. Кому-то он нравится, кому-то - нет...

- Выпендрежник, - беззлобно буркнула девочка, и дракон, кажется, понял – во всяком случае, с его стороны донесся еще один кудахчущий смешок. Ей осталось только рукой махнуть, накрыться лоскутами драконьей шкуры и уснуть. Конечно, эти тонкие пленочки кожи не могли защитить от ночного холода, но в тропическом южном климате даже ночью было не особенно холодно, а вот от холодной росы такое «одеяло» защищало прекрасно – девочке только это и надо было. Ей бы, по-хорошему, стоило найти себе более надежное укрытие – в лесу или в пещере – но она не хотела отходить далеко от озера, дававшего воду и пищу, к тому же, здесь у нее были соседи! От которых, к тому же, была некая польза – они отпугивали от этого берега озера других крупных животных, и за все время пребывания там наша героиня лишь однажды увидела действительно заметных посетителей – когда на водопой с фырканьем и ревом заявилось целое стадо единорогов. В основном там были самки, рыжевато-коричневые, под ногами у них вертелось несколько телят, а возглавлял сей гарем огромный старый самец желтовато-белого цвета, с длинной, до самой земли, спутанной бородой и гигантским рогом, длиной, по меньшей мере, в человеческий рост, если не больше. Бык почти не пил, сначала дав утолить жажду молодым и самкам, а его налитые кровью глаза напряженно ощупывали берег и небо в поисках опасности. На дракониху, все еще сидевшую в гнезде, он едва посмотрел – видно, знал, что она не оставит свои драгоценные яйца ради погони за добычей, пусть и такой внушительной. Драконы и единороги как-то вообще старались не особо мозолить друг другу глаза, и, прикинув на глаз размер самых маленьких телят в стаде, девочка признала: до следующего года крылатому семейству свежего единорожьего мяса не видать, как своего затылка! «Впрочем, их это, по-моему, нисколько не беспокоит», - не без толики зависти подумала девочка, глядя на отца семейства, устало тянущегося к гнезду с добычей в лапах. На небе с самого полудня собирались тяжелые серые тучи, так что она даже не стала костер разводить, забившись под крутой озерный берег, дабы там переждать непогоду. Ветер крепчал, неся по берегу целые стайки сорванных с ветвей листьев, на озере вообще начало разыгрываться целое представление, а девочка, прижавшись спиной к еще теплой земле, молча наблюдала за погодной кутерьмой, потирая одну ногу о другую, чтобы не замерзли. И когда разверзлись хляби небесные, и на долину хлынули потоки воды – она только и смогла, что поджать под себя ноги, чтобы их не задевали летящие во все стороны ледяные капли. Озеро заволокла сплошная серая пелена, и казалось, что между небом и землей протянулись мириады тончайших копий, вонзившихся в податливую воду, в теплый луг, в лес и горы. Дождь не ласкал возжаждавшую живительной небесной влаги землю – он просто-таки впивался в нее, как зубы хищника впиваются в податливое тело жертвы, и девочка молча ежилась, глядя на сплошную серую пелену, казавшуюся странным и страшным существом, с которым было бесполезно сражаться или договориться – можно было только спрятаться и ждать, когда оно само собой уберется восвояси. В такую погоду, думала она, только сумасшедший рискнет высунуться из дома – и тем больше было ее удивление, когда внезапно расчертившая небеса иссиня-белая молния высветила перепончатокрылый силуэт, носящийся над самым озером… сперва ей показалось – он что-то ищет там, в черно-серой глубине, но потом сообразила, что в движениях его скользит вовсе не отчаяние, а дикая, безудержная радость, и не безумный поиск это вовсе, а танец, бесшабашный дикий танец! В докатившемся следом раскате грома ей послышался торжествующий рев, и, раскрыв рот, она от вспышки до вспышки следила за этим сумасшедшим полетом, когда дракон то падал вниз подстреленной птицей, едва не касаясь воды крылом, то вновь поднимался вверх, выписывая в воздухе все новые и новые петли, спирали и обороты. Вот одна из молний, искрясь, дотянулась-таки до кончика кожистого крыла, и девочка, вскрикнув от ужаса, выскочила из своего укрытия, точно надеясь подхватить падающее тело до того, как оно расшибется о воду – но крик захлебнулся в груди, когда она увидела ослепительно-белых змеек, пляшущих на черной чешуе. Проскочив по спине, молния достигла второго крыла, и дракон лениво стряхнул с когтей уже не одну, а четыре молнии, словно когтями, располосовав ими небеса. Девочка готова была поклясться, что даже разглядела усмешку в его прищуренных глазах, после чего, грациозно перевернувшись, он рванул прямо в центр сгустившихся туч, загребая крыльями напитанный энергией воздух, так что каждый удар был подобен раскату грома, а по роговому гребню на спине струилось искрящееся белое пламя. Не прошло и нескольких мгновений, как он уже скрылся в плотной лилово-черной пелене, и, сжав руки на груди, девочка напряженно вглядывалась в клубящуюся тучу, боясь, что вот-вот удача изменит небесному летуну, и очередное рогатое копье пронзит его насквозь, как букашку… когда дракон, полусложив сверкающие крылья, и в самом деле вывалился из туч, камнем устремившись к земле, в голове сперва пронеслось: оглушили! – но у самой воды огромные крылья распахнулись во всю ширь, так, что протянувшиеся от тучи пуповины молний разошлись широким веером, а сам дракон, издав оглушительный рев, пронесся над озером – и над застывшей в воде девочкой, а за ним целым роем расчертили небо яростные молнии, слепящие, смертоносные… воздух наполнился металлическим запахом, волосы девочки поднялись дыбом, и она даже в некотором недоумении смотрела на тонкие раскаленные ниточки, пляшущие на отливающих металлом чешуйках, лежавших на ее плечах… Ослепительная вспышка! А потом над миром сгустилась непроглядная тьма… Что было дальше – она помнила с трудом. Память словно бы превратилась в груду стеклянных осколков, большей частью черных, лишенных даже малейших проблесков света, и редко-редко среди них попадались цветные стеклышки – как глотки воздуха в сознании утопающего, яркие пятна света, никак не желающие складываться в единую картинку… Боль – это она помнила точно. Жуткая боль по всему телу, какая бывает, если слишком долго быть на солнце или окунуть палец в котелок с кипятком – только в десять, нет, в сто раз хуже, потому что болело все, от пяток до макушки, и хотелось содрать с себя живьем кожу, чтобы больше уж не мучиться, но руки не желали слушаться – приходилось терпеть… Помнила воздух – упоительно прохладный влажный воздух, наполняющий обожженные легкие, помнила капли дождя и громкое хлопанье, как будто парусов корабля, поймавших свежий ветер. Помнила резь в глазах, беспорядочные видения, мечущиеся в мозгу, помнила ужасающий стук крови – как будто сотни барабанов били в унисон, и череп, казалось, вот-вот разлетится на кусочки. Помнила чьи-то мысли – обрывки мыслей, постепенно начавшие складываться в целые фразы, а там и разделившиеся на голоса – много голосов! Некоторые из них были странными, словно детскими, либо принадлежащими слабоумным, но другие… эти слова были тяжелыми, как камни, обжигающими, как огонь или скользкими и быстрыми, как морской угорь. Некоторые из них были похожи на человеческие, от других же веяло невозможной древностью, пережившей весь род людской, так что девочка с трудом могла понять эти разговоры – скорее уж она просто чувствовала, что говорится в них о чем-то таком, что ей знать вовсе не положено, и смущенно отводила «взгляд». Несколько раз она чувствовала, как кто-то пытается пробиться к ней, слышала голос, зовущий ее по имени… но всякий раз, пытаясь закричать в ответ, она чувствовала, как силы покидают ее, точно вода – дырявый кувшин, и сплетение голосов превращалось в неясный шум, а там и вовсе покрывалось мраком тишины… …впрочем, затишья не продолжались долго, и снова – боль, и снова – пламя, лижущее тело, превращающее его в груду пепла и обгоревших костей, и снова – беззвучные вопли, потому что, как она ни пыталась, а могла только беспомощно корчиться от мучений, не в силах даже закричать. И когда казалось, что дальше уже некуда, что терпеть больше не получится, и она вот-вот погибнет – словно бы чья-то сияющая рука дотянулась до ее сознания, и девочка невольно задрожала, соприкоснувшись с чьим-то разумом – столь небесно-далеким, столь могучим и прекрасным, что, казалось, даже ночные звезды померкли бы, если б узнали о его существовании. Он успокаивал и утешал… дарил новые силы. Заставлял надеяться. Звал к себе. Не манил, не завлекал – просто звал. Но так, что воспротивиться этому зову было попросту невозможно… «Кто Вы?..» «А кто ты?» - спросил в ответ мудрый и глубокий голос, в котором словно бы звучала тихая музыка, преисполненная невыразимой печали. «Меня зовут…» «Я не спрашиваю, как тебя зовут! – резко, с каким-то раздражением перебил он ее, - Я спрашиваю – кто ты?» «Простите, я не хотела…» «Прощаю, - в голосе послышалась горечь, - Ведь мы прощали вас столько раз, что и упомнить нельзя, а вы все продолжаете повторять прежние ошибки, потому что слишком торопливы, чтобы остановиться, задуматься… понять. Я прощаю тебя. Еще один раз. Но все же ответь мне, и ответь честно: кто ты?» Девочка задумалась. А ведь и вправду… кто она? Маленькая поселянка, какой она была когда-то, давным-давно исчезла, но и грязная побирушка, рожденная на помойках портового города, тоже сгинула в бушующем море – на скалистый берег необитаемого острова выбросило просто девочку, ни принцессу, ни нищенку – самое что ни на есть обыкновенное человеческое дитя, которое, вопреки жестокой судьбе, не погибло в море, не испеклось на солнце, не попало на зубы дракону – оно выжило, решив всем и каждому доказать, что достойно жить! А значит, оно… «Я – это я, - ответила она еле слышно, но отчетливо, – Никто больше». «Хорош-шо, - прошипел голос после нескольких долгих мгновений молчания – как будто волна песка скатилась вниз по нагретому солнцем каменному склону, - Ты ответила честно, и я помогу тебе… наверное. Но для начала – ты хотела у меня что-то спросить? Спрашивай». «Я… просто… Зачем Вы пришли сюда? Зачем помогаете мне? И кто Вы?» «Кто я? – задумчиво повторил голос, - Я кто? Кто же я? Кто я такой? Что такое «я»? Был ли я? Есть ли я? Буду ли?.. Нет, нет, нет! – внезапно утратив всю музыкальность и величественность, разразился он старческим фальцетом, - Неправильный вопрос. Совершенно неправильный! «Кто ты?» - могут сказать друг другу знакомые, а мы еще совершенно не знакомы, поэтому я отказываюсь отвечать на столь глупо поставленный вопрос!» - и «некто» замолчал, словно обиделся, оставив девочку в полной растерянности. Некоторое время ни он, ни она рта не раскрывали, но потом внезапно заговорили – в голос: «Извините, пожалуйста, я никак не хотела…» «Ты любишь рыбу?» «Ры…рыбу?» «Ну да. Рыбу. Чешуйчатую, с плавниками. Мерзкую, вонючую, скользкую, холодную и брыкающуюся рыбу?» «Эм-м-м… честно говоря… не очень». «Вот как? – а вот теперь «некто» точно заулыбался, - Какое приятнейшее совпадение! Видишь ли, я ее тоже терпеть не могу, а значит, кое-кому придется изрядно поднапрячь крылышки, чтобы прокормить меня… то есть, конечно, я хотел сказать – тебя, пока ты будешь здесь». «Здесь?..» «У меня дома, - охотно пояснил голос, - Ах, да, конечно – добро пожаловать! К сожалению, сейчас ты вряд ли сможешь оценить всю красоту этих диких мест, но, думаю, это вполне поправимо… Ты знаешь, что с тобой случилось?» «В меня… ударила молния, а дальше… я не помню». «Кратко, но емко, - в голосе послышалось удовлетворение, - Впрочем, больше тебе знать и не нужно. А от себя я добавлю, что эта молния, грубо говоря, сожгла тебя живьем, как соломенную куколку. Буду груб, но сейчас я разговариваю с куском парализованной плоти, обожженным, оглохшим и ослепшим. Живым лишь благодаря тому, что некий полуживой от чувства раскаяния юноша приволок его сюда в собственных когтях, а один не лишенный сострадания старик согласился спасти ее душу, раз уж тело обречено погибнуть. А теперь слушай меня, девочка, и слушай очень внимательно: ты умираешь. Если я, будучи старым маразматиком с кучей странностей, внезапно раздумаю тебе помогать и возжелаю твоей смерти, то поверь: мне не придется прилагать для этого ровно никаких усилий. Я просто оставлю тебя на этом самом месте, и уж поверь мне – следующий восход солнца ты встретишь в качестве трупа. Это ясно?» «Да…» «Что-то маловато слышу отчаяния. Ты уже смирилась со смертью?» «Нет. Я хочу жить». «Тогда почему?» «Просто…» «Просто – что? Устала сражаться?» «Просто понимаю, что Вы не оставили мне выбора. Если вы захотите мне помочь – я выживу, не захотите – умру. Моя жизнь в Ваших руках». «Хм. Ну, в целом, ты права. В целом, но не во всем. Ибо даже если я всем сердцем захочу тебе помочь – шансы все равно невелики, и, увы, далеко не все тут будет зависеть от моих умений и возможностей. А теперь ответь мне на вопрос, девочка: ты сказала, что хочешь жить. Насколько сильно ты этого хочешь?» «Насколько… могу, - выдохнула она, - Я не хочу… туда… в темноту». «А если я скажу тебе, что жить дальше в обличье человека ты уже не сможешь – ты все равно повторишь свой ответ?» «Да». «А если я добавлю, что могу спасти твою душу лишь заточив ее в другое тело, и ты уже никогда не сможешь вновь стать той, кем была когда-то?» «Да». «Странно… Ты сирота?» «Откуда вы знаете?» «Просто основываюсь на кое-каком опыте, приобретенном в далекой юности, к тому же… Ну, впрочем, неважно. Сколько тебе лет?» «Тринадцать. С половиной». «Половину можно не считать, хотя и без того – возраст у тебя не самый подходящий. Еще бы год – и тебя бы не спасло бы даже чудо, а так… попытаться можно. Тем более, что терять тебе нечего – в полутора случаях из двух тебя ждет смерть, и лишь в несчастной половинке – новая жизнь. Все еще не боишься?» «Вы сами сказали – терять мне нечего». «Тоже верно, - кажется, голос вздохнул, - Ну что ж… Передумывать ты явно не намерена, а терять время сейчас – непозволительная роскошь. Гхм… Сейчас мне придется уйти, дабы, так сказать, подготовиться. Дождись меня, поняла? Тут все от тебя зависит. Доберешься до кокона живой – считай, что уже выкарабкалась. Будет больно, неприятно и все такое прочее, но это ерунда». «Я постараюсь. Только…» «Я вернусь, как только смогу», - не размениваясь на долгие прощания, резко оборвал ее голос, после чего исчез, и вокруг девочки вновь сгустилась темнота, но теперь… теперь в ее сердце заронилась крупица надежды, и она знала – нужно просто ждать. Просто верить… как когда-то давно, в полузабытом детстве, верить, что, как бы ни было плохо – все обязательно наладится… все будет хорошо… …а потом снова была боль – океан раскаленной лавы, готовый поглотить хрупкое человеческое тело, бесконечная пытка, от которой выворачивало суставы, раскалывалась голова, от которой каждая клеточка наполнялась страданием. Она ничего не видела и не слышала, не помнила и не знала – мир сгорел дотла и прекратил свое существование, оставив после себя лишь пустоту, наполненную мукой, в которой умирал свет и исчезали тени. Слабый огонек ее разума трепетал, как пламя свечи на ветру, пожираемый темнотой, и она металась из стороны в сторону, пытаясь спастись, убежать, спрятаться… но спасения не было, не было безопасного места, где не достала бы боль, как не было и рук, готовых поддержать и защитить. Вообще ничего и никого не было – только черный огонь, не знающий пощады, только голодная пустота, не знающая насыщения, только мрак и отчаяние, не знающие границ… Тогда ей казалось – хуже уже быть не может. Она ошибалась… ведь до этого, по крайней мере, она могла чувствовать. Но потом пришла новая волна – самая высокая, самая чудовищная – и ее собственное «я» разлетелось на осколки, сознание померкло, и девочка умерла. Во всяком случае, по ощущениям, а, вернее, по их отсутствию это было очень похоже на смерть. «Но после смерти не просыпаются, ведь правильно же? – была первая более или менее оформленная мысль, возникшая в ее голове, чистым звоном нарушившая царившую до этого глухую тишину, - Выходит, я не умерла?» «Правильно мыслишь, девочка, - раздался в ее голове усталый хриплый голос, - С возвращением… или, вернее, с возрождением тебя». «Сколько… я?» «Пять дней». «Целых пять?..» «Да, откровенно говоря, я уже не верил, что ты выкарабкаешься». «Но Вы же здесь». «Здесь. Как говорили в древности, пока живешь – надеешься. Очень, к слову, мудрое изречение, а для тебя оно оказалось пророческим». «Но я ничего не вижу…» «А ты как думала? Что, едва очнувшись, тут же и прозреешь? Ха! И еще раз – ха! Не смеши меня, малышка. Забудь, что тебе – сколько там? – тринадцать с половиной лет от роду, забудь, что у тебя когда-то были глаза, руки и ноги. Это все в прошлом, которого, как известно, не вернуть, и сейчас ты беспомощнее младенца – собственно, ты никто иной, как нерожденный младенец, со всеми вытекающими. На полное развитие потребуется месяца два, если не больше, поэтому…» «Два месяца? – в голосе девочки послышался ужас, - Но это же… так…» «Долго? Страшно? Верю. Но ничего уж с этим не поделаешь. Это только в сказках добрый молодец – раз, два! – превращается в серого волка и обратно, а в жизни все намного дольше и куда как прозаичнее. Тем более – в таком тяжелом случае, как у тебя. Скажи спасибо, что хотя бы центральная нервная система не пострадала, в противном случае...!» «Нервная… что?» «Нервная система. Это, по сути, сеть клеток…» «А что такое клетки?» «Клетки – это… Так, я не понял! Ты слушать будешь, или перебивать?» «Простите, пожалуйста…» «Да ладно, не трясись. Я не сержусь. Почти. И не волнуйся, до всего этого мы еще доберемся, в свое время, а пока лучше довольствуйся тем, что имеешь. У тебя, по крайней мере, есть мозг, есть способность мыслить – а я знавал тех, кому этой способности показалось бы вполне достаточно, чтобы вытерпеть эти несчастные два месяца и не сойти с ума от скуки. Поняла? А сейчас спи». «Но я же…» «Я кому сказал спать? – в голосе послышалось рычание, - Сейчас тебе нужно как можно больше отдыхать, чтобы все ресурсы уходили на регенерационные процессы… Ну, что тебе еще? У меня, клянусь небом, уже скоро чесотка в хвосте начнется от твоих вопросов!» «Можно… один вопрос? Последний?» Ответом ей послужило нечто, что можно было расценить как «Давай уже». «Вы спросили… спросили меня, согласна ли я выжить, даже если перестану быть человеком…» «Передумывать уже поздно». «Нет, не в том дело! Я просто хотела спросить…» «Как только у тебя восстановятся глаза – ты сама все увидишь, - с усмешкой сказал голос, - Не волнуйся, я подарю тебе зеркало… Теперь спи», - строго добавил он, протянув к ее сознанию сияющую руку, и девочка мягко провалилась в сон – уютный бархатистый сон, похожий на пуховое одеяло… * * * * * «…А потом начались эти долгие два месяца в темноте. Немного передышки – и снова, как в мясорубке, рвет и сращивает, и снова рвет. Вспоминать неприятно. Дедушка говорит, что мне еще повезло, а я не верю: если мне повезло, то как же тогда выживали те, кому не повезло?.. Теперь-то я понимаю, что телу время нужно было, чтобы сначала растворить то, что уже имелось, а потом нарастить то, чего не было, но это уже после рождения я во всем разобралась, а тогда, вздумай деда мне все объяснить, то половины бы точно не поняла, и замучила бы его вопросами. Я, правда, и сейчас кое-чего по-прежнему не понимаю, но это дело наживное, пойму когда-нибудь. А для начала нужно ко всему привыкнуть и, - перо с расщепленным кончиком на мгновение замер над куском выделанной кожи, - адепт… адопт…» «Слово «адаптироваться» пишется через букву «а»», - раздался в ее голове негромкий смеющийся голос, и девочка, чуть не вскрикнув от неожиданности, торопливо прикрыла свой дневник. «Деда! Ты же обещал мне, что не будешь подглядывать!» «Но, к тому же, я обещал себе, что сделаю из тебя образованную юную леди. И как, спрашивается, мне исполнить это обещание, не подглядывая за тобой?.. Помимо всего прочего, ты просила меня научить тебя вести дневник». «А… ну, тогда ладно, - девочка почувствовала, как горит ее лицо, а значит – она опять покраснела! – Как у меня выходит?» «Хм… - голос в ее голове сделал вид, что задумался, - Уже лучше». «Правда?» «Да, определенно. Каллиграфом тебе, пожалуй, не стать, но при некотором желании твои почеркушки вполне можно будет разобрать». «Дедушка!» «Что? Я еще не закончил. Касательно самого содержания текста: не так плохо для новичка, ведь ты поняла главное: с дневником нужно быть искренним. Над стилем еще стоит поработать, однако мы продолжим занятия вечером. Сейчас мне нужна твоя помощь – я поймал молодого кита». «Опять?..» «Не слышу восторга», - суховато ответил тот, выходя из контакта, и девочка, глубоко вздохнув, аккуратно свернула свой свиток в трубочку и убрала его на полку – чуть в стороне от остальных, дабы дед, в очередной раз разбирая свои записи, случайно не наткнулся на ее «почеркушки» и не помер от смеха! Туда же отправились пузырек чернил, и, наскоро обмакнув перепачканный в черной жиже палец в специальную чашечку, наполненную едким раствором, заторопилась на выход – а то ведь с деда станется влепить ей за опоздание! Старик, конечно, был еще тот перец – строгий до невозможности, он ни разу ее не коснулся, даже не накричал толком – торговцы в городе и то вопили пронзительнее! – но все же девочка чувствовала, когда он недоволен, и от этого чувства ей хотелось либо кого-нибудь убить, либо самой убиться об стенку! Таковы были последствия возникшей между ними кровной связи – ведь старику пришлось отдать ей часть своей плоти, дабы помочь пересилить смерть, и теперь воспитание «внучки» для него было пустячным делом – какие тут возражения, если она и сама рада ему угодить, дабы потом не мучиться?.. Девочка еще раз вздохнула. Нет, она не скучала по прежней жизни, не пыталась искать дорогу назад – дед ясно дал понять, что ее нет, после чего заявил, что не выпустит ее со своего островка, пока не превратит ее «во что-нибудь приличное». Не вопрос? Не вопро-о-ос… «Вот только меня почему-то спросить забыли, хочу ли я становиться «чем-нибудь приличным» или нет», - пробурчала она про себя, выходя из пещеры. Тучи сгустились, окрасив небо в темно-свинцовый цвет, и девочка, памятуя о своем неприятном опыте общения с грозой, зябко передернула плечами. «Замерзла?» - почти участливо поинтересовался голос в голове. «Немного, - почти не соврала она, оглядываясь по сторонам, - Где ты? Нужно поскорее разделать эту вонючую рыбу!» «Кит – не рыба, - в голосе деда, по-прежнему не показывающегося на глаза, проскользнула назидательность, - а морской зверь, вроде тюленя, поскольку дышит он небесным воздухом, а детенышей своих…» «Деда!» «Впрочем, у нас еще будут уроки зоологии… Ты сегодня разминалась?» «Конечно!» «Очень хорошо. Тогда приготовься». «К чему? – спросила она с недоумением, - И где же ты, наконец?» «Прямо над тобой». Смысл его слов дошел до нее не сразу – а потом было уже поздно. Темноту небес разорвала гигантская ветвистая молния, заставившая девочку испуганно прижаться к земле, и хриплый клокочущий рев прозвучал в ее ушах лишь частью последовавшего за этим громового раската, когда на землю, прижав к телу мощные перепончатые крылья, с заоблачной высоты упал гигантский черный дракон. Она видела его глаза, в которых бесновались огненные искры. Она видела его пасть, и огромные оскаленные зубы. Она видела его когти, блестящие загнутые когти, одного удара которых было вполне достаточно, чтобы переломить спину дикому быку! Она все это видела – но не успела даже вскрикнуть, как эти жуткие пальцы, которым впору было шутя переламывать стволы деревьев, обхватили ее поперек туловища, даже не оцарапав, после чего гигантский ящер легко – как когда-то, давным-давно – сорвал ее с голого утеса и утащил в поднебесье. «С ума сошел?! – мысленно «закричала» девочка, пытаясь вырваться из его хватки, - Немедленно верни меня обра-а…» А-а-а! – завопила она уже в полный голос, когда перепончатые крылья прижались к чешуйчатому телу, и дракон, издав оглушительный рев, рухнул вниз. Едва коснувшись воды, он выкрутил в воздухе замысловатую спираль и, подхваченный мощным порывом ветра, взвился до самых туч, зарывшись в их мокрые подбрюшья и тут же окутавшись целыми вихрями беловатых искорок. Девочка испуганно сжалась в комочек, ожидая, что вот-вот к ним протянутся сверкающие белые нити, и тогда удара молнии не избежать, но крылатый ящер, казалось, ничуть не обеспокоенный подобной перспективой, легко и грациозно продолжил свое скольжение через грозовой фронт, оставляя за собой мерцающий след. Свечение на его чешуе все разгоралось, в воздухе отчетливо пахло металлом, сердце отбивало бешеный ритм… Прервавшийся в мгновение ока, когда очередной разряд попал прямо в них. Молния возникла словно бы из ниоткуда – слепящая, яростная, стремительная – она-таки поймала черную тень в свои сверкающие сети, и крик оборвался на излете, а воздух испарился из легких, едва лишь небесная стрела проникла в самое нутро маленькой девочки, готовая уничтожить все на своем пути!.. …но не смогла этого сделать. И глаза маленькой девочки распахнулись еще шире, когда она увидела искры, пляшущие на ее чешуе, почувствовала мелкую дрожь каждой частицы своего тела, ощутила в воздухе пьянящий запах свежести, от которого чуть-чуть кружилась голова… Старый дракон лишь усмехнулся в ответ, ловя на крыло следующую молнию, и маленькая драконочка в его лапах аж вскрикнула от удовольствия, когда сила небесного пламени вновь наполнила ее тело, заставив вибрировать каждый позвонок в ее спине, от основания черепа до кончика хвоста. Хватка огромных лап немного ослабла, и она даже смогла приподняться, сидя в корзинке из когтей, ловя момент, когда черное небо вновь расчертит огненное копье, и ее снова – да, снова! – захватит это невероятное ощущение, от которого дугой выгибался позвоночник и хотелось во всю ширь расправить крылья – до самого горизонта! «Ну так давай же», - мягко посоветовал голос в ее голове, и драконочка, чуть заметно вздрогнув, застыла на месте, глядя на небо остекленевшими глазами. Крылья… черные крылья! Зловещая тень над каменными скалами. Крылья… сверкающие крылья! Дракон, танцующий среди грозовых туч. Крылья… огромные крылья! Дедушка, падающий на нее из поднебесья. Крылья! «Давай!» И в тот же миг ветвистая молния, точно чья-то сияющая рука, обогнувшая широко расправленные перепонки старого дракона, коснулась ее лба, одним лишь касанием стерев из ее разума все прошлое, настоящее и будущее, все страхи и неуверенность, всю боль и робость, оставив после себя лишь одно-единственное слово, один-единственный Зов, которому нельзя было противостоять: Лети! И кривые когти, крепко удерживавшие ее в воздухе, разжались. И маленькая девочка расправила крылья. Лети! Больше не было человеческого ребенка, тонущего в бездне океана – крылья, бесстрашные крылья спасли его от смерти! Больше не было жалкой козявки, распластавшейся по голому скалистому склону, на поживу стервятникам – крылья, могучие крылья унесли ее прочь! Больше не было беспомощной фигурки, которую с яростным ревом пронзали безжалостные молнии – крылья, сияющие крылья защитили ее от беды! Больше не было смерти, больше не было боли, не было страданий, страхов, отчаяния – было только небо, расчерченное молниями, только воздух, от которого вибрировали чешуйки и перехватывало дыхание, только ощущение легкости и единения со всем небом – этим воздушным океаном, не знающим границ, а также всеми существами, что тревожили его спокойствие своими крыльями, и тоже были счастливы! Она слышала все песни и молитвы, шепот каждого листочка в кроне дерева, растущего где-то на пустынном каменном берегу, слышала жутковатый вой ветра в горных ущельях и усталое шипение, доносящееся из сонных вулканов, слышала мелодичные трели оперения птиц, звон сверкающих панцирей насекомых, столбом вьющихся над землей… и самую чистую, яркую мелодию – замысловатое могучее плетение перепончатых драконьих крыльев! Они были там, владыки неба, и они танцевали на ветру, ловя набегающие потоки воздуха, и всей своей кожей она чувствовала их присутствие, их близость и поддержку: она, сложив крылья, с головокружительной высоты падала на землю, пристроившись рядом с молодым бесшабашным дракончиком, живущим в одинокой горной долине, она лениво парила в теплых потоках воздуха, наслаждаясь полуденными светом солнца вместе со старым драконом с окраин Великой пустыни, она весело смеялась, ловя пастью падающие с небес мокрые тяжелые капли, играя в догонялки с тремя драконятами, вылупившимися из яиц на затерянном каменном островке посреди океана… Она была с ними – она охотилась на ловких оленей, скользя над отвесными хребтами, она несла в когтях очередную толстую ветку для постройки гнезда, она летела в брачном полете с молодым другом, и счастье, искрящееся в глазах влюбленных, сияло и в ее зрачках… Она была с ними, она переживала каждый их вздох, каждый удар сердца, каждую радость и каждую печаль – до последней крупицы! Больше не было одиночества. Больше не было печали. И на крыльях грозы маленькая девочка впервые познала Счастье. Конец. Спасибо за внимание!

ГРОЗОВЫЕ КРЫЛЬЯ Вода, вода, всюду вода… Можно было бы закричать от ужаса, но истошный вой ветра заглушал все звуки; можно было бы заплакать, но в разбушевавшемся море и без того было достаточно соли; можно было бы просто утонуть – но воля к жизни была сильнее, и маленькая девочка изо всех сил вцепилась в обломок мачты, чувствуя, что если морю удастся оторвать ее от этой ненадежной опоры – конец. Море было гораздо сильнее хрупкого человеческого тельца, и неумолимые волны, каждая из которых была вдвое, нет, втрое выше самого рослого из мужчин, то поднимали ее на головокружительную высоту, казавшуюся неприступным горным обрывом, то небрежно сталкивали вниз, на самое дно, как ребенок, забавляющийся с новой игрушкой… знать не знающий, что «игрушка» эта уже едва жива от холода и страха! Она уже давно утратила представление о времени, забыла, кто она и как оказалась в этом бушующем море – все, что она знала, так это то, что нужно во что бы то ни стало не потерять эту холодную, скользкую деревяшку, не позволить воде утянуть ее за собой, в холодную беззвездную глубину, заставить навсегда позабыть о солнечном свете… нужно бороться! Нужно! Вот только как было это объяснить тонким, закоченевшим пальцам?.. Очередная волна шутя вырвала опору из ее рук, но прежде чем очередная волна паники затопила ее душу, обломок неожиданно вернулся, крепко ударив ее по голове. К счастью, удар пришелся вскользь, но этого хватило, чтобы сознание окончательно ее оставило, и крошечная фигурка, в последний раз мелькнув где-то среди пенящихся серых хребтов, исчезла в ревущей бездне, как и не было ее… * * * * * К рассвету тучи рассеялись, и бледное, словно больное солнце, выглянув из-за мокрого горизонта, недовольно осмотрело едва подсохшие угольно-черные скалы, скупо изливая свое тепло на узкую полосу каменистого пляжа, где, свернувшись в клубочек, лежало маленькое тельце, брезгливо вышвырнутое волнами на берег. Теперь, правда, море не пыталось уволочь несчастную на глубину, и волны уже не ревели, а тихо шелестели, даже не касаясь голых ног. Постепенно холодный воздух начал прогреваться, но прошло еще немало времени прежде чем свернувшаяся в клубочек девочка, наконец, пошевелилась и смогла приподняться на локтях – но лишь для того, чтобы перевалиться на спину, раскинув руки и глядя в бледно-синее небо, так не похожее на то, черно-серое, что она помнила с прошлой ночи. Раньше же… раньше – что? Застонав от боли, девочка приподняла руку и коснулась волос, нащупывая тревожившую ее рану, оставшуюся от памятного удара обломком мачты. Поморщившись, отдернула руку. Больно! От соленой воды рана припухла, к тому же, в нее попали мелкие песчинки, но выбирать их девочка не рискнула – с ее грязными пальцами она могла сделать только хуже. Поэтому, стараясь просто не обращать на нее внимание, она попыталась сесть. Попытка оказалась неудачная – от резкой боли она чуть было снова не потеряла сознание, неуклюже плюхнувшись обратно на галечный берег и чуть ли не до мяса рассадив ладонь о какой-то камень. Из глаз брызнули слезы, но она сдержалась и не заплакала. Вода была сейчас в цене – ведь пить из моря она не могла, а ручейка или речки вблизи видно не было. И это было хуже всего. Во рту было сухо, как в разогретой печи – казалось, что высохшая соль выдрала всю влагу, превратив горло в жесткий наждак, и даже слюна куда-то подевалась – видно, в ее теле осталось совсем мало воды. Как-то раз она видела человека, которого принесло в маленькой лодочке из открытого моря: высохшие, как у паука, руки, широченная грудь, обтянутая кожей не хуже барабана и лицо – обклеванное чайками, с провалившимся носом и чуть приоткрытым ртом, в котором виднелись редкие зубы. Тот день запомнился ей надолго, и сейчас одно только лицо несчастного – иссохшее и обезображенное – заставило ее сбросить с себя последние оковы сонливости. «Нужно идти, - молча сказала она сама себе, - Найти воду. Не найду воды – смерть. Чайки глаза выклюют… надо идти. Вода… нужна вода». Встать ей удалось далеко не с первой попытки – колени дрожали, в животе все скрутило, но она намеренно сдерживала тошноту, боясь потерять драгоценную влагу. Пыталась идти на четвереньках, но быстро отказалась от этой затеи – солнце поднималось все выше, а подставлять ему спину, едва прикрытую одеждой, не хотелось. К тому же, кое-как обкатанные, но все равно довольно угловатые камни больно впивались в ободранные колени, и, пройдя всего несколько шагов, девочка почувствовала, что только-только подсохшие ссадины вновь начали кровоточить – и, кривясь, поднялась в полный рост. Пошатнулась. Устояла. Пошла дальше. До полудня было еще далеко, но жаркое южное солнце плевать хотело на время, и если поначалу его тепло, так резко контрастирующее с ледяными объятиями моря, было даже приятно измученному телу, то потом нагревшиеся камни разогрелись, как угли в костре, и идти по ним стало совсем невозможно. Спустившись, девочка пошла по воде, шлепая голыми пятками и время от времени смачивая прохладной водой голову – иначе было совсем уж невозможно. Нашла кучу выброшенных на берег водорослей, на свою беду, попробовала на вкус, но они оказались такими ужасающе горько-солеными, что обожгли ей рот, и она с отвращением выплюнула их, прополоскав рот морской водой – по сравнению с ними, та казалась почти пресной! Чуть погодя нашла выброшенную на берег дохлую медузу, но съесть ее не решилась – внушала опасение ярко-синяя каемка по краю зонтика – пришлось удовлетвориться плоской, как блин, рыбиной, из последних сил бьющейся в луже у кромки воды. Сильная, серебристая, рыба внушила опасения, и сначала девочка попыталась просто забить ее камнями, но мелкая галька явно не могла помочь в этом деле, а искать и, главное, бросить валун покрупнее просто не было сил. День к тому времени уже успел разгореться вовсю, и, оглядевшись по сторонам, девочка высмотрела в скале расщелину, дающую приятную тень. Забилась туда, подвернув голову и прижав ноги к груди. Сумела даже немного подремать, однако к вечеру болезненная резь в животе все равно выгнала ее наружу. К тому времени несчастная рыбина уже едва трепыхалась, выбившись из сил в жалкой горсти воды, оставшейся ей после полуденного пекла, а потом затихла вовсе. Маленькая путешественница тут же набросилась на нее, как дикий зверь, раскроив острым осколком камня бледное брюхо и принявшись жадно поедать сочное мясо и внутренности. Все съесть не смогла, но забрала остатки с собой, и, отдохнув, снова тронулась в путь. С наступлением сумерек жара спала, а теплые камни были почти приятны на ощупь, к тому же, вечный шелест моря и громадный скалистый обрыв по левую руку не давали заблудиться. Правда, нести остатки рыбины было не так-то просто – в темноте руки были так же нужны, как и ноги, поэтому, давясь, заставила себя доесть остатки. Чуть погодя об этом пожалела – живот словно в узел завязался, и на этот раз она не сдержалась… Отдышавшись, дрожащей рукой вытерла губы и пошла дальше. Дважды падала. В горле стоял привкус желчи. Пыталась поискать еще еды, но не смогла – темнота превратила пляж в слабо серебрящееся полотно, и даже единственный узенький серп, висящий в небе, не позволял толком разглядеть дорогу, а неяркие звезды, больше похожие на умирающих светлячков, и вовсе не дотягивались до земли тонкими лучиками, умирая где-то высоко в небесах. Тем не менее, этой ночью девочка прошла немалое расстояние, хотя конца-краю этой скалистой гряде все не было. Впрочем, ее это не отчаивало – она по опыту знала, что такие вот отвесные берега могут тянуться очень долго, однако всему на свете суждено кончаться, и она была уверена, что дойдет. И найдет воду, еду – а там и до людей доберется. Она дойдет – потому что должна дойти. На рассвете было сделано приятное открытие: на плоских, гладких камнях осели драгоценные капли росы, чуть солоноватой, но от того не менее вкусной, и девочка, мало что не постанывая от восторга, слизала столько воды, сколько смогла найти – вернее, успела найти до того, как яркий солнечный диск показался на небе и досуха высушил весь пляж. И вот что странно: вчера солнце вставало в той же стороне, у самого края гряды, а сегодня выскочило прямо из середины моря! Впрочем, если девочка и обратила на это внимание, то не придала особого значения, пользуясь прохладой утренних часов, чтобы пройти еще немного – до того момента, как разыгравшееся светило выжгло ее из камней, и девочке пришлось вновь прятаться от солнца. Не найдя уютной расщелины в скале, вроде вчерашней, была вынуждена скрючиться за каким-то валуном, сжавшись в комочек и обхватив голову руками, чтобы хоть так уберечь ее от испепеляющего жара. С трудом переждала полдень. Голодная резь в животе так и не дала уснуть, поэтому, как только солнце скрылось за скалами, встала и пошла дальше. Пыталась искать что-нибудь съестное, но попался только небольшой краб, расшибленный волной о камни, и она высосала из него все, что можно, оставив после себя только пустую шкурку. Пыталась поймать еще одного представителя местной фауны, больше похожего на крупную многоножку, но потерпела неудачу – кандидат на съедение ловко скользнул в воду и был таков. Ноги дрожали от усталости: и без того худые, они просто не знали, где еще брать энергию, чтобы тащиться вперед, и девочка уже потеряла счет, сколько раз она падала прямо на камни, лишь каким-то чудом ничего себе не сломав. Безумно хотелось спать, однако голод гнал вперед не хуже кнута надсмотрщика, и она заставляла себя переставлять ноги до самого заката, но с заходом солнца воля ей изменила – не издав ни звука, она потеряла сознание. Очнувшись, она сперва даже не поняла, где находится. Стояла глубокая ночь, и тело у нее просто заледенело, так что ей с трудом удалось улечься на бок, подтянув ноги к груди и сунув руки подмышки, чтобы хоть как-то их согреть. Тем временем мысли ее вертелись вокруг одного-единственного вопроса: как выжить. Первоначальная мысль дойти до края гряды уже не казалась ей такой уж удачной. Кто знает, насколько она длинная, эта гряда? Миля? Две? Десять?! Этот обморок был первым, но явно не последним, так что перспектива удачного окончания пути таяла прямо на глазах. Когда она оказалась на берегу, вдали от жестоких волн, мало не утопивших ее, ей казалось, что этого вполне достаточно для выживания, но теперь соленая вода, шумевшая у берега, словно посмеивалась над маленькой глупой девчонкой, и та с трудом удерживалась, чтобы не заплакать в голос. Нельзя, нельзя, нельзя раскисать! Выход должен быть! Выход есть всегда… Надо просто собраться… просто взять себя в руки… встать… Встать… Чувствительный щипок куда-то в икру. Боль едва достучалась до сознания, но зато с этим успешно справился запах – отвратительный, ни с чем не сравнимый душок мокрой птицы, выкупанной в бочке первоклассного помета. Такую гадость сложно было с чем-то спутать, и, с трудом нащупав рядом небольшой камень, девочка неуклюже швырнула его за спину. Как ни странно, попала – раздался истошный вопль, сопровождаемый шуршанием по камням, и девочка, застонав от боли, все-таки заставила себя приподняться на дрожащих руках. Все, что угодно – только не в брюхе у стервятника! Эти огромные неуклюжие существа с широкими крыльями и длинными голыми шеями, воняющие отбросами, представляли из себя одних из наиболее презираемых существ этого мира, и сама мысль о том, что одна такая тварь полакомится ее телом, вызвало у девочки тошноту – застонав, она свернулась клубком, пытаясь утихомирить взбунтовавшийся желудок. Тот, надо сказать, успокоился нескоро, и все это время сгорбившийся пожиратель падали караулил неподалеку, внимательно разглядывая несостоявшийся обед маленькими подслеповатыми глазками. Нападать он не спешил – его сородичи вообще не были замечены за охотой на живую добычу, и питались исключительно дохлятиной – но и улетать не спешил, во-первых, потому, что взлет и посадка для него вообще были сущим наказанием, а во-вторых, видно, он еще надеялся на удачу, тем более что девочка еще долго лежала, не двигаясь, пока, наконец, не сумела перевернуться на спину, глядя на светлеющее небо – и скальную гряду, казавшуюся ей такой же высокой и неприступной, как и северные горы… Но ведь не заоблачную! Сидящий рядом стервятник был тому живым подтверждением – это неуклюжее существо не могло бы прокормиться на голых камням да узкой полоске пляжа, и, скорее всего, оказалось рядом с ней совершенно случайно, прилетев откуда-то из-за гряды… выходит, там есть места, пригодные для того, чтобы жить. Там есть вода и пища… Девочка почувствовала, как живот резануло болью, и, поморщившись, села. Как ни хотела она избежать этого испытания, но, увы, выбора особого не оставалось. Либо вода и жизнь, либо смерть, третьего не дано. И при этом, как ни странно звучат подобные слова, а только восхождение на вершину гряды казалось ей куда более разумным путем к спасению, чем продолжение утомительного путешествия вдоль берега. В конце концов… Постанывая, девочка сумела встать и подойти вплотную к гряде, внимательно осматривая ее неровную поверхность. Взрослый человек тут, скорее всего, сорвался бы, но для маленькой подвижной девочки даже небольшие выбоины, уступы и трещины могли стать отличными ступеньками. Совсем славно бы было, конечно, найти еще и веревку, но, увы, скала была совершенно голая, так что пришлось надеяться исключительно на собственную ловкость и своеобразную практику, полученную в портовом городе, когда она вместе с целой ватагой таких же, как она, голодранцев с воплями носилась по крышам домов, штурмуя их не хуже заправских скалолазов. Вот и теперь, внимательно присмотревшись, она тут же наметила сразу с десяток мест, куда можно было поставить ногу или зацепиться рукой, и была почти уверена, что сумеет найти все ступени этой странной «лестницы»… или погибнет. Выбор, если он и был, оказался невелик. А она еще была далеко не в том состоянии, чтобы вот так просто предпочесть тихую смерть всем трудностям и испытаниям жизни! И потому, не теряя времени даром, она заставила себя встать – стервятник встретил этот маневр хриплым карканьем и, на всякий случай, вприпрыжку отодвинулся еще на пару шагов – и подойти к скале, решительно зацепившись пальцами за первый крошечный выступ, царапнув ногтями по твердому камню. К счастью, скалы уже успели высохнуть после шторма, но и без того восхождение получилось не самым легким, и девочке пришлось призвать на помощь всю свою ловкость, чтобы не сорваться вниз. Тем временем стервятник, наконец-то сообразив, что добыча от него уходит, все-таки сумел оторвать грузное тело от земли и, отчаянно хлопая крыльями, начал медленно набирать высоту, стараясь поймать те слабые потоки теплого воздуха, что уже поднялись над землей, вместе с ослепительно-ярким солнцем, лениво высунувшимся из-за горизонта. Его свет еще не успел приобрести испепеляющую силу, но зато высветил все малейшие трещины и неровности, и наша героиня с новыми силами принялась забираться все выше и выше… пока внезапно ее волосы не тронул порыв ветра – и стервятник с хриплым криком набросился на нее сверху, размахивая крыльями и норовя ударить клювом. К счастью, он промахнулся, и тяжелая пернатая туша лишь придавила распластавшуюся по камням девочку, но почти тут же рухнула вниз, выправив полет только у самой земли и тут же начав новый заход. Этот стервятник был стар, и, судя по всему, его изгнали из стаи собственные родичи, но старость еще не притупила его мозги, и он явно смекнул, что, сбросив девочку вниз, заработает себе славный обед. Мнение самой девочки его интересовало мало, и пока что лишь его неуклюжесть спасала маленькую скалолазку – он то и дело промахивался, явно не привыкши к таким сложным маневрам, но с каждым разом он становился все увереннее, и девочке приходилось буквально вжиматься в скалу, мертвой хваткой цепляясь за уступы и трещины, когда назойливый падальщик в очередной раз бил ее всем своим телом. Его маленькие глазки помутились от злобы, тяжелый зоб стал ярко-красным, и он беспрестанно кричал, так что его хриплые вопли, отражаясь от отвесных скал, разносились далеко вокруг… и, должно быть, именно они стали для старого трупоеда его первой и последней непростительной ошибкой. Внезапно небо над ними потемнело, и девочка тут же съежилась на скале, готовясь к очередному удару стервятника, но – ее тела коснулась лишь воздушная волна, поднятая чьими-то исполинскими крыльями, а крик падальщика сменился беспомощным хрипом, когда огромные когтистые лапы вонзились ему в спину. Сила удара была такова, что обоих кувыркающихся летунов снесло в сторону, и лишь у самой воды они сумели разлететься в стороны: изрядно оглушенный, но почти невредимый стервятник во весь дух рванулся наутек, а вслед за ним, мощно рассекая воздух перепончатыми крыльями, полетел… дракон! У девочки чуть глаза на лоб не вылезли, ведь о драконах она слышала только в старых сказках, но никем иным огромное существо, стремительно летевшее вслед за стервятником, быть и не могло – длинное, гибкое, с кожистыми крыльями и извивающимся хвостом, оно быстро сокращало расстояние, отделявшее его от неуклюжего падальщика, так что сомнений не оставалось – очень скоро оно его настигнет, а потом… что?! Девочке словно кто тычка под ребра дал – охнув, она начала поспешно карабкаться дальше, уже не оглядываясь на жуткий рев и хлопанье крыльев. Надо во что бы то ни стало выбраться с этой скалы! Убежать! Спрятаться!.. Мелкие камушки выскальзывали у нее из-под рук, и пару раз она чуть было не полетела вслед за ними, но даже это не заставило ее умерить прыть – чересчур уж велик оказался страх перед летучим хищником… однако, как она ни торопилась, да только с крыльями дракона ей было не поспорить, и вернувшийся за добычей ящер без малейшего труда сорвал ее с голых камней, как жука, сжав гигантскими когтями. Девочка закричала в голос, но жуткий вой ветра быстро заткнул ей рот, так что вряд ли даже сам дракон услышал ее писк, пока без малейших усилий тащил хрупкое человеческое тельце над земле, неспешно поднимаясь вверх, без единого взмаха крыльев. Маленькая пленница пыталась вырваться из его лап, пыталась кусаться и царапаться, но тщетно – даром, что мощные, эти лапы были покрыты еще и толстыми роговыми щитками, какие бывают у птиц, так что дракону, самое большее, было слегка щекотно, но он не спешил выказывать неудовольствие своей беспокойной добычей, и только по этой причине девочка осталась жива, а к тому времени, как она совершенно выдохлась и беспомощно обвисла в кривых когтях, от земли ее уже отделяло такое расстояние, что очередную попытку вырваться можно было приравнивать к самоубийству. Скальная гряда промелькнула внизу, как и не было ее, но прежде чем дракон полетел вниз, явно не желая мерзнуть на пронизывающем ветру, девочка успела окинуть взглядом окрестности – и слабый, какой-то жалобный стон сорвался с ее губ, когда она разглядела чуть подернутую дымкой гряду скал, что замыкалась в кольцо – в огромное каменное кольцо, в центре которого, словно доверчиво свернувшийся клубком зверек, приютилась прекрасная зеленая долина, в которую, собственно, и нес девочку дракон. Сначала она решила, что тот держит путь прямо к круглому озеру, опрокинутым кусочком неба разлившемся посреди густого леса, но потом она заметила посреди водяного зеркала скальный утес, плоскую вершину которого венчало что-то, издали похожее на растрепанную меховую шапку или на корзину с соломой, но вблизи оказавшееся ничем иным, как исполинским гнездом, свитым из толстых веток и молодых деревьев. На гнезде, аккуратно подвернув под себя мощные задние лапы, сидел еще один дракон, побольше, что, заслышав шум крыльев, повернул увенчанную невысоким гребнем голову, издав низкий, почти музыкальный рев, и его супруг (или супруга) ответил тем же, после чего, оглушительно захлопав крыльями, сел на край гнезда, так и не выпустив добычу из лап. Девочка, трясясь от ужаса, смотрела, как два чудовищных зверя ласково потерлись носами, зашелестев чешуей, после чего принесший ее дракон поднял ее свободной лапой – ей только и осталось, что взвизгнуть – продемонстрировав сидящему на гнезде. Тот вскинул гребень и, раздув ноздри, с любопытством обнюхал подношение, но почти тут же чихнул, обдав бедняжку запахом мяса, и отвернулся, всем своим видом говоря: мы таким не питаемся! Кажется, первый дракон изрядно расстроился – ласково курлыча, он попытался вновь привлечь внимание… должно быть, подруги, но та, единожды высказав свое мнение, явно не оценила его стараний, свирепо рявкнув, так что бедолага мало что не свалился вниз, но вовремя расправил крылья и, покружив возле гнезда, полетел прочь, не желая спорить со вспыльчивой пассией. Лапу он при этом, естественно, разжал. Тонкий вскрик – и вот уже тело девочки рухнуло прямо в темные воды озера, подняв целую тучу брызг. Вода оказалась довольно холодной – наверное, ее питали подземные ручьи – и подействовала стимулирующе: извернувшись на глубине, девочка оттолкнулась ногами от какой-то подземной коряги и поплыла наверх, выпуская целые стайки мелких пузырьков, пока с громким «Уа-а-ах!» не вырвалась навстречу небу и солнечному свету. Дракон уже улетел – она едва успела заметить черную точку, исчезнувшую за скальной грядой, а сидящей на гнезде драконихе, судя по всему, не было никакого дела до того, что происходит внизу, поэтому наша героиня, предоставленная самой себе, поплыла к ближайшему берегу, работой согревая свои уже начавшие неметь мышцы. Мелкая рыбешка, едва заметив ее приближение, тут же бросалась во все стороны, пару раз она заметила на глубине рыбу покрупнее, но, к счастью, ни одной, способной сожрать тринадцатилетнюю девочку, ей так и не встретилось, и вскоре она уже карабкалась, цепляясь за корни и ветки, на обрывистый берег озера, а потом еще выше и выше – по скользкой, росистой траве, пока не добралась до ровного места, где смогла наконец рухнуть на колени, пытаясь отдышаться. Выплюнула застрявший на зубах песок. Болела помятая драконьей лапой грудь, болели легкие, болело все тело. В ушах стучала кровь. Перед глазами все плыло… Но, тем не менее, она заставила себя встать и идти. Лесные пичуги, сидевшие на ветвях, встретили ее приближение тревожными криками, но улетать и не думали, а одна, самая храбрая, даже спустилась веткой пониже, следя за странным двуногим созданием черными глазками-бусинами. Вот только «созданию» сейчас было явно не до них – едва добравшись до первых деревьев, оно там же и плюхнулось, прямо на мягкий мох, и сон свалил ее безо всяких вопросов – быстро и надежно. Она проспала весь день, проснувшись только к вечеру, и то лишь потому, что почувствовала, как кто-то тянет ее за волосы. Сперва осторожно, но потом, осмелев, дернул что есть силы, и девочка, вскрикнув, резко вскочила, вырвав-таки свои космы. Такой подставы «некто» явно не ожидал, и, коротко всхрапнув, отбежал в сторону, после чего укоризненно посмотрел на девочку карими глазами. Существо было изрядно похоже на молодого бычка, покрытого длинной рыжевато-бурой шерстью, и даже облизывало мокрый черный нос, совсем как корова, но вместо коротких крепких рогов, что должны были быть у него в таком возрасте, во лбу «бычка» рос один-единственный рог – и какой рог! Не такой уж длинный – пожалуй, даже чуть покороче руки девочки – он был чуть изогнутым, серо-коричневого цвета, так что его не так-то просто было разглядеть на фоне темной шерсти, но все же осознание того, что перед ней стоит самый что ни на есть всамделишный единорог… Девочка протянула руки, и единорог, пару раз фыркнув и мотнув головой, все же подошел. Улыбаясь сквозь слезы, маленькая путешественница погладила широкий лоб, почесала за ухом, дотронулась до основания рога. Теплый… Зверь смотрел на нее спокойно, даже доброжелательно, но задерживаться не стал, и, едва лишь девичья ласка ему наскучила, как он мягко отодвинулся в сторону и, вскинув голову, небрежной рысцой скрылся за деревьями – и словно пропал в темноте, как и не было его. Только блестели лужицы воды, уже успевшей собраться в глубоких, крепко вдавленных в мох трехпалых отпечатках с плоскими, тупыми копытцами на конце каждого пальца, да с мокрых волос стекала за шиворот липкая, тягучая слюна, пахнущая чем-то сладким. Девочка улыбнулась, но ходить обслюнявленной, пусть даже единорогом – как-то неприлично, поэтому, встав и хорошо потянувшись, она двинулась обратно к озеру. Солнце уже почти село, а из драконьего гнезда по-прежнему торчал наружу длиннющий хвост, но девочку он не обеспокоил – она ведь уже поняла, что есть ее драконы брезгуют, поэтому, скинув с себя успевшую высохнуть одежку, полезла прямо в воду. Здесь, у берега, вода была теплой, и под ногами были не камни, а песок, хоть и крупный, так что плавать было – одно удовольствие. Чуть погодя с охоты вернулся отец крылатого семейства, тащивший в когтях какую-то огромную зубастую рыбину, так что девочка даже прятаться от него не стала, рассудив, что ящер, очевидно, не такой дурак, чтобы садиться в одну и ту же лужу дважды – да и зачем ему ее тощая тушка, когда под брюхом болтается этакая махина? Супруга встретила муженька весьма благосклонно, и пара драконов в момент распотрошили рыбину до самого хвоста, умяв в какие-то несколько глотков. Девочка, следившая за их «ужином», невольно вздохнула – она бы тоже не отказалась! Впрочем, нынче ей голодать не пришлось – вдоволь нанырявшись, она нашла на дне крупные, как тарелки, и такие же плоские раковины, которые тут же и оприходовала. Правда, попытка номер один оказалась неудачной – она случайно разорвала небольшой желтоватый мешок, спрятанный под раковиной, из которого выплеснулось с пол-ложки отвратительной зеленоватой жижи, мгновенно пропитавшей бледную ракушечью плоть и сделавшей ее совершенно невозможной на вкус. Второй заход оказался удачнее, а там уже она наловчилась, и, отыскав подходящий камень, высекла огонь, чтобы на костре поджарить свою добычу. К тому времени долина уже успела погрузиться в сонную тишину, и только плещущая хвостом рыба да уютное потрескивание пламени нарушали ее покой, а маленькая девочка, обхватив руками колени, сидела на берегу озера, глядя на пляшущие язычки пламени и обдумывая свое, мягко говоря, не самое простое положение. Итак, она оказалась на острове. Скорее всего, когда-то это был вулкан, но с тех пор много воды утекло – подземный жар утих, а остывший кратер превратился в цветущую долину, спрятанную от глаз внешнего мира, так что только те, у кого имелись крылья, могли добраться до этого зеленого уголка. Судя по всему, на это и надеялась пара драконов, когда свила свое гнездо на этом острове, и, пожалуй, их убежище до скончания времен не увидел бы ни один человек, если бы не одна маленькая девочка, волею судеб занесенная на эти скалистые берега… и которой, должно быть, на роду было написано навеки здесь остаться. Если хорошенько поразмыслить, то перспектива была не так уж плоха – этот остров был, по меньшей мере, вдвое больше портового города, в котором она выросла, к тому же, здесь было гораздо теплее – но все же… едва представив, что ей придется провести здесь всю жизнь… совсем одной! «Не плачь! – строго сказала она себе, - Не плачь! Слезы не помогут… совсем ничем. Ты сама себя втянула в эту историю, так что нечего раскисать!» Она даже шлепнула себя пару раз по щекам, небрежно смахнув непокорные слезинки, после чего сняла с палочки первую из раковин и стала жадно рвать упругое мясо, что показалось вкуснее даже того сочного копченого окорока, который ей довелось попробовать года три назад. Еще пару раковин она закопала в угли, когда костер окончательно прогорел, после чего легла спать прямо на траве, свернувшись в клубок и поджав длинные тощие ноги. И даже если ее плечи и подрагивали – кто знает, а может, это всего лишь гуляка-ветер, проносившийся над лугом, касался ее своими холодными крыльями?.. Утро встретило ее росой, сверкающими лучами солнца – и каким-то странным булькающим звуком, доносящимся с берега. С трудом разодрав слипшиеся за ночь веки, девочка кое-как повернула занемевшую голову… да так и осталась лежать, точно мертвая, чувствуя, как яростно колотится сердце. Ибо опыт опытом, а только она искренне сомневалась, что хоть когда-нибудь научится без содрогания смотреть на огромную крылатую тушу, высотой с двухэтажный дом! Правда, сейчас дракон казался немного ниже – он не стоял, а, скорее, сидел, подобрав под себя задние лапы и оперевшись на хвост, и вальяжно чистился, время от времени опуская морду в воду и стряхивая с челюстей обрывки чешуйчатой кожи, которая клочьями слезала с его шкуры, как у ящерицы или змеи… Линька? Дракон казался полностью поглощенным этим занятием, и лишь изредка нетерпеливо рычал, когда ему не удавалось с первого раза отодрать от своей шкуры особенно крупный кусок шкуры. Правда, до конца завершить свой «туалет» ящер не успел – пронзительный вопль подруги, донесшийся из гнезда, заставил его аж подпрыгнуть от испуга (да и не его одного!), а потом разразиться целой серией нежных курлыкающих звуков, в которых разве что глухой не разобрал бы мольбу о прощении. Дракониха, уже успевшая приподняться над гнездом, ответила негромким, но сердитым шипением, недвусмысленно приподняв над спиной перепончатые крылья, так что самец, поняв сей жест совершенно правильно, поспешно бросился бежать вдоль берега, на бегу подпрыгнув вверх и, поймав восходящий поток воздуха, начал быстро набирать высоту. Несколько мгновений – и он уже превратился в крошечную точку, едва различимую на фоне бледно-голубого неба, а девочка, переведя дух, обнаружила, что не дышала все это время. Пошатываясь, добралась до берега, взглянула вниз. В воде, слегка покачиваясь на поверхности, плавали обрывки шкуры, от совсем маленьких, с ладонь, до приличных кусков, которые вполне могли бы сойти за одеяло. Подумав, девочка даже выловила несколько таких лоскутов побольше. Хоть и поношенная, а все же кожа у дракона была просто на загляденье – мягкая, полупрозрачная, она была густо покрыта мелкой чешуей… мелкой, разумеется, лишь по сравнению с размерами самого дракона, ибо каждая такая чешуйка была, по меньшей мере, с палец длиной, но при этом вся шкура оказалась на удивление легкой. Легкой и прочной, поправилась девочка, безуспешно попытавшись согнуть чешуйку в руках или растянуть кожу. Чешуйки были черные, но не такие, как вода в лесном омуте или чрево пересохшего колодца – скорее уж они напоминали вороненую сталь, и вся шкура была очень уж похожа на самую что ни на есть настоящую рыцарскую кольчугу. Какой она, кстати, вполне могла стать… Девочка осторожно сложила находку, увязав в самый большой кусок обрывки поменьше, после чего, цепляясь за ветки, выбралась наружу и направилась к остаткам своего вчерашнего костра. В самом деле – к остаткам… Кажется, дракон все-таки унюхал испекшуюся раковину даже под слоем углей, и разворошенная ямка свидетельствовала о том, что он ее нашел. Пара осколков скорлупы – вот и все, что осталось от завтрака девочки, и, подумав, она решила, что обмен состоялся вполне равноценный. Правда, живот от этого не наполнился, но то была задача не самая сложная – в ее распоряжении было все озеро и весь лес, разумеется, в том случае, если она постарается! Она постаралась – и уже к обеду, совершенно довольная, сидела на берегу, запекая в углях целых пять крупных пятнистых яиц, найденных в лесу, под кочкой, в придачу к нескольким клубням, изрядно похожим на те, что продавались в ее городе, только мельче – всего с кулак размером. К этому всему бы еще корочку хлеба… хотя бы самого старого, высушенного, каким сердобольные богатые хозяйки подкармливали городских птиц. Голодная ребятня, многие из которых видели хлеб только по праздникам, сметали эти корки едва ли не быстрее неповоротливых пернатых, после чего с криками и улюлюканьями уносились прочь, под лай цепных стражей, чтобы на чердаках да под заборами поделить и съесть свою добычу… Девочка, вздохнув, потыкала костер веткой, разворошив рдеющие угли, и выкатила наружу один из клубней – остывать. Как оказалось, на вкус этот дикарь был весьма неплох, хоть и не такой сладкий и сочный. Подобрав на берегу плоский осколок камня, она довольно ловко нарезала его на кусочки, исходящие паром, и вскоре с удовольствием лакомилась печеными яйцами с гарниром из клубней… М-м, вкуснотища! Долго думала, куда девать оставшиеся клубни, потом сообразила. Правда, для этого пришлось побродить по лугу, ища подходящее растение, но в конце концов она-таки обнаружила масленник, сплошь покрытый маленькими черноватыми стручками. Из каждого такого стручка можно было добыть полкапли мутного, пряно пахнущего масла, однако этого вполне хватило, чтобы смазать большой плоский камень, разогретый на углях, и выложить на нем с дюжину толстых ломтей клубней, как на сковородку. В небе проскользнула крылатая тень – с охоты вернулся дракон, правда, на этот раз он принес не такую крупную добычу, как вчера, и сварливая самка съела все сама, свирепо зашипев на самца, когда тот сунулся ей под руку… вернее, под крыло. Девочка, сидевшая на берегу и переворачивающая ломти, только засмеялась, глядя, как огромный зверь скачет по краю гнезда, точно голодный пес, выпрашивающий кусочек съестного, но потом на ее лице отразилась тревога – когда дракон, подскочив к самому краю скалы, мягко соскользнул вниз, во всю ширь расправив крылья и тяжело закружив над озером. Пару раз он черпнул воду пастью, даже сделал какое-то змеиное движение, как будто пытался поймать кого-то, но бесполезно – только брызги поднял. Видно, мелкая озерная рыбка была слишком ловка, чтобы так просто попасть ему в зубы, и дракон это понял – издав низкий, стонущий вздох, он резко завернул, но к гнезду возвращаться не стал, вместо этого приземлившись на берегу, чуть в стороне от костра. Девочка сделала вид, что не заметила появление соседа, да и сам ящер не спешил знакомиться – чуть слышно ворча, словно ругаясь, он потоптался на месте, после чего лег, как кошка, клубком, спрятав голову под крыло. На огонь он предпочитал не смотреть, но девочка ему не поверила и, сняв с камня половину лежащих на нем ломтей, спрятала их под себя, остальное оставила, после чего повернулась на бок и почти тут же уснула. Правда, ненадолго – сложно, знаете ли, спать спокойно, когда тебе под живот суется чья-то морда. А уж если морда эта принадлежит дракону… Короче, завопила она во всю глотку, и уж что, что, но вопить сия особа умела знатно. Еще с детства. Бабушка, которая ее вырастила, в шутку называла воспитанницу «маленькой баньши», и, надо сказать, совсем не зря – во всяком случае, на дракона он произвел впечатление: невнятно всхрапнув, ящер отшатнулся прочь, мотая головой и жалобно (жалобно?!) ревя. Судя по всему, ему ее «выступление» не понравилось. - Впредь тебе наука! – сипло, еле слышно сказала ему девочка (кажется, голос она все-таки сорвала), - Будешь знать, как тырить чужую еду, ты, жирная ящерица! Дракон ответил хриплым ревом, глядя на девочку злыми глазами, но держался на расстоянии – значит, подействовало. Камень, где лежали давешние клубни, оказался пуст и чисто вылизан, а количество припрятанных ломтиков сократилось наполовину. К тому же, прятать еду под собой явно было не самой лучшей идеей – ломтики превратились в кашу, так что пришлось сначала заново разжечь костер, потом выловить то немногое, что еще уцелело (оставшееся налипло на одежду и поеданию не подлежало), после чего, вздохнув, отправиться к озеру – стирать все это дело, пока не засохло. К счастью, лунного света вполне хватало, чтобы разбирать дорогу, и хотя новолуние только миновало, узкого красного серпика вполне хватало, чтобы разобрать знакомую дорогу. Напевая сквозь зубы – вода-то холодная! – какую-то мелодию, девочка быстро выполоскала одежду и мало что не вприскочку вернулась назад, к костру. Дракон, все еще державший дистанцию, встретил ее долгим взглядом, и если она хоть что-то понимала в нем, то сейчас на его морде черным по белому было написано презрение. Ну да, да… смотреть тут особенно не на что. Кости, кожа, жилы – вот и весь набор. Мяса, увы, маловато. Дракону на половинку зуба. Недаром же во всех сказках они охотятся не на каких-то там простушек, а на принцесс, холеных да откормленных, которых даже мыть перед едой не надо – просто закидываешь в пасть, и все дела… Девочка хихикнула, представив себе такую вот жирную девицу на резном троне, с целым выводком служанок вокруг, а над троном – надпись: «Мой завтрак. Не трогать. Дракон». - А ты когда-нибудь принцесс ел? – спросила у дракона. Тот недовольно поморщился, но, сообразив, что голос уже не режет уши, успокоился. Что касается вопроса, то он его, судя по всему, просто проигнорировал. - Ну не дуйся… Знаешь, то, что твоя матрона не позволила тебе разделить с ней трапезу – еще не повод опускаться до воровства. Ты – сильный и красивый дракон, а я – всего лишь слабая девочка. По-твоему, честно, что ты таскаешь еду у меня?.. Нет. Так что не возмущайся, - и, выбрав из костра тлеющую ветку, она снова направилась к озеру. Слова словами, а вот злить этакую махину точно не стоило. К тому же, в собирании ракушек нет ничего сложного – были бы ловкие ноги, способны нащупать твердую раковину даже под слоем песка, и руки – нести добычу. Побродив вдоль берега, девочка нашла, по меньшей мере, с десяток достаточно крупных моллюсков, но носить их пришлось в несколько приемов – иначе в руках они просто не помещались. Дракон наблюдал за всем действом с деланным равнодушием, но девочка видела, как посверкивают из-под шипастых бровей его глаза, поэтому не заставила себя долго упрашивать. Печь раковины ей не хотелось, так что пришлось просто поджарить мясо на прутиках. Учуяв запах, доносящийся от огня, чешуйчатый сосед мало что слюной не захлебнулся, однако подойти так и не захотел, так что, когда мясо приготовилось, девочке пришлось выложить большую часть на огромный лист местного лопуха (во всяком случае, так она его, про себя, называла) и принести под нос к дракону. По сравнению с ним самим, подношение было так себе, но, как только девочка вернулась к костру, тот перестал изображать из себя бесчувственный чурбан и набросился на еду так, что можно было подумать – месяц голодал! Ракушечное мясо явно пришлись ему по вкусу, поскольку он не сожрал все разом, вместе с листом, а ел почти степенно, подцепляя когтем каждый кусочек и отправляя к себе в пасть. Доев, вылизал лист, и потом еще долго обхаживал морду языком, глядя на девочку переливающимися янтарными глазищами. - Вот видишь, - заметила та с набитым ртом (бабушка бы за такое ложкой по лбу стукнула, но за годы, проведенные на улице, девочка уже почти забыла о такой мелочи, как правила приличия, - Ведь можно просто попросить! Так что, если тебе вдруг захочется полакомиться – нечего пихать свою глупую морду куда попало, достаточно просто… Эй, ты куда полез?! – и, схватив последний кусочек мяса, она отпрыгнула в сторону, когда дракон – ну и туша! – полез к ней за добавкой. При желании он мог двигаться очень и очень быстро, и его гибкая шея почти обвилась вокруг костра, а длинные челюсти вцепились в лакомую добычу. Рывок – и мясо, а вместе с ним и девочка уже болтаются на высоте двухэтажного дома, а дракон, для пущего эффекта еще и приподнявшийся на задних лапах, с силой трясет головой, пытаясь сбросить ненужный груз на землю. На третьем с половиной рывке ему это удалось – девочка плюхнулась наземь, а ящер, крайне довольный, одним махом проглотил сочный (хоть и несколько отбитый) кусочек. Девочка свирепо смотрела на него, потирая ушибленное колено, но дракон лишь негромко затрубил в ответ, как засмеялся, и, отойдя в сторонку, свернулся там тугим клубком, как кот. Его горло чуть подрагивало, глаза щурились, и… может, девочке это только показалось или привиделось, но вот только, как она ни старалась, а рассердиться не смогла – настолько сильным было ощущение удовольствия, исходившее от дракона, что и самой хотелось… ну, если не петь и плясать, то, по крайней мере, не злиться.

Люди никогда не были безнадежны. Люди разные - и в этом их преимущество. Судить о человечестве по одному человеку (ну хорошо - нескольким...) - это глупо. Мы потому и называемся разумными, что, встретив одного-двух волков - ты уже имеешь общее представление о все популяции. Встретив одного-двух людей - имеешь представление об одном-двух людях. И не больше.

Быть может. Образ дракона продолжает эволюционировать. Раньше в нем просто воплощали Дьявола. Потом сделали посланником богов. А уже потом - превратили в просто дракона. Это закономерно. И глупо винить автора, жившего полвека назад, в том, что он следовал канонам своего времени. Вот вспомнила книгу Питера Бигля "Последний единорог"- чудесная, волшебная книга! - но уже во втором абзаце ее упоминается, что Она своим рогом "убивала драконов, исцеляла королей и сбивала наземь спелые каштаны для медвежат".

http://www.youtube.com/watch?v=jowvt0M58Q0&feature=player_embedded#!

Думаю, будет уместно выложить здесь это видео... Не знаю, было ли оно на сайте, если что - сильно не бить, но все же в нем содержатся идеи, которые наталкивают на очень и очень долгие размышления о будущем. И о том, что нас ждет за гранью. Сразу предупреждаю: драконов тут нет. Но есть кое-что, что приближает человека к дракону с Дракии. Вопрос лишь в том...

Ради интереса - описание дракона из книги. Это, правда, не Юстес, а старый дракон, но, тем не менее, контраст с фильмом очевиден: "А что-то и впрямь ползло. Даже хуже: что-то выползало оттуда. Эдмунд или Люси, или вы сразу же бы узнали это существо, но Юстас не читал книжек, в которых было бы написано о подобных вещах. Более того, раньше он даже представить себе не мог то, что показалось из пещеры - длинная морда свинцового цвета с тусклыми красными глазами; ни перьев, ни шерсти на длинном волочащемся по земле гибком теле; лапы, суставы которых возвышались, как у паука, над спиной; ужасные когти, крылья, как у летучей мыши, скрежещущие по камням; хвост длиной с милю. А из двух ноздрей поднимались струйки дыма. Юстасу и в голову не пришло, что это дракон. Да если бы даже и пришло, лучше бы ему от этого не стало. Однако, если бы он хоть что-нибудь слышал о драконах, возможно, он слегка бы удивился поведению этого. Дракон не стал хлопать крыльями, отряхиваясь, не извергал реку пламени из пасти. Дым от его ноздрей походил на дым от костра, который скоро угаснет. Дракон, похоже, и не заметил Юстаса. Выбравшись наконец из пещеры, он очень медленно пополз к пруду - медленно, с частыми остановками. Даже Юстас, несмотря на свой страх, почувствовал, что это очень старое, полное печали создание. Он раздумывал, не стоит ли ему стремительно рвануться наверх. Однако дракон мог бы обернуться на шум и ожить. Может, он только прикидывался. В любом случае, какой смысл пытаться лезть наверх, чтобы убежать от существа, которое умеет летать? Дракон добрался до озера, опустил на гальку свой ужасный чешуйчатый подбородок и потянулся к воде, однако, не успев напиться, он издал хриплый пронзительный крик и, забившись в судорогах, перевернулся на бок, и застыл, подняв в воздух когтистую лапу. Из его широко открытой пасти вылилась небольшая лужица темной крови. Дым, шедший из ноздрей, на мгновение почернел, а затем его унесло прочь налетевшим ветерком. Больше дыма не было".

- Дроид?! - Тхр-р-р… хр-р-р… хра-а-а… тр-р, - захрипел тот в ответ, но Буря уже не слушала – она со всех лап бросилась к нему навстречу и, упав на колени, обняла холодное тело робота, крепко прижавшись щекой к его голове и поглаживая по лысой макушке. Впрочем, дроид отнесся к подобному обращению с поразительной невозмутимостью, и, когда Буря его все же отпустила, остался стоять там же, где стоял, и снова начал хрипеть. Долго хрипел, но так и не смог заговорить, а потому в конце концов просто замолчал. Буре даже жалко его стало… - Бедный, - она осторожно погладила его по лысой голове, - Совсем расклеился… Слушай, а ты мне помочь можешь? Я кое-кого ищу. Человека по имени Аликанто. Ты случайно не знаешь, где его можно найти? Можешь не говорить, - поспешно добавила она, - Просто кивни, если знаешь, хорошо? Дроид понял. Потому что кивнул. А потом неторопливо развернулся вокруг своей оси и направился к одному из слабо светящихся продолговатых цилиндров, стоящих по окружности вокруг какого-то металлического конуса. Буря последовала за ним, по пути с интересом заглядывая во все цилиндры, но, к ее разочарованию, все они были пусты. Все, кроме одного единственного, где… Буря мало что не задохнулась от изумления. Отшатнулась назад, схватив-шись за сердце, а через мгновение бросилась вперед, крепко вцепившись когтями в гладкое холодное стекло, под которым мирно спал человек. Настоящий живой человек, совсем еще юная девушка, почти ребенок! Но как… как?! - Дроид, - Буря не узнала собственный голос, - Она же спит, правда? Она не мертва? – и, лишь через мгновение припомнив некоторые особенности их общения, подправила вопрос, - Она жива? Кивок в ответ. - Ты можешь ее разбудить? Еще один кивок. - Тогда… разбуди ее, пожалуйста! Для меня это очень важно! – но, видя, что он колеблется, Буря мало что не расплакалась, - Миленький, ну прошу тебя! Мне нужно с ней поговорить! Пожалуйста, ну пожалуйста! - Тхр-р-р, - ответил дроид, - Тхра-а, - после чего, развернувшись, неторопливо направился к тому самому конусу, что стоял посреди всех цилиндров. Девушка следила за ним, от волнения заламывая руки, но дроид действовал обстоятельно и последовательно: вытащив откуда-то из груди что-то вроде жесткой третьей руки, всунул эту самую штуку в некое углубление на поверхности конуса, и спустя долю мгновения тот ожил, судя по всему, затеяв с дроидом оживленный «разговор» - вот только, как Буря ни прислушивалась, а только ни одного слова разобрать не смогла. Впрочем, разговор оказался весьма плодотворным, и спустя некоторое время дроид отсоединил свою «руку», после чего, подкатив к Буре, снова захрипел, явно пытаясь ей что-то втолковать. - Постой, постой, давай я угадаю. Он тебе отказал? Кивок. - Так я и думала. Но объяснить причину ты мне, разумеется, не сможешь? И снова кивок. А ведь так все хорошо складывалось… - Ну, а я с ним могу поговорить? На этот раз задумался надо-о-олго… Отъехал к компьютеру, кажется, с ним посоветовался. Вернулся. Еще подумал. Но наконец – кивнул. - Вот и хорошо, - Буря попыталась, чтобы голос не дрожал, хотя, честно говоря, ей было здорово не по себе. К счастью, дроид оказался сообразительным, и дополнительным приказов не потребовалось – он все сделал сам: принес какой-то металлический обруч, подсоединил к нему кучу проводов, после чего, жестом пригласив Бурю наклониться, нацепил все это хозяйство ей на голову. - Ай! – Буря непроизвольно дернула головой, почувствовав укол где-то в височной области, но, к счастью, вскакивать и срывать с себя противную штуковину не стала, обошлась гримасой на лице. Контакт устанавливался долго, нудно и не очень приятно – то ли оборудование устарело, то ли что, но Буря уже мало что не когти грызла, когда, наконец, все датчики на компьютере загорелись зеленым светом, и девушка робко позвала: - Компьютер? - Малый медицинский центр управления камерой слушает. Мама, ну и имечко у этого металлического уродца… - Мне сказали, что ты оказался будить девушку. Почему? - Приказ младшего сотрудника научно-исследовательского комплекса «Оазис» Аликанто № 243. Высший приоритет, обсуждению не подлежит. - Что за приказ? - Запрет на вывод младшего сотрудника из состояния летаргического сна. - И… сколько она уже так спит?! - Триста пятьдесят шесть лет, четыре месяца, двадцать два дня, три часа… - Сколько?! - …сорок четыре минуты, - закончил компьютер. - А сколько она еще может проспать?! - Согласно данным последнего медицинского обследования – около четырех лет, после чего вывод из состояния сна представляется крайне маловероятным. - Тогда получается, что она умирает! - Приказ обсуждению не подлежит. - Идиот! Какой же тут приказ, если человек умирает?! Немедленно буди ее! - Приказ… - В пустыню приказ! Ты лекарь, или нет? Для чего ты создан, а? Ты должен лечить, а не убивать, придурок! В тебя это должно быть с рождения вколочено! Или ты за прошедшие годы до самых недр проржавел? Буди ее, понял! А остальное предоставь мне. Но я не дам этой девушке умереть! - Приказ принят. Уровень приоритета? - Высший… нет, высочайший! Живо! - Обсуждению… - Не подлежит! - Приступаю к выполнению приказа. Просьба разорвать контакт, в связи с высоким риском сбоев при наличии посторонних шумов. Подтверждаете разрыв? - Да, - чуть ли не зло заявила Буря, - Дальше можешь работать сам, но если она погибнет, то я тебя, коробка с металлоломом, разнесу до основания! – и, чуть выждав, для придания большей серьезности, сняла с себя обруч. В ушах, конечно, малость звенело, да и по черепу изнутри словно бы кто-то молоточком стучал, но, пару раз тряхнув головой и потерев виски, девушка решила на время забыть об этих неприятных последствиях и переместилась поближе к прозрачному цилиндру, уже сменившему цвет с голубоватого на зеленый. Присев рядом, она прислонилась боком к холодной прозрачной стенке, так, чтобы видеть лицо девушки. Просыпалась она долго, и прошла, казалось, целая вечность до того момента, как длинные ресницы дрогнули, и, чуть слышно застонав, девушка с трудом открыла глаза. Ненадолго – сил явно было маловато, но Буря лишь облегченно выдохнула: живая – чувствуя, как постепенно расслабляются напряженные мышцы. Она сама не заметила, как заснула, устроив голову на согнутой в локте руке, но, казалось, только-только она провалилась в уютную темноту, как почувствовала, что кто-то бережно гладит ее по щеке мягкими пальцами, перебирая перышки. Приятно… - Чуточку выше, пожалуйста, - пробормотала Буря. Пальцы на мгновение остановились, но потом все же исполнили ее желание, и она замурлыкала от удовольствия, подергивая кончиком хвоста. - Спасибо, - выдохнула она, открывая глаза и встречаясь с другим, теплым и живым взглядом, полным нескрываемого беспокойства. - Ты в порядке? – голос у обладательницы взгляда оказался мягким, почти музыкальным, и даже легкая хрипловатость не могла его испортить. - В полном, - Буря улыбнулась, глядя на нее снизу вверх, - А ты? - Ну, если не считать некоторых неприятных последствий летаргического сна, - свободной рукой она осторожно потерла шею, - то, конечно, могло быть и хуже… Сколько я проспала? - Триста пятьдесят с чем-то лет… спроси у компьютера, он лучше знает, - Буря не без сожаления оторвала голову от ее колен, кое-как сев и тут же схватившись за висок, который словно бы игла пронзила, - Бар-р-рханы… Больно! - Скоро пройдет, - девушка чуть заметно улыбнулась, - Это последствия контакта с компьютером – он не способен воспринимать голосовые команды, и ориентируется на электрические импульсы, возникающие в мозгу, - но, заметив, с каким выражением смотрит на нее Буря, осеклась и замахала руками, - Ой, прости за это… меня просто иногда заносит, - ее губы тронула виноватая улыбка. - Да ничего, - Буря только ушами дернула, и взгляд девушки тут же метнулся за ними следом. Дракониха сделала вид, что не заметила этого, но уши словно бы сами собой начали быстро-быстро стричь воздух, и это сперва вызвало улыбку, а потом – и легкий смешок. - Нравится? - Еще бы! – отсмеявшись, сказала она, - Хотела бы я так уметь… Кстати, меня зовут Аликанто. А тебя? - Буря, - улыбнулась дракониха, - Приятно познакомиться! – она чуть коснулась лба двумя пальцами, после чего выбросила руку вперед. Аликанто, кажется, удивилась, но чуть погодя снова улыбнулась и повторила ее жест. - Правильно? - Почти. Для полного действа нужно еще вот так выгнуть хвост, - показала, - но, учитывая, что хвоста у тебя нет, обойдемся сегодня и этим. Тем более, - ее лицо посуровело, - что у нас есть более серьезные темы для обсуждения. - Вот как? – полностью справиться со своим голосом Аликанто не сумела, и по ее тону Буря поняла, что тема ей неприятна, однако решила на время отбросить сентиментальность. Ей это почти удалось… - Не здесь, - сказала она, поднимаясь на лапы и нашаривая валяющийся на полу рюкзак, - Мне не нравится это подземелье, да и тебе оно, наверное, уже порядком надоело. Пройдем наверх? - Как хочешь, - каким-то бесцветным тоном откликнулась девушка и попыталась встать на ноги, но не сумела пройти и двух шагов, как колени ей изменили, и полировать бы ей своим лицом пол, если бы не мощная когтистая ладонь, что сцапала ее в полете и вновь поставила в вертикальное положение. - Ты в порядке? – Буря беспокоилась, а потому даже не пыталась скрыть заметную дрожь в голосе. - Говорю же… последствия, - Аликанто задрожала, и Буря, покачав головой, обошла ее кругом и одним движением подхватила ее на руки, как ребенка. - За шею держись, - посоветовала она, перехватывая ее поудобнее, после чего оглянулась на дроида, безмолвно стоящего поодаль, - Дроид, пойдем с нами. Тебе тут больше ничего делать… правильно же? – она посмотрела на Аликанто, и та согласно прикрыла глаза, - Вот и хорошо. Идем! – и она стремительно зашагала по коридору, а дроид, слегка погромыхивая, поспешил следом. Спутником он оказался довольно полезным – скажем, аккуратно прикрыл за ними входную дверь, защелкнув замок, и даже приладил на место сорванную крышку панели, а вот Буря за все это время только и успела, что понять: с рюкзаком за спиной и Аликанто на руках ей по лестнице точно не подняться. Осторожно поинтересовавшись у дроида на этот счет и выяснив, что в качестве носильщика он ей не подмога, решила пожертвовать малым – рюкзаком, то есть. Впрочем, это оказалось не так уж болезненно – пакет с водой был отправлен в руки Аликанто, дабы та могла утолить жажду (вместо ножниц вновь были использованы кое-чьи зубы), а тряпки частично пошли в качестве ремней безопасности. Почти – потому что, увидев, как она бесцеремонно распарывает что-то бесформенное и – в слабом красном свете было плохо видно – вроде бы зеленое, девушка мало что не грудью бросилась на защиту имущества. Зачем ей это было нужно – Буря так и не поняла, но отдала-таки парочку пакетов с тряпьем, после чего, оставив рюкзак сиротливо лежать у стены, приступила к основной части работы. Долго объясняла свою задумку Аликанто, хотя та слушала очень внимательно, но потом задала гениальный вопрос, а не будет ли ей тяжело. В ответ Буря скептически развела ушами и заявила: разумеется, тяжело! Но еще тяжелее ей будет выпытывать у их картавого металлического спутника, как можно вылечить сорвавшегося с лестницы человека, поэтому из двух зол лучше выбрать то, что полегче. - Логично, - вздохнула девушка, забираясь к ней на спину. Надо сказать, весила она не так уж мало, и Буря втайне порадовалась, что уже приняла горизонтальное положение – опираясь и на задние лапы, и на руки было легче выдерживать дополнительную тяжесть, казалось, готовую прогнуть позвоночник! Ну что ж, назвался наллом – изволь не жаловаться, когда на тебя дополнительный тюк с поклажей взвалили! – так что, едва дождавшись, пока Аликанто крепко-накрепко привяжется к ее шее и плечам, она решительно поставила лапу на первую ступень. Надо сказать, подниматься, в определенном смысле, было даже проще, чем спускаться, но все же одно серьезное отличие было – теперь свет был за спиной, и через пару пройденных пролетов в голову Буре пришло очередное просветление, заставившее ее внезапно плюхнуться задом на пол, одновременно хлопнув себя ладонью по лбу. - Вот дура! - Буря! - Барханы, Аликанто, я палочки забыла! - Какие палочки? - Ну, те, золотистые! Я их в боковой кармашек рюкзака положила, чтобы не переломались – и забыла! Как теперь дорогу-то освещать? Может, я тебе спички отдам и ты их будешь зажигать? Правда… боюсь, так их ненадолго хватит… - Ничего, - улыбнулась девушка, - Не стоит. Эй, дроид! – она обернулась на громыхающего позади робота, - Будешь идти впереди и освещать дорогу. Понял? - Тхр-р, - ответил тот, но, кажется, приказ понял совершенно точно, и, аккуратно обогнув недоумевающую Бурю, начал неторопливо подниматься по лестнице, а на его груди, как два ярких глаза, зажглись яркие фонари, разогнавшие сгустившийся мрак не хуже солнечного света! Правда, «яркие» - это, конечно, громко сказано, а когда глаза Бури к ним привыкли, она сразу поняла, что светят они еле-еле, а один еще и барахлит – во всяком случае, через некоторое время он окончательно погас, но оставшегося вполне хватило, чтобы девушки и дроид кое-как, но добрались до первого этажа, а там уже, чуть ли не ползком – и до заветного зала, хотя к концу путешествия Буря свесила язык чуть ли не до пола, и, едва протиснувшись в щель между косяком и полуоткрытой дверью, она рухнула без сил, мало что не сотрясаясь от гулких ударов сердца, казалось, готового вот-вот пробить и грудную клетку, и каменный пол, и всю толщу земли под ними… Сил не было никаких, и словно бы сквозь толщу воды до нее донесся голос Аликанто, понукавшей ее подняться и куда-то идти… куда? Зачем? Буря хотела ей ответить, что ей все равно, что она устала и хочет спать… но, стоило открыть рот, как тот сам собой растянулся в широченном зевке, и, уронив голову на руки, она оконча-тельно и бесповоротно заснула. М-м-м… М-м. Мясо? А оно-то здесь откуда?! Наверное, снится… Только вот в шею что-то упирается… Буря недовольно замычала, из последних сил попытавшись выбросить шею вперед и схватить-таки вожделенное лакомство, но – не удалось, а в ответ тут же раздался смех. Правда, не издевательский, как ожидалось, а вполне дружелюбный, и вот уже Буря почувствовала, как сочный мясной кусочек коснулся ее губ… Дальше уже было, как говорится, дело техники, вернее зубов. Зубы не подвели – раздался треск и испуганный вскрик, мгновением позже сменившийся довольным хихиканьем – когда Буря недовольно поморщилась и выплюнула на пол какой-то жесткий кусочек. После таких дел иллюзия того, что это в самом деле сон, развеялась сама собой, и, разодрав веки, дракониха увидела Аликанто, что, улыбаясь, сидела рядом на корточках. Перед ней на полу стояла тяжелая сковородка, собственно, и являющаяся источником приятного запаха – хотя, если верить цвету получившегося блюда, на огне оно находилось гораздо дольше, чем нужно было! - И кто же так делает? – с шутливой строгостью спросила Аликанто, слегка ударив ее по носу обломком какой-то белой… ну, наверное, это была вилка, - А если бы на ее месте оказались мои пальцы, а? - А не надо дразниться, - хрипло ответила Буря, одновременно с этим облизываясь, и девушка, засмеявшись, протянула ей следующий кусочек, но в последний момент все же подбросила его в воздух, и Буря, ничуть не обидевшись, ловко его поймала, мгновенно отправив в желудок. - Спасибо, - сказала она, - А откуда здесь взялось мясо? - Ну, - Аликанто слегка покраснела, - Это не то, чтобы мясо… Но по вкусу почти неотличимо. А хранится не в пример дольше – было бы сухо, да нашлась бы вода и немного специй… Вкусно? - Если б ты не сказала, что это не настоящее мясо – не отличила бы, - Буря только плечами пожала и, подхватив еще кусочек кончиком когтя, принялась жевать, - А попить, случайно, не найдется? Или вся вода вышла? - Да нет, воды тут достаточно, - Аликанто кивнула на приличную горку знакомых пакетов, - Я заставила М-3 проверить все оставшиеся склады, и хотя он не так уж много нашел полезного, думаю, на пару дней тут точно хватит. - М-3? - «М» значит «медик», а «3» - просто для удобства. У нас их было четверо, но… он последний остался. Как и я. - Аликанто… но что же здесь случилось? Почему вы… почему ты?! - А ты представь себе: остаться последним человеком на Земле, - глухо ответила девушка, сев прямо на пол и обхватив руками колени, чтобы спрятать лицо, - Представь, каково это – знать, что на всей планете не осталось никого, кому была бы интересна твоя судьба… да и вне ее, пожалуй, тоже. Представь, каково это – быть представителем цивилизации, что правила на планете в течение тысячелетий, но которую космос, великий и необъятный, одним-единственным ударом поставил на место, доказав, что человечество – лишь горстка пыли на его просторах, и, какими бы великими мы себя ни мнили, в конце концов… - Катаклизм? - Катаклизм. Даже странно немного… Мы знали, что астероид движется прямо к Земле, мы знали, что он может принести колоссальные разрушения, но ничего, ничегошеньки не могли поделать! И пока в высших кругах спорили о том, кому достанется честь уничтожить его, стало уже слишком поздно... Ошибка в расчетах? Непростительная халатность?! Сокрытие информации?!! Да какая уже разница… Все, что смогли сделать наши ракеты – это расколоть этот астероид на несколько кусков, однако к тому времени, когда это случилось, его уже захватило гравитационное поле Земли, а потом некогда было предаваться сожалениям. - Неужели?.. Все? - Астероид был заселен, - глуховато сказала Аликанто, - но совсем не той жизнью, которую мы втайне надеялись найти в космосе… Не братьями по разуму, а существами куда более простыми, у которых и цель-то была проста и понята: выживать. Попутно уничтожая тех, кто становился для них пропуском на следующую ступень жизненного цикла… Вирус, Буря. Вирус. Крошечное, незаметное создание, настолько не похожее на свои земные аналоги, что сперва ученые даже не поняли, что это такое… Большую часть астероида приняла на себя наша несчастная Луна, и лишь малая толика вируса достигла Земли, но и этих ничтожных капель хватило, чтобы перевернуть мир с ног на голову. К тому времени планета уже была перенаселена, и людские города, подобная морям распада, ширились по поверхности планеты, захватывая все новые и новые территории. Вирус угодил в райское местечко, и принялся с чудовищной скоростью распространяться среди людей, тихо делая свое черное дело. Длинный инкубационный период давал ему достаточно времени, чтобы человек, еще даже не осознавший того, что болен, успевал заразить десятки, если не сотни других людей, после чего сваливался сам. К тому времени, как медицинские службы заподозрили неладное, вирус уже успел заразить миллионы, и число заболевших росло с каждым днем, с каждым часом! Естественно, тут же начались всевозможные проверки, тесты и анализы, но ведь начали с верхушки общества, тогда как в низах болезнь продолжала косить людей тысячами. К тому же времени, как правительства поняли всю глубину нарастающей проблемы, люди-носители успели распространить вирус по всему земному шару, и локальные очаги разрастались, как пятна плесени, поглощая все новые и новые территории. В дело вступили военные силы – отчаявшиеся люди начали убивать себе подобных, только чтобы выжить самим, и достаточно было всего лишь одного донесения о больном человеке, чтобы началась глобальная зачистка среди населения… - Аликанто на несколько минут замолчала, словно бы собираясь с силами, после чего, глубоко вздохнув, продолжила эту кошмарную историю, - Ученые отчаянно искали способ бороться с новой заразой, но этот вирус, зародившийся в каком-то неизвестном человечеству мире, был совершенно не похож на те, с которыми мы привыкли бороться, и все человечество оказалось поставлено на грань вымирания. Последние выжившие, не попавшие под удар «кары небесной», скрывались в бункерах и бомбоубежищах, а оставшихся на поверхности попросту не хватало, чтобы зачищать все кладбища, в которые превратились города… И именно тогда, в это время отчаяния, вновь был поднят на поверхность проект, замороженный еще за полвека до этого, проект, являю-щийся своеобразной вершиной развития человечества в области прикладной генной инженерии, биомоделирования и комбинации геномов. - Драконы?.. - Драконы. Ах, Буря, Буря! Знала бы ты, какой тернистый путь мы прошли, чтобы дать разумной жизни на планете Земля еще один, пусть даже очень смутный, шанс на выживание! Сколько там было всего – взлетов, падений, непростительных ошибок и гениальных открытий… Проект чуть ли не ежемесячно грозились закрыть, и денег постоянно не хватало – а ведь только на то, чтобы составить генетическую карту будущего дракона, мы потратили больше двух лет! Постоянно вводили какие-то новые комбинации, просчитывали варианты, потом прогоняли их через компьютеры, чтобы быть в точности уверенными: этот ген придется в этой хромосоме совершенно к месту, не повлияет на соседние и не окажется под их нежелательным влиянием… Каждый ген! А ведь их даже в самой короткой из хромосом, по меньшей мере, несколько десятков, а в других – и несколько сотен, и даже несколько тысяч! – Аликанто сделала какое-то неопределенное движение руками, словно крыльями взмахнула, - К тому же, нам пришлось моделировать систему взаимодействия между передними и средними парами конечностей… ты, наверное, замечала, что при активном полете тебе трудновато что-то еще делать пере… э, руками? Буря кивнула. - Вот то-то и оно… Мозг дракона существенно не отличается от человече-ского, разве что в нем существенно сильнее развит мозжечок, что обеспечивает лучшую координацию движений, необходимую для полета. Однако те же отделы мозга, что обеспечивают управление крыльями, отвечают и за движения рук, поэтому и получается «или-или»: либо ты сидишь на земле и изображаешь из себя четвероногое, либо поднимаешься в воздух и становишься птицей. Или вы уже научились обходить это ограничение стороной? - Зачем? – Буря удивилась, - Ведь в воздухе и без того хватает, за чем сле-дить, чтобы еще и руками что-то делать… - А как у вас со взлетом? С посадкой? Несчастные случаи бывают? - Ну… иногда какой-нибудь новичок может и брякнуться от неожиданного порыва ветра, но обычно все проходит нормально. - Выходит, хоть с этим мы не прогадали… - Аликанто улыбнулась, и в улыбке ее чувствовалась какая-то затаенная грусть, - Мы ведь следили за вами все это время, с тех самых пор, как остальные люди покинули Землю, отправившись в далекий космос, под черные небеса Марса. - Но ведь с тех пор… - Я знаю. - И вы?.. - Да. - Но почему?.. - Почему мы не улетели вместе со всеми? – она чуть заметно улыбнулась, - Ну, понимаешь… Сложно объяснить… хотя нет, неправильно. Проще простого. Вот скажи, Буря – твоя мама тебя любит? - Конечно! - А ты будешь любить своих детей? - Ну… разумеется! – Буря невольно усмехнулась – настолько нелепым показался ей этот вопрос, - А разве может быть как-то иначе? - Вот именно. Не может быть. И ты сама ответила на свой вопрос. - Так вы остались потому, что… любили нас? - Как родители любят своих детей. - Но ведь… это же было… так… давно! - Да. С тех пор немало воды утекло. Но любовь – настоящая любовь! – никогда не была подвластна времени… Мы растили вас, Буря – как своих детей, так, чтобы вы не чувствовали разницы, видя перед собой бесхвостых и бескрылых родителей – ведь это просто были «мама» и «папа»… - она чуть прикрыла глаза, вспоминая, - Мы растили вас, в тайне от всего мира, который еще был не готов принять вас такими, какие вы есть, но для которого вы были рождены на свет. - И ты… тоже? - Ну-у-у… - она немного смутилась, - Я тогда еще была слишком неопытна, чтобы самой растить малыша, поэтому стала старшей сестрой очаровательнейшему ребенку, которого мы назвали Громом – он ведь так громко кричал, когда ему невовремя наливали бутылочку! Впрочем, повзрослев, он стал не намного тише. - Гром? – у Бури мало что нижняя челюсть не отвалилась, - Старый Гром?! - А он что, еще жив? – кажется, Аликанто удивилась не меньше. - Он умер еще до моего рождения, но… получается… Гром ведь мой прадед! - Вот как! – девушка улыбнулась, - Тогда я, получается, твоя двоюродная бабушка? – и, не выдержав, она расхохоталась, - Ну и номер! Но, прошу заметить – я ведь неплохо сохранилась для древней старушки, правильно? - Быть того не может, - дракониха смотрела на нее, как призрака, - Просто не может быть! Ты и в самом деле знала старого Грома? Но ведь тогда… тогда тебе должно быть… по меньшей мере… Нет, ну тебе же не может быть семьсот лет! - Почему же сразу «не может»? – удивилась Аликанто, - Мне было всего-то сорок два, когда наступил Исход, и я бы вполне протянула на собственных силах еще лет сто пятьдесят, а то и под двести… Но – регенератор и летаргический сон творят чудеса, так что перед тобой чудо природы – семисотлетний человек! – она как-то странно улыбнулась, - Вполне недурной на вид, и готовый к дальнейшим трудовым подвигам! Вот только, боюсь, подвиги окажутся недолгими, если мы не придумаем, как же нам выбраться наружу, - она подняла голову, разглядывая потолок зала, - У тебя на сей счет никаких придумок нет? - На ум приходит только это, - девушка слегка расправила крылья, - Если мне повезет, и я смогу набрать достаточную скорость… - А ты сможешь вылететь через это окно с полусложенными крыльями? - Попробую… Хотя не обещаю, поэтому пробовать буду одна. В случае чего наш М-3 меня же подлатает, правда? - Эм-м-м… вряд ли. М-2, когда лечил тебя в прошлый раз, и так выдоил из батарей всю оставшуюся в них энергию, так что теперь от медблока мало толку. - Ну-у-у… в таком случае, у нас остался единственный выход. - И какой же? - Не падать! – фыркнула Буря после чего, поднявшись, неторопливо направилась в сторону ближайшей галереи. - Ты куда это? - На разведку. Осмотрюсь там, наверху. Может, что и придумаю. - Только будь осторожнее! За прошедшие годы… - Пфр! – фыркнула девушка, - А то я не знаю! – и, без разбега взвившись вверх почти на три метра, она зацепилась когтями рук за край галереи. Ослабевший камень тут же начал крошиться, как глина, но девушка резво подтянулась наверх и перебралась поближе к стене – там, кажется, было надежнее. Не прогадала – во всяком случае, за все время восхождения наверх ей даже не пришлось пользоваться крыльями – хотя соблазн был велик, ох велик… Кое-где от галерей остался лишь остов, и Аликанто, оставшаяся внизу, то и дело вскрикивала, когда камень под лапами драконихи в очередной раз начинал трещать и ломаться, заставляя ее буквально распластываться по стене, чтобы миновать неблагонадежный участок. К концу импровизированного путешествия Буря уже пыхтела, как паровоз, но мужественно сохраняла бодрый вид, и, всеми четырьмя конечностями вцепившись в ненадежную опору (крылья были полурасправлены над спиной, в качестве страховки), принялась изучать способы преодоления изрядного расстояния крошащегося потолка, отделявшего ее от окна в потолке. - Ну, что там? – донесся снизу голос Аликанто. - Погано, откровенно говоря, - откликнулась Буря, благо, эхо в этом зале не оставляло место для конспирации, после чего, не долго думая, просто спрыгнула вниз. Этот способ спуска оказался куда быстрее, и, распахнув крылья, девушка плавно опустилась на пол, несколькими мощными ударами погасив остаточную скорость – и разогнав по всем углам целое облако пыли. К счастью, Аликанто, вовремя сообразив, чем для нее опасна планирующая наземь дракониха, вовремя спряталась за ближайшей колонной. - Потолок еще довольно крепкий, но сомневаюсь, что мы сможем забить в него какие-то крючья, или вроде того, - как ни в чем не бывало, продолжила девушка, - Единственный оставшийся вариант – веревка: без груза я, возможно, смогу выбраться наружу и привязать ее к чему-нибудь. - Хм, - Аликанто подергала себя за прядь волос, после чего направилась к целой груде вещей, сложенных в дальнем углу зала – всему, что успел натаскать дроид. Копалась в них она довольно долго, но в конце концов нашла, что искала, и развернула перед удивленной Бурей в несколько раз сложенную серебристо-белую веревку, сплетенную из каких-то блестящих нитей. - Такая подойдет? - Ух ты! – девушка потыкала ее, понюхала, даже на зуб попробовала, но все равно не смогла определить, из чего она. Впрочем в процессе идентификации она выяснила, что сие творение глубокой древности ничуть не устарело за прошедшие годы, и вполне себе симпатично смотрится, не говоря уж о том, что разорвать его не так-то просто! – Прочная? - Ну, на испытания на ней поднимали тридцать тонн веса, - Аликанто улыбнулась, - Думаю, для наших скромных нужд она вполне сгодится. - Чу-у-удно, - Буря в последний раз «протестировала» веревку, попытавшись ее разгрызть, но потерпела неудачу, и осталась этим вполне довольна, - В таком случае надо бы поскорее собрать барахло и выбираться на поверхность. Сейчас полдень, самое пекло, но к тому часу, как мы со всем управимся, наступит вечер, а там и до ночи недалеко. - Ты права, - кивнула Аликанто, и девушки, почти одновременно вздохнув, принялись паковать вещи. Впрочем, как призналась Аликанто, это всегда было так – и в незапамятные времена, и во время расцвета техногенного мира людей, так что они решили подойти к этому со всей ответственностью, беря с собой не то, что нужно, а то, без чего было нельзя. И, тем не менее, по окончании сборов, два рюкзака больше напоминали парочку пустынных жаб, напитавшихся водой во время сезона дождей, а весили намного, намного больше! - Э-э… Аликанто? Может, нам лучше ограничиться одним рюкзаком? Все равно всего не унести! - Вот еще! – девушка возмущенно на нее посмотрела, - Мы и так экономили, Буря, а ты предлагаешь еще половину вещей здесь оставить? Ничего, не поломаемся. В пустыне нам любая мелочь пригодится, тем более, что ты ведь не знаешь, где сейчас твоя семья? - Ну… общее представление имею, но… - Но поиски могут затянуться, а потому уж лучше сейчас постараться, чем потом грызть локти от бессилия! Или ты думаешь, что я не смогу уволочь эти несчастные рюкзаки? - Ну-у-у… - Так ты и вправду так подумала! Ну, Буря, ну ты… - она гневно раздула ноздри, - Судишь по человеку, даже не испытав его! - Никого я не сужу, - опустив глаза, дракониха продолжила заталкивать в боковой карман непромокаемый пакетик со спичками, - Просто я не хочу, чтобы ты… перенапрягалась. Ты же только что проснулась после стольких лет сна! - Ну и что? – после мгновенно паузы фыркнула Аликанто, - Или ты думаешь, что, проспав столько лет, я проснулась только затем, чтобы тут же объявить себя слабачкой? Ха! Размечталась, пернатая! Я… я… я-а-а… - Ты – самая большая хвастунья из всех, что я видела! – раздраженно перебила ее Буря, - «Я», «я»… строишь из себя невесть что, а сама… да ты посмотри на се… Али… Аликанто? Аликанто! – и она со всех лап бросилась к девушке, что, точно сломанная кукла, медленно оседала наземь, так и не выпустив из побелевших ладоней лямку своего рюкзака. - Аликанто? – осторожно позвала Буря, и бледные веки едва заметно затрепетали, как крылья мотылька, открывая глубокие, как два колодца, и такие же черные глаза. Некоторое время она смотрела на Бурю, точно не узнавая, но потом все же сумела сфокусировать взгляд, и тонкие губы задрожали. - Что?.. - Отбе… галась, - с отдышкой прохрипела Аликанто, и на ее лице появилось почти виноватое выражение, - Ты уж… прости, Буря… - Дурочка! – она обхватила ее, прижала к груди, - За что? Ты меня это… не пугай так больше! - Да… куда… уж… - слабая полуулыбка, - Теперь уж… не встану… - Глупая! Что за чушь мелешь? Ты просто переутомилась, вот и все. Поле-жишь тут денек, отдохнешь, поешь хорошенько – и как новенькая будешь! Я… - Буря, - от ее тона та мгновенно умолкла, - Послушай… меня… Ты… мне уже… не поможешь… понимаешь? Не поможешь… Я… я просто… - Замолчи! – резко, с неожиданной для себя яростью перебила ее Буря, - Да что ты такое… говоришь?! Ты… ты… ты что, умирать вздумала?! Ответа не последовало – но дракониха все равно взвыла, когда длинные темные ресницы дрогнули, опускаясь. - Нет! Ты не можешь!.. - Это… не от меня… зависит… Буря… Буря, послушай… - Я вылечу тебя! – мощные ладони сжали тонкие, почти прозрачные пальцы, в глазах Бури застыло отчаяние, - Вылечу! Все… все будет хорошо, Аликанто! - Даже… лучшие… врачи… мира… мне… не помогут, - прошептала девушка, - Был бы… регенератор… еще смогла бы… потянуть… но… - ее губы тронула улыбка, - Я сама его… выбросила… не захотела… я… умереть… хотела… чтобы одной… не оставаться… Прости… прости меня, Буря! - Дурочка… - дракониха прижала ее к груди, укачивая, как младенца, - Еще прощения просит… Может, М-3 поможет? Ну… должен же он хоть что-нибудь уметь сам, безо всяких там приспособлений! - Он… уснул. Едва успел… последний… рюкзак… притащить. Это… я виновата… надо было… энергию… беречь… а я… - Вот куда ни плюнь – и везде получается, что ты виновата! – Буря почувствовала, что начинает сердиться, - А это уже самобичеванием называется, слышала о таком? Так вот, ты мне это… прекращай! Слышишь? - Слышу… - ее голос был уже практически не отличим от шепота, - Но, Буря… пока припасы есть… не тяни. Тебе надо… выбираться. Найти своих… - Обойдутся, - рыкнула та, - Как-нибудь и без меня проживут. Чтобы я бросила тебя умирать здесь в одиночестве?! Ха! И еще раз – ха! - Буря… я серьезно… - Я тоже. Поэтому не мели чепуху, пустая твоя голова. Или ты забыла, что я – дракон? «Разновидность человека, адаптированная к агрессивным условиям внешней среды», - насмешливо передразнила она, и Аликанто улыбнулась. - Источник… цитаты – Павел… Робертович… Шумилов… «Слово о Драконе»… Читала… эту книгу? - Нет. - А вообще… какие-нибудь… книги… читала? - Нет. Мы же постоянно кочуем, и нам… - И пища насущная… как ни крути… питательнее, чем пища… духовная, - Аликанто улыбнулась, - Ну, а читать-то… умеешь? - Немного… буквы знаю. - А кто на… научил? Отец? - Нет… брат. Он «умник». - «Умник»? - Ну… он теперь в Одиноком городе живет. На окраине Леса. - В городе? В настоящем… городе? - В том, что от него осталось. - Ты там… была? - Да. Два года там жила, и только пару месяцев назад вернулась. Правда, там мало что осталось неизменным с тех времен, как ушли люди – здания заросли до самых крыш, постоянно осыпаются… Мне там не понравилось. - Вот как… - Аликанто чуть прикрыла глаза, - Выходит… они были правы… А пирамиды, Буря? Пирамиды… уцелели? - Пирамиды? – удивилась та, - Какие пирамиды? А-а-а… ты про те каменные холмы в южных песках? - Каменные холмы?.. - Ну да. Занесенные песком. Торчат только самые верхушки, но Ураган говорит, что со временем и их накроют барханы. - Вот как, - повторила девушка, - Помнится… древние говорили… что даже само… время боится… пирамид… и что же – прошло… всего тысячелетие… как они уже превратились… в безликие холмы… Глупо, да? Мы же мнили себя… мы верили… что наша цивилизация… бессмертна… И что же? – она чуть заметно усмехнулась, даже с какой-то иронией, - Какие же мы были… самонадеянные… совсем как дети… глупые и самонадеянные… - Аликанто? - Ничего, Буря… ничего… - Ты же не умрешь, правда?! - Умру. Все умирают… И я тоже умру. Но не волнуйся, - бледная, почти прозрачная рука девушки коснулась ее мокрых щек, - я постараюсь… чтобы это случилось не сегодня… Ты плачешь? Буря… Не плачь. Не надо… - Глупая! – дракониха что есть силы прижала ее к груди, - Глупая… Хочу – и плачу! Просто ты… ты… Почему?! - Сон, Буря… Сон. Человек… он же не может так долго… жить… не мо-жет… бессмертным стать… Бессмертие – не для нас… Не доросли мы еще… до вечности… А уж я-то… тем более, - она с трудом приподняла веки, - Я умираю, Буря… потому что умирает мой мозг. Клетки… не выдержали… Человек может находиться… в состоянии летаргического сна… сто лет. Ну, двести… Но не вдвое больше! Это слишком много… для меня. - Аликанто?! - Извини, Буря… я… устала немного… можно… можно мне полежать… с тобой? Ты… такая… теплая… - Конечно, - дракониха сквозь силу улыбнулась, - Конечно. Отдыхай. - Спасибо, - чуть слышно прошептала девушка, затихая, и Буря что есть сил сжала челюсти, удерживая какой-то горький, почти жалобный стон, рвущийся из глотки… Она еще долго так просидела, удерживая Аликанто в объятиях и расправленными во всю ширь крыльями ограждая ее от внешнего мира… хотя, она чувствовала – ту беду, которой она так страшилась, не отведут ни когти, ни зубы. Беду, что придет незваной, негаданной – от нее уже ничего не спасет, и ощущение собственного бессилия заставляло нашу бесстрашную Бурю судорожно сводить плечи и свирепо скалить клыки, грозя какому-то невидимому врагу – но, стоило ей лишь взглянуть на удивительно спокойное лицо Аликанто, как злость исчезала сама собой, и девушке оставалось лишь устало прикрывать глаза, слушая мерный стук человеческого сердца и ощущая в воздухе ее дыхание… Следующие несколько дней Буря и Аликанто провели вместе. Дракониха наотрез отказалась уходить без нее, и, поняв, что она от своего не отступит, девушка оставила бесплодные уговоры. Правда, еды, которую успел принести в зал М-3, им хватило ненадолго, но, к счастью, вода еще оставалась, а, выбравшись наружу через окно в потолке, Буря начала вновь осваивать слегка подзабытое за годы, проведенные в Одиноком городе, искусство охоты. Которое, впрочем, оказалось не таким уж сложным, особенно для дракона, который был словно бы создан для жизни в песках – на что Аликанто, улыбнувшись, заметила: - Ну, мы же все-таки предполагали, как изменится мир в ближайшее время… после нашего ухода. К тому времени, как люди поняли, что пора уходить… Земля уже была практически выжжена дотла. Леса остались только в небольших заповедниках, а все остальное место заняли города, поля, плантации… Ничего удивительного, что с уходом людей эти ландшафты… столь быстро оказались во власти лесов… хотя и на долю пустыни пришлось немало. - И на лед. - И на лед. Малый ледниковый период, что ж ты хочешь… Атмосфера по-степенно очищается, парниковый эффект сходит на нет… а солнечная активность как была невысокой, так ею и осталась… планета начала охлаждаться, и ледники радостно ломанулись на юг… Пока у нас работал спутник, и мы получали снимки из космоса, еще возможно было следить за… продвижением льда, но теперь… - она улыбнулась, - Ах, какая красота открылась бы нам сверху! Ты только… только представь себе, Буря: голубая планета… под ослепительно-белыми полярными шапками… Континенты словно бы впаяны в лед… и по краю этих снежных шапок – светлые золотистые полосы, отделяющие холодный мир от цветущей зелени, жмущейся к теплому экватору… Да, сейчас, спустя столько лет без людей… леса должны были распространиться широко… Конечно, пройдет еще… немало времени… но я уверена… Земля… Земля не погибнет… и те крупицы жизни… что остались на ней… вновь застанут ее расцвести… - Аликанто… - Знаю, Буря. Но мне так хорошо… Все-таки тот астероид… та кара небесная… она была заслуженной. И пришла вовремя… До того, как люди успели окончательно уничтожить наш мир… И вы… вы получили в наследство больную, измученную… но все же пригодную для жизни планету… А после того, как уйдут ледники… и Лес вновь покроет Землю… Это ведь обязательно случится, нужно только потерпеть! – тогда… тогда Земля возродится вновь… Не та изуродованная, обезображенная… какой мы вам ее оставили… настоящая Земля… та самая, которую мы, едва узнав, позабыли… но которую так смутно, так неуверенно любили все эти годы… с тех самых пор, как осознали, что потеряли ее навсегда… - Али… - Буря осторожно коснулась ее щеки. - Плачу, да? Ну… я ведь уже не ученый, правда? Значит… мне можно, - она закрыла глаза, - Буря… Буря, милая… как я рада, что ты нашла меня… разбудила… Буря, послушай: ты должна… должна донести до остальных… сказать… Вы пока еще очень молоды… только начали жить… у вас еще все впереди, но… но когда наступит время… когда вы осознаете, что обладаете могуществом менять судьбы миров… не повторите наших ошибок. Второго… второго поколения ти… тиранов, правящих железной дланью… Земля просто не выдержит. Не повторите, слышишь?! Берегите планету… она – самое дорогое, что у вас осталось… этот маленький живой мир… Может быть… когда-нибудь… вы даже сможете выйти в космос и посмотреть на Землю такими глазами, какими смотрели на нее мы, но… - она слабо улыбнулась, - К тому времени, как это произойдет… вы уже будете совсем другими… Быть может… даже… когда вы и люди снова встретитесь… вы и не узнаете в них… своих предков… И выросшие дети… станут… вровень… с родителями… и солнце… будет… светить… над миром… Голос Аликанто становился все тише и тише, пока она, наконец, не заснула, уронив голову на грудь, и Буря осторожно, чтобы ненароком не тряхнуть, уложила ее поудобнее на неказистой постели из сложенных друг над другом одеял, добрая часть которых пошла на создание своеобразного навеса, дабы оградить ложе от случайных сквозняков. Аликанто сказала, что процесс… чего-то там в ее мозгу будет длиться, по меньшей мере, еще несколько дней, однако уже сейчас она начала разговаривать во сне, и, просыпаясь посреди ночи, Буря не без дрожи слушала ее бесконечные разговоры с невидимым собеседником, мягко удерживая девушку на месте, когда она порывалась вскочить на ноги и куда-то бежать, что-то бормоча про поручение Александра, про критический уровень радиации и аномально быстрое развитие третьего образца… Утром она, естественно, ничего не помнила, но время от времени все равно заговаривалась, и, возвращаясь с очередной охотничьей вылазки, Буря нередко заставала ее сидящей неестественно прямо, с каким-то отрешенным лицом смотрящей куда-то в стену, или же, напротив, ведущей оживленный спор – и, судя по интонациям в голосе, даже не с одним человеком! Вот в такие вот моменты… она ее по-настоящему пугала. И без того не особо упитанная, Аликанто с каждым днем все больше худела, и даже бодрствуя она словно бы дремала с открытыми глазами, так что Буре с трудом удавалось растолкать ее и заставить хоть немного поесть. Здоровая юная девушка прямо на глазах превращалась в древнюю старуху с редкими седыми волосами и подслеповатыми глазами, которые жалил даже рассеянный дневной свет, отражающийся от песчинок, усыпавших каменный пол, а ее разум все реже прояснялся, уступая свое место беспорядочной веренице видений… - Жалкое зрелище… правда? – однажды спросила она у Бури. - Что? - Посмотри на меня, - Аликанто усмехнулась и подняла вверх руки – худые, покрытые сморщившейся бледной кожей, со скрюченными пальцами, - Во что я превратилась… И ты ведь запомнишь меня такой… последнего человека на Земле ты запомнишь дряхлой развалиной, сгнившей от старости у тебя на глазах… - Али! – Буря отпихнула в сторону силок из тонкой ткани, накануне порванный каким-то хищным зверем, и, резко развернувшись, в упор посмотрела ей в глаза, - Что ты такое говоришь?! - А? – глаза ее затуманились, - Да… конечно… сюда, пожалуйста… ну что вы, что вы! Я только… Нет, нет! Нельзя! Вот, смотрите… я все рассчитала… Голос Аликанто сошел на невнятное бормотание, и Буря, вздохнув, верну-лась к своему занятию. Сегодня она впервые вернулась с охоты без добычи – после полуночи в пустыне поднялся сильный ветер, так что, дабы не рисковать, Буря вернулась «домой», решив переждать непогоду, а с утра, пока воздух будет еще прохладным, вновь отправиться на поиски добычи. Вот только, скажем так, заниматься починкой силка в бледном звездном свете – то еще удовольствие, и, по неосторожности едва не раскромсав его когтями, девушка решила: хватит на сегодня. До рассвета оставалось всего ничего, так что ложиться спать просто не было смысла, и, встряхнувшись всей шкурой, Буря осторожно расправила крылья, чтобы без разбега, одним прыжком подняться в воздух… но тут что-то крепко схватило ее за самый кончик хвоста, и, оглянувшись, она увидела Аликанто. - Али? - Буря, - ее глаза были ясными, и голос, хоть и тихий, никак не походил на голос безумной, - Буря… Скажи… Ты сможешь… поднять меня? - Что? - Поднять меня… на крышу? Сможешь? - Али… зачем? - Пожалуйста… там же скоро наступит утро… правда? Я… хочу… уви-деть… хотя бы еще разочек… солнце… пожалуйста, Буря! - Али, но ведь это опасно! - Для меня уже… нет… такого слова… - она попыталась улыбнуться, - Поверь мне… Буря… не спорь! У меня… не так… много… времени… осталось… - Али! - Поверь мне. Так… сможешь? Буря, едва не задохнувшись от возмущения, уже начала подбирать слова, чтобы, завопив во все горло, втолковать этой пустой голове, что ничего еще не кончено, что она ее просто так не отпустит, и вообще – хватит пороть чушь! – но, внимательно присмотревшись к ней, поняла: слова уже ничего не изменят. И, молча протянув руки, она бережно взяла ее и прижала к груди. - Не… тяжело? - Ты весишь не больше моего братишки, - сказала дракониха, стараясь не смотреть ей в глаза, - Держись крепче! – и, разбежавшись в три шага, четвертым она вскочила на косо стоящий обломок камня, а пятым – поднялась в воздух, во всю ширь расправив крылья. Аликанто как-то судорожно вздохнула, что есть сил прижавшись к ней и обхватив тонкими руками мускулистую шею драконихи, а Буря, не говоря ни слова, кругами поднималась вверх, отдаляясь все дальше и дальше от земли. Небо над ними из непроглядно-черного стало серым, а там по нему начали разливаться синие краски, и звезды поспешно покидали небосклон, предчувствуя скорое появление дневного светила, однако Буря не торопилась – она знала, что успеет. И ловко, с почти обыденной грацией выскользнув через пролом в потолке наружу, она легко приземлилась на заваленную песком крышу, бережно опустив Аликанто на землю и сев рядом, подпирая ее теплым плечом. - Скоро?.. - Вон там, - Буря указала на узкую золотистую полоску, перечеркнувшую горизонт, - Осталось немного. - Хорошо, - девушка прикрыла глаза, и ее пальцы осторожно сжали широкую ладонь Бури, - Ты ведь… побудешь со мной? - Конечно, - Буря ласково укрыла ее своим крылом, чтобы она не так мерзла на пронизывающем утреннем ветру, - Столько, сколько будет нужно. - Спасибо, - Аликанто улыбнулась, еще плотнее прижимаясь к ней, и они обе замерли, точно окаменевшие статуи, внимательно глядя на ширящуюся светлую полоску, постепенно заполнявшую собой небо. Солнце словно намеренно медлило, не желая подниматься над землей, но девушки были терпеливы, и, в конце концов, упрямое светило сдалось. - Ах… - едва слышно прошептала Аликанто, когда узкий, уже волоса ломтик показался над сонной пустыней – но свет его был столь силен и мощен, что тут же залил весь песок, до самого горизонта, и ночные тени беззвучно застонали, из последних сил цепляясь за глубокие ложбинки между барханами, за подножия скал и ветки редкого кустарника. К полудню солнце выжжет их дочиста, но пока что юный день был слишком слаб – и слишком добр, чтобы убивать, поэтому его свет ласкал, а не жег, щедро делясь своим мягким теплом. В груди у Бури что-то бархатисто заурчало, точно проснувшийся кот, а Аликанто, осторожно выбравшись из-под навеса ее крыльев, бережным прикосновением остановила, было, бросившуюся за ней следом дракониху, после чего, откинув за спину серебристые волосы, подняла руки к небесам и… начала танцевать. Сперва медленно, словно бы еще не вполне овладев своим слабым телом, но потом все быстрее и быстрее… словно подхваченный ветром лист, она кружилась над землей, то припадая к земле, точно испуганный зверек, то вновь взмывая вверх, взмахивая руками так, что казалось, еще чуть-чуть – и в самом деле полетит! Ее тело извивалось, как у змеи, раскачивалось из стороны в сторону, подобно стеблям тростника, билось и трепетало, словно клочья тумана, подхваченные ветром, оно манило и тянуло яростным, самозабвенным ритмом танца… хотя нет – оно просто-таки требовало присоединиться к нему в этой безумной пляске, в диком сплетении рук, казалось, враз лишившихся всех суставов, в звонкой дроби голых пяток, отбивающих бешеный темп на успевшей освободиться от песка пепельно-золотистой крыше! А уж когда Аликанто запела низким, гортанным голосом, на каком-то давным-давно забытом языке – Буря, и без того уже колотившая ладонями по коленям, стараясь поспеть за ногами танцовщицы, не выдержала – взвилась, как будто ее подбросил кто, бросившись вперед. Она и не пыталась состязаться с Аликанто в гибкости и проворстве – знала, что не ей, летунье с закостеневшим хребтом, радовать мир подобной подвижностью, но… крылья сами собой распахнулись за спиной, зовя в полет, и девушка не противилась зову природы – тут же пустила свежий ветер гулять в лабиринте маховых перьев, элегантной спиралью поднимаясь все выше и выше, пока косые лучи восходящего солнца не заполыхали на ее теле, превратив юную дракониху в сверкающую золотую точку на фоне густо-синего неба. Она не знала этого танца, она даже не придумывала его – движения получались словно бы сами собой, вплетаясь в невидимую паутину музыки, и могучие крылья без малейшего усилия резали тугой воздух, пока Буря танцевала – в самом прямом смысле танцевала! – на потоках свежего утреннего ветра, повинуясь неровному, пульсирующему ритму танца, заставлявшему ее то круто взмывать вверх, яростно хлопая крыльями, то внезапно падать вниз, яростно вращаясь вокруг собственной оси, чтобы, едва коснувшись крыльями земли, вновь рвануться к небесам, давая миру в полной мере оценить ее дикую силу и опасную красоту… Они обе танцевали – на земле и в воздухе, в едином обжигающем порыве, словно отражая движения друг друга, и Буря даже не заметила, как ее голос – новая, звенящая нота – влился в песню Аликанто, впрочем, ничуть не испортив ее, а лишь придав мелодии какой-то хищный оттенок, полный нескрываемого могущества и гордого вызова. Это не была человеческая песня, равно как не чувствовалось в ней и присущего племени драконов – казалось, что, пробудившись где-то в самой глубине их сердец, она пронеслась сквозь толщу прошедших тысячелетий, чтобы вырваться наружу – древняя песня ушедших эпох, помнящая этот мир задолго до того, как в нем появилась первая искорка разума… И они пели – в голос, отдавая все силы этой песне, одна – догорая, точно огарок свечи, а вторая – лишь набирая мощь, подобно восходящему солнцу… и даже когда тонкая фигурка девушки под ней, словно бы споткнувшись, рухнула на голый камень, точно крылья, раскинув тонкие руки – Буря ни на мгновение не прервала свой безумный полет, продолжая взмывать и падать, точно яркий осенний лист, подхваченный игривым ветерком, а Аликанто, неподвижно лежавшая на засыпанной песком крыше заброшенной станции, следила за ее танцем остекленевшими глазами, и на ее губах застыла слабая улыбка… И когда Буря, завершившая свою одинокую песню последним яростным воплем, похожим одновременно на крик смертельно раненого и на гневный боевой клич, на широко расправленных крыльях спустилась вниз, чтобы в последний раз дотронуться до девушки… быть может, ей это только почудилось… но словно бы чья-то призрачная рука коснулась ее щеки, и тихий голос сказал: - Меня не волнует, что случится дальше; я видела дракона, танцующего на утреннем ветру… * * * * * Буря задумчиво провела ладонью по шероховатому боку похожего на каменный палец монолита, глубоко увязшего в песке, отыскивая на нем едва различимые царапинки, складывающиеся в кривые буквы, а сами буквы – в слово. Одно-единственное слово. И то с ошибкой. «Бурия» - вот что было выцарапано отцовским ножом на сером, твердом камне, тут же заныло левое ухо, которое когда-то не больно нежно «приласканное» строгим батюшкой, которому любимая дочка, едва исполнив задумку, вернула старинное оружие. Правда, не совсем в том виде, в котором брала… К счастью, долго сердиться отец никогда не умел, и, подумав, решил, что это, верно, и к лучшему – ибо зачем ему вообще нужен этот нож, если у него есть свой собственный, гораздо более удобный?.. Буря улыбнулась, после чего, поправив сползшую лямку изрядно похудевшего мешка, зашагала дальше. Солнце близилось к верхушке небосклона, заливая пустыню жаром, но дракониха не торопилась – она знала, что успеет. Осталось совсем немного… Она проделала долгий путь, и у нее было достаточно времени, чтобы все тщательно обдумать, а потому, отправляясь в это путешествие смятенной и взбудораженной, сейчас она чувствовала лишь умиротворение, и не собиралась суетиться из-за какого-то там солнца. Зловещий клубок из переплетенных мыслей и воспоминаний наконец рассосался, расставив все по своим местам. Во взгляде молодой драконихи больше не было страха и неуверенности – только покой. «Дракон, - думала она, впечатывая каждый свой шаг в золотистый песок и оставляя за собой цепочку глубоких трехпалых следов, - Я – дракон. Как и все мои родные. Вот кто мы такие… Когда-то я думала иначе, но теперь знаю, что ошибалась. Мы не люди. Мы – дети людей, силой их мысли и науки созданные для того, чтобы на Земле осталась крупица разумной жизни. Как там сказала Аликанто?.. «Бумага гниет, камень крошится, пластик слоится, металл плавится или ржавеет – все, что можно было бы использовать как хранилища наших знаний, подвергается распаду, и лишь разум живых вечен – пусть искажая, пусть переиначивая, он хранит память о давно ушедших временах на протяжении тысяч лет, и именно самая недолговечная на вид форма оказывается более всех других устойчива к неумолимому течению времени». Память живых... Вот кто мы сейчас – хранилища людской памяти, наследники их цивилизации. Только ли много осталось нам с тех времен? Разрушенные города, искореженные мосты, остовы машин – да вечно витающие в облаках «головастики» с их историями, в которых и не поймешь сразу, что правда, а что – вымысел! Оправдали ли мы надежды своих создателей?.. Должно быть, нет. В противном случае им стоило создать нас бессмертными… Но они этого не сделали. Я не знаю, поступили ли они так по недосмотру, по незнанию или же умышленно, но они это сделали – мы смертны, мы способны забывать… и, быть может, уже через несколько столетий последние воспоминания о цивилизации старых людей окончательно сотрутся в памяти моих внуков, станут мифом, легендой… а там и вовсе предадутся забвению. Так был ли смысл?.. А, Аликанто? О чем твои друзья на самом деле думали, когда создавали нашу расу? О чем думала ты, когда качала на руках деда Грома? Он ведь ничего не рассказывал о тебе… Он тоже забыл? Или просто не хотел вспоминать? Или, может быть, ты была права, когда говорила, что драконы и люди – суть одно и то же? Разговаривая с тобой, слушая твой голос… я не чувствовала разницы. И меня не особо интересовало, есть ли у тебя крылья или нет. Я просто видела твое лицо, и чувствовала, что мы принадлежим к одному народу. Драконы или люди… Какая разница, как нас называть и откуда мы взялись? Ведь мы воспитаны как люди! Вы сделали нас такими, какие мы есть, вы позволили нам жить! И, Аликанто… - ее глаза сощурились, выглядывая впереди спрятанную между барханами округлую крышу родной юрты, - Спасибо вам за это», - после чего, широко улыбнувшись при виде двух знакомых фигур, несущихся к ней через пески, она, отбросив в сторону уже бесполезный мешок, во весь дух помчалась им навстречу, широко раскинув руки, и радостный, звенящий вопль вырвался из ее груди. И солнце светило над миром. Конец.

Задумка этого рассказа - первого моего "постапокалиптического" творения, повествующего об одном из вариантов нашего светлого и радужного будущего - родилась у меня довольно давно, однако, увлеченная историями из мира Пандоры, я не обратила на нее особого внимания, и вплотную занялась ей лишь накануне... Это история о будущем Земли, наступившем после жестокой метеоритной бомбардировки, которая навсегда изменила наш привычный и понятный мир. Земля превратилась в планету противоположностей - жаркие пустыни на ней соседствуют с тропическим Лесом, с севера надвигается ледниковый щит, а под все тем же солнцем разворачивается известный спектакль жизни, вечный бал, которым правят удивительные существа, называющие себя - "люди"... ЗАВТРА Только-только стихла отшумевшая песчаная буря, и по новообразовавшимся барханам еще стекали вниз беспокойные ручейки золотистой пыли, но пустыня, вопреки названию, редко замирает надолго, и, едва переждав беду, ее обитатели тут же вернулись к своему обычному образу жизни. Из укромной норы у основания каменной скалы выбрался песчаный бегун – небольшое животное, больше похожее на высохший сучок с растопыренными в стороны длиннопалыми лапками – и, на пару мгновений замерев неподвижно, быстро-быстро лизнул воздух тонким раздвоенным языком, проверяя, все ли в порядке. Пахло переломанным кустарником да сухой пылью, но никак не опасностью, и, не медля больше ни мгновения, маленькая ящерка отправилась по своим делам. Ее движения все еще были несколько скованны, однако, в связи с миниатюрными размерами, ей не требовались длительные солнечные ванны для того, чтобы прийти в норму – хватало и того тепла, что вырабатывалось при работе мышц, плюс незначительная добавка от медленно выползающего на небосклон светила, и вот уже песчаный бегун, целиком и полностью довольный жизнью, удирает от очередного хищника либо же, наоборот, сам гонится за какой-нибудь букашкой, которых, впрочем, ему требовалось не так уж много, за что, опять же, спасибо природе, сотворившей его холоднокровным существом. А потому самой главной проблемой оставалось не попадаться на глаза потенциальным потребителем до того, как температура тела достигнет нужной отметки – что, впрочем, было весьма нетрудно, ибо теплокровных существ в этой пустыне было не так уж много, а холоднокровные, в большинстве своем, терпеливо дожидались появления солнца, давая своему крохотному собрату уникальную возможность свершить все запланированное на день в эти блаженные утренние часы, не подвергая свою тощую тушку особому риску быть съеденной. Во всяком случае, сам песчаный бегун в этом был полностью уверен. А потому ничего удивительного, что, когда песок под ним внезапно заволновался, он хоть и, как положено, отбежал чуток в сторону, пронзительно свистя и топор-ща гребень, но никакого желания удирать не выявил, остановившись и с чем-то похожим на смутное любопытство глядя на внезапно ставший очень беспокойным бархан. Тот вздрагивал, как живой, постепенно подрастая в высоту и выталкивая наружу все новые и новые слои песка, пока, наконец, не вздулся, как воздушный шарик, и из его вершины, подобно струе лавы, наружу с приглушенным «ар-рах!» не вырвалась чья-то узкая голова на длинной гибкой шее. Судя по размерам этой самой головы, все существо было длиной метра четыре, не меньше, и бегун, словно бы осознавая всю свою ничтожность рядом с таким гигантом, беспокойно засвистел, во всю ширь расправив кожистые складки вокруг шеи и разбрасывая задними лапами песок, точно надеясь напугать странного врага. Впрочем, «врагу» этому сейчас явно было не до него… «Выбралась!» - именно так прозвучала первая более или менее оформленная мысль Бури после того, как она, наконец, пробилась сквозь толщу песка и полной пастью втянула в себя свежий утренний воздух. Естественно, у нее тут же закружилась голова, но девушка силой воли удержала себя на краю сознания, продолжая буквально впитывать в себя благостную прохладу, чтобы каждый уголок своего тела, каждую свою клеточку наполнить ею до отказа! Успокоилась она нескоро… То ли по счастливому стечению обстоятельств, то ли просто в силу привычки, но при падении они все же умудрилась развернуть крылья так, чтобы между ними и каменной скалой остался довольно большой воздушный карман, благодаря которому, собственно, она и выжила – иначе бы попросту задохнулась под землей. Песчаная буря настигла их совершенно внезапно, и последнее, что она помнила – это отчаянный крик матери сквозь ужасающий вой ветра, а потом крик исчез, и остался только ветер, только песок, залепляющий глаза, нос, уши… а потом – сокрушительный удар о землю. И темнота… Очнулась она совсем недавно, да и то лишь потому, что в голос взвыли протестующие легкие, отчаянно требующие свежего воздуха, и ей пришлось, точно жуку-землекопу, пробивать себе дорогу наверх, даже не зная, сумеет ли она еще хоть раз увидеть солнце до того, как удушье поглотит ее сознание… Бр-р-р! Девушку так и передернуло, отчего песок, все еще окружавший ее, осел вниз, и вот уже она вытянула наружу свое измученное, но, в общем-то, почти что не пострадавшее тело, тут же улегшись на песок. Сил не было никаких, и, наверное, она бы так и сомлела там, на радость падальщикам да восходящему солнцу, но, сам того не зная, ее выручил песчаный бегун, продолжавший назойливо свистеть над самым ухом. Сначала его свист был даже приятен – привносил разнообразие в казавшуюся до этого глухой тишину, но потом начал приедаться, а под конец – раздражать, а так как Буря отродясь не славилась излишним терпением, то и не стала мучиться – приподнявшись на локте, она оскалила немаленькие клыки и свирепо рявкнула на эту мелюзгу. Бегун предупреждение воспринял, но по-своему – отбежав еще на несколько шагов, он снова принялся за свое. За всю свою короткую жизнь бегун ни разу не встречался с человеком лицом к морде, разве что видел парящие в небе силуэты, но, поняв, что они не собираются на него охотиться, попросту прекратил обращать на них внимание, так что в его врожденной программе моделей поведения не нашлось подходящего места для заметки на полях типа: «При виде странного чешуйчатого существа с четырьмя лапами и двумя крыльями, пахнущего мускусом – бежать без оглядки!», и пока что только жалкое физическое состояние Бури не позволяло ей броситься на этого надоеду и растерзать его в клочья! В конце концов спать ей расхотелось окончательно, и, приподнявшись на локтях, она кое-как огляделась по сторонам, пытаясь разобраться, куда же ее занесло. М-да… Миленький пейзажик, ничего не скажешь. Барханы, барханы, барханы. Несколько тощих изломанных кустов да шершавый гранитный бок за спиной – вот и все разнообразие. На восточном краю неба солнце уже успело приподнять свое тучное тело над землей, и его лучи тут же заставили неисчислимое множество песчинок вспыхнуть под его лучами, а Бурю – прикрыть глаза прозрачными внутренними веками, защищая их от слепящего сияния. Воздух мгновенно начал нагреваться, и хотя до полного пала было еще довольно далеко, Буря мгновенно поняла: надо спасаться. Благодаря своей сухой коже и особым клапанам в ноздрях и ушах она не особо мучилась от жажды, но все же торчать прямо на солнцепеке посреди пустыни – не лучшая идея, даже для столь совершенного существа, как она, и, с трудом поднявшись, девушка мало что не ползком отправилась на противоположную сторону скалы – в тенек. Песчаный бегун некоторое время еще посвистывал, короткими перебежками следуя за ней по пятам, но, стоило ей отойти шагов на пять, как миниатюрная ящерица успокоилась, видно, посчитав, что странная гостья уже не представляет угрозы, и, тут же потеряв к ней всякий интерес, деловито побежала прочь, задрав хвост и вихляя всем своим худеньким тельцем. Впрочем, Буря этого уже не видела – едва добравшись до противоположного склона скалы, она тут же плюхнулась обратно на песок, прикрыв глаза и наконец-то давая отдых измученному телу. «Я только на немножечко, - молча пообещала она себе, - Только на чуть…» Однако ее тело явно думало иначе, и, не успела она этого осознать, как уже спала, время от времени сухо покашливая и стряхивая с себя налипший песок. Жарко… Бурю разбудили солнечные лучи, изливавшие свой жар ей прямо на голову, и, приоткрыв один глаз, она недовольно посмотрела на круглое раскаленное светило, нахально высунувшееся из-за казавшегося угольно-черным бока скалы. Кажется, дело уже шло к полудню – небо из густо-темно-синего успело выгореть почти добела, превратившись в идеально чистое пепельное полотно, еще и довольно старое – во всяком случае, эту зловредную желтизну сложно было с чем-то спутать! Буря брезгливо чихнула – да уж, запах древних хранилищ еще нескоро выветрится у нее из головы! – и по-пластунски переползла поближе к скале, что еще – о чудо! – хранила в себе нечто, похожее на отголоски ночной прохлады. Естественно, ее это не спасло – солнце, словно насмехаясь, следовало за ней, а, как ни крути, девушка была отнюдь не пташкой, чтобы уместиться в той узенькой полоске темного песка, которая еще сохранилась у подножия скалы! В конце концов ей пришлось неподвижно распластаться по гранитному валуну, прижавшись менее оперенной нижней стороной крыла к прохладному камню и прижмурив глаза, ожидая, когда спадет жара. А ждать пришлось немало… У нее даже возникла идея попробовать закопаться в песок, на манер змеи, но к тому времени, как сия гениальная мысль оформилась в ее голове, солнце уже успело превратить весь песок вокруг в раскаленные угли, и нашей героине ничего другого не осталось, кроме как постепенно перемещаться вокруг скалы, следуя за полоской тени, которая постепенно начала подрастать… День явно клонился к закату, чудовищное пекло ослабило свои тиски, и вскоре Буря смогла вздохнуть свободно, погрузив пальцы в еще теплый, но уже совсем не обжигающий песок по другую сторону своего «убежища». С уходом зноя пустыня словно бы ожила, и из своих убежищ вылезли ее немногочисленные обитатели, тут же наполнившие воздух своими голосами. Впрочем, пока что Буре было не до них – вцепившись когтями в землю, она долго, с наслаждением отряхивалась, и плевать ей было на ноющее тело и похрустывание костей, потому что, как оказалось, она даже не подозревала о том количестве песка, что забилось к ней в шкуру! Особенно тщательного ухода требовали крылья, и, встряхнувшись в последний раз, она села, выгнув шею и расправив крыло. Займемся внешним видом… «В целом и общем, дела у меня не так уж и плохи, - подумала она, осторожно вылизывая раздраженную кожу и извлекая из пазух перьев последние песчинки, - Могло ведь быть гораздо хуже… Я жива, побилась слегка, но крылья целы, а значит – смогу лететь. Как только стемнеет – сразу и полечу. Надо найти наших. Они, конечно, тоже могут меня искать, но мне-то будет проще найти их, чем им – меня! К тому же, вряд ли они из-за меня бросят наллов посреди пустыни – сначала доведут их до места. Я знаю, где это – на берегу Мутного озера, там, где в него впадает русло высохшей реки. Я найду их. Буря, какой бы сильной она ни была, никак не могла отнести меня дальше чем на… ну, десять миль. Десять миль в какую сторону?.. Впрочем, неважно. Я просто заберусь повыше, и оттуда-то наверняка увижу какой-нибудь ориентир! Речку там… или скалы. Не может же эта пустыня тянуться вечно! Есть же еще и Лес, и море, конечно… Выберусь. Не пропаду. Да и с чего бы мне пропадать? Я же не какая-нибудь там слабая козявка, я – Буря! Я – человек! А мама всегда говорила, что «Человек – это звучит гордо!». Вот она удивится, когда я сама их нагоню… Она-то, наверное, решит, что я сижу тут где-нибудь и реву в три ручья, а я – здрасте вам да пожалуйста. Вот она я!» Буря даже улыбнулась, представив себе ошарашенное лицо матери. Конечно, она понимала, что ее «прогноз» на редкость оптимистичный, а потому, скорее всего, в нем упущена масса неприятных возможностей, однако сидеть и киснуть она тоже не собиралась, и, закончив с чисткой перьев, тут же полезла на верхушку скалы. К тому времени над пустыней сгустились настоящие ночные сумерки, и уже невидимое солнце высветило на небосклоне изрядно погрызенную луну, в прежде круглом облике которой явно не хватало нескольких крупных кусков – но зато путь небесной странницы отныне был отмечен каменным крошевом, до сих пор служащим ярким напоминанием об ужасном метеоритном дожде, пролившемся на Землю в незапамятные времена, о которых Буря слышала только из рассказов старейшин… Впрочем, история никогда не была ее любимым предметом, и, раздраженно дернув ушками – нашла о чем думать, балда! – она с силой оттолкнулась задними лапами, уже в прыжке расправив крылья и тут же поймав теплый поток воздуха, идущий от не успевшей остыть земли, после чего начала набирать высоту. Она летела кругами, внимательно оглядываясь по сторонам, но, сколько бы она ни вглядывалась в залитую лунным светом равнину, не могла разглядеть ничего, что хоть как-то подсказало бы ей нужное направление. «Спокойно, - тут же сказала себе девушка, - Спокойно! Без паники. Паника еще никому никогда не помогла, ясно? Нужно просто забраться повыше…» Однако сколько она ни взмывала вверх, вокруг простирались лишь песчаные барханы, и все, что ей удалось разглядеть – это какую-то невысокую цепочку холмов, пятнающую собою горизонт, так что, в конце концов, она полетела к ней, посчитав, что лететь хоть куда-то – это все же лучше чем наматывать бесцельные круги. В лунном свете пустыня казалась морем, и бесконечные валы песка напоминали соленые волны, катящиеся куда-то за горизонт, к неведомому берегу. Постепенно воздух становился все холоднее, словно напрочь забыв о жарких солнечных лучах и колеблющемся мареве, но Буря продолжала упорно лететь к холмам, стараясь не обращать внимание на жалобное урчание в желудке. Когда она в последний раз нормально ела?.. Конечно, в случае чего она могла обойтись без еды и день, и неделю, а то и больше, причем, в ее понимании, под определение «еда» попадало все, что движется, плюс кое-что из того, что стоит на месте. Жизнь пустынных кочевников никогда не был легкой, и Буря с младенчества свыклась с мыслью о том, что, если ты хочешь жить, то должен уметь бороться за свою жизнь. Ей не было и двух лет от роду, когда случился страшный голод, и умерла ее младшая сестра-близнец, не дотянув всего пару недель до прихода воды, а через день после этого вслед за ней ушла и бабушка, чтобы не отнимать свою долю скудной пищи у детей и внуков… Мама, помнится, силой оттаскивала рыдающую Бурю от двух неподвижных тел, завернутых в тряпки и возложенных на костер из высушенного кустарника, а потом обняла ее крыльями, дожидаясь, пока она перестанет биться, и еще долго, долго не отпускала, укачивая, как младенца. Впрочем, это было далеко не последнее ее знакомство со смертью… Барьерная пустыня, отделившая северный ледяной щит от Леса, никогда не была милосердной, поэтому кочевникам приходилось нелегко, но – они жили, и даже в таких суровых условиях находили способы выжить. «Рядом с холмами должны быть растения – и вода, - думала она, летя на небольшой высоте – поближе к теплой земле, чтобы не так сильно молотить крыльями, - И животные какие-никакие водятся. Правда, охотиться на них не имеет смысла – я же, в конце концов, не каменный сокол, чтобы полдня проторчать на скале, но под конец все же ухватить себе на обед пустынного попрыгунчика, или, еще лучше, песчаного бегуна! Как-то это глупо будет выглядеть…» Она даже усмехнулась краешком рта, представив себя, сидящую столбиком на одном из этих холмов и внимательно разглядывающую землю внизу в поисках жалких комочков плоти, которых даже не хватит, чтоб слегка приглушить голод. Нет уж… Так унижаться она не намерена. Она ведь, в конце концов – крылатая! Она – человек! Ее предки на протяжении веков правили этим миром, и хотя время их расцвета миновало, это еще вовсе не значит, что потомки древних людей падут в грязь и осрамят память своих предшественников! И, издав гневный, звенящий вопль, эхом прокатившийся по пустыне, Буря, на несколько мгновений забывшись, стрелой рванулась вперед, полосуя крыльями воздух, но, к счастью, вовремя опомнилась и тут же сбавила скорость. «Дура! – выругала она себя, сверкая глазами, - Просто дура! Перед кем выделываешься? Ты ведь посреди пустыни! А вдруг там не будет воды? А вдруг ты не найдешь ничего съедобного? Хвост будешь грызть, что не берегла силы!» Ругала она себя недолго – не потому, что не хотела, а потому, что запас ругательств в ее словаре был весьма и весьма невелик – и потом еще вдоволь дулась на саму себя, мрачно разглядывая пустыню под собой, надеясь увидеть хоть что-нибудь, за что можно было бы зацепиться взглядом, но – пустыня, как ни странно, была совершенно пустынна, и лишь редкие стремительные тени, проскальзывающие по гребням барханов, свидетельствовали о том, что в этих песках еще сохранилась какая-то жизнь… К тому времени, как она добралась до холмов, время уже перевалило за полночь, и крылья у нее ныли от усталости, в горле пересохло, а пустой желудок начал плотоядно присматриваться к другим органам тела, раздумывая о возможности их переваривания. Как кисло отметила Буря, ее вечерняя отповедь самой себе явно была пророческой, ибо, сколько она ни вглядывалась, а ничего, кроме нескольких жалких кустов обнаружить не смогла. Впрочем, ее раса не славилась особо острым ночным зрением, а тепловидение работало только на земле, поэтому, покружив немного, она облюбовала для посадки вполне симпатичный валун и, нырнув вниз, плюхнулась на него, загасив скорость несколькими мощными ударами крыльев, поднявшими тучу песка. - Фу-у-ух… - выдохнула девушка, опускаясь на камень и прикрывая глаза. А ведь всего ничего пролетела, и уже так упыхалась… Сдаешь позиции, старушка, сдаешь позиции! Скоро вообще забудешь, как крыльями пользоваться. Скривившись – м-да! – Буря кое-как оторвала голову от столь приглянувшегося ей камня и внимательно осмотрелась по сторонам, проверяя местность на наличие живых существ. Ее «тепловизор» не был излишне совершенен, но все общую картину о местных делах давал, и, пару раз поворочав головой туда-сюда, она выяснила, что кроме всякой мелочи, вроде грызунов и птиц, эти скалы не могут похвастаться ни одним более или менее заметным созданием. Печа-а-ально… Желудок выразил свои соображения по сему поводу громогласным урчанием, и, поморщившись – да знаю я, знаю! – Буря отправилась на поиски чего-нибудь съестного. Результат прогулки был неутешителен: она нашла лишь пару скорпионов, едва не наступив на них, кустик, покрытый темными подсохшими ягодками, и пеструю коричневую змею, неосторожно зашипевшую на незваную гостью, когда та проходила мимо. Съела все. Жалкая трапеза только раззадорила ее аппетит, но, по крайней мере, приглушила болезненную резь в животе, и, усталая и недовольная, Буря заковыляла прочь, мечтая лишь об одном – найти себе уютный уголок, где можно будет соснуть часиков так на десять, пока не схлынет дневная жара… Золотистое мерцание на горизонте подсказывало, что солнце вот-вот взойдет, а рыскать по скалам под его палящими лучами девушка почитала за невеликое удовольствие, так что, наткнувшись на первую же более или менее просторную расщелину в скалах, тут же полезла внутрь. Даже не обратив внимание на полустертые когтистые следы, отпечатавшиеся в густом слое красноватой пыли… Фс-с-с-с-с-с-с. Острое ухо Бури негодующе дернулось в сторону постороннего звука, и, хотя она сама осталась неподвижна, сон как рукой сняло. Фс-с-с-с… Странный голос. Словно бы кто-то, дурачась, выпускает воздух сквозь плотно стиснутые зубы. Но откуда же тогда в воздухе этот тошнотворный запах?! Фс-с-с-с! В голосе появились нетерпеливые нотки, а потом что-то влажное коснулось ее лба, тут же отдернувшись – но Бурю так и пробрало от отвращения. И прежде чем неведомый противник решил, как же с ней поступить, она сама пришла в движение. Отцовская выучка не прошла даром – ей даже не пришлось вставать, чтобы ящерицей метнуться в сторону, одним прыжком развернувшись к врагу лицом и приняв боевую стойку. Взлететь она не могла – в расщелине было узко, но крылья сами собой горбом встали над спиной, придавая ей более устрашающий вид… и, кажется, это подействовало. Во всяком случае, серый охотник явно перепугался, и из небрежного любопытства тут же перешел к обороне. К несчастью, было уже слишком поздно, чтобы разуверять его в обратном. Исполинская ящерица, более чем на два с половиной метра превосходящая Бурю размером, слегка осела на задние лапы, выпрямив передние и раздув и без того не худенькую шею. Его мощный хвост, составляющий примерно половину длины тела, с силой хлестнул по камню – звук был просто ужасающим, и Буря невольно содрогнулась всем телом, но не сдвинулась с места – она по опыту знала как агрессивно ведет себя испуганная ящерица, и не хотела давать ей лишний повод для нападения. Ее мозг лихорадочно работал, обдумывая пути к отступлению, но пока что ничего толкового на ум не шло, а охотник, видя, что соперник по каким-то причинам медлит, не выдержал – безо всякого предупреждения пошел в атаку, и… Буря даже не подозревала, что такое невероятное существо может быть настолько стремительным! Бесспорно, юркая девушка была намного ловчее его, но все же в тесном логове преимущество было на стороне охотника, и она успела только закрыться от него рукой, как на ней уже сомкнулись кошмарные челюсти. Боль была адская – острые как кинжалы зубы гигантской рептилии безо всякого труда проткнули ее шкуру, располосовав плоть до костей, но, по счастью, охотник немного не рассчитал свой захват, и, когда он с силой мотнул головой в сторону, Буря почувствовала, что вырвалась… что летит… Удар о каменную стену был просто сокрушительный – перед глазами вспыхнули и тут же погасли звездочки, но, как ни странно, сознания она не потеряла – сознание успела затопить дикая, всепоглощающая ярость, и, глухо взревев, Буря вскочила на лапы и тараном бросилась на своего врага. Охотник явно не был готов к такой атаке – во всяком случае, ничего толкового в ответ предпринять не успел – только неловко ткнулся мордой в песок, когда руки девушки обхватили его за морду, и, совершив ловкий переворот через голову, Буря оседлала охотника, задними лапами уперевшись ему в плечи, а острые когти на руках запустив прямо в широкие ушные отверстия рептилии, на манер каких-то варварских удил. Во всяком случае, ящеру ее манера обращения с собой определенно не понравилась, и, свирепо зашипев, он принялся метаться то туда, то сюда, обколачивая собой стены и вертясь волчком, но тщетно – Буря держалась крепко, и в конце концов гигантской рептилии ничего другого не осталось, кроме как ломануться на выход. Им навстречу пыхнуло жаром – солнце только-только достигло своей высшей точки, и зной стоял страшный – но ни охотник, ни Буря не обратили на это ни малейшего внимания, так что молчаливые каменные холмы стали единственными свидетелями редкостного зрелища – юной девицы на манер ковбоя скачущей верхом на животном, чей облик мог бы родиться разве что в воспаленном сознании любителя кошмаров! Охотник дергался, как ошалелый, натыкался на стены, катался по земле, бил хвостом и всячески пытался освободиться, однако «наездница» ему досталась на редкость упорная – крепко обхватив его бока коленями, она плотно прижалась к его толстой шее, так что серый мог беситься сколько влезет – все его потуги сводились лишь к тому, что Буря еще глубже запускала когти ему в уши, и без того разодранные до крови. Собственно, все дело шло к одному исходу, и, когда вконец измученный ящер прямо посреди очередного рывка неуклюже плюхнулся на землю, Буря лишь устало усмехнулась: допрыгался?.. Надо сказать, она и сама чувствовала себя не очень хорошо, но списала легкое недомогание на последствия их стычки, и, с трудом разжав совершенно затекшие когти, спрыгнула со своего «скакуна». Тот никак не отреагировал – видно, совсем измаялся, и высокий гребень-радиатор на его хвосте был совершенно красным от прилившей к нему крови – еще бы, после таких-то упражнений! Брезгливо фыркнув – а нечего с людьми связываться, ты, бестолковый ходячий желудок! – она отошла в сторону, подальше от охотника, спрятавшись от его мстительного взгляда за ближайшим валуном, после чего, наконец, вплотную занялась своим «боевым ранением». Она не слишком много знала о серых охотниках – ее семья редко сталкивалась с этими рептилиями, а Буря была не настолько любопытна, чтобы выпытывать у взрослых сведения о животном, которого, возможно, никогда в жизни не увидит! – поэтому, внимательно осмотрев разорванное плечо и обнюхав рану, она лишь презрительно дернула носом: подумаешь! Можно сказать, легко отделалась. Во всяком случае, ящеру досталось куда больше… Мстительно усмехнувшись – так тебе и надо, балда! – Буря пару раз провела языком по ране, смахивая начинающую запекаться кровь, после чего осторожно выглянула из-за камня – как там ее сосед? Сосед был на прежнем месте, но пыхтел уже потише, хотя как он там еще не сварился, на солнцепеке – она просто ума не могла приложить, так что списала все на его выносливую тушку. В любом случае, оставаться рядом с ним у нее не было ни малейшего желания, и, подойдя к краю утеса, Буря одним грациозным прыжком рухнула вниз… вернее, попыталась рухнуть, ибо теплый ветер, дующий от земли, почти сразу же подхватил ее под крылья и потащил за собой. Лишь слегка подправляя курс, Буря сумела мало что не без единого взмаха добраться до окраины скал, где и приземлилась, посчитав, что, даже если охотник и попытается ее выследить, в такую даль он уж точно не попрется! «Только бы меня не нашли какие-нибудь другие твари, если, конечно, таковые здесь водятся, - лениво подумала она, уютно устроившись в тени огромной скалы и стараясь не особо тревожить больную руку – место, куда вонзились зубы охотника, все еще побаливало, и под пальцами ощущался небольшой отек, - А то придется и их осе… осе… оседлывать», - широченный зевок едва не вывихнул ей челюсти, заставив громогласно щелкнуть клыками, после чего, свернувшись плотным клубком и, на всякий случай, накрыв голову перьевым веером на конце хвоста, она наконец-то позволила себе погрузиться в дремоту. Ей снился дом – таким, каким она помнила его с раннего детства: несколько потертых юрт, стоящих посреди пустыни, дымок, вьющийся над остроконечными крышами, мелодичный голос матери, напевающей что-то во время домашних дел, а еще – заливистый лай кудлатого щенка и звонкий смех ребятни, возившейся с ним в пыли у юрты отца Бури – ведь именно молчаливого и строгого Ветра по каким-то одному ему известным причинам посчитал за своего хозяина прибившийся к аулу малыш, мгновенно ставший любимцем публики. С тех пор прошло немало лет, и щенок вырос в огромного лохматого пса, грозу пятнистых волков, но до сих пор он никогда не отказывался вспомнить детство и послужить добровольной игрушкой для крылатой мелюзги, даром что в его присутствии голохвостым не нужно было бояться ни заползшей в аул змеи, ни сердитого старого налла – пусть только вздумает не так покоситься на дергающих его за бороду шмакодявок! Но тогда… тогда грозный Мохнач был еще ласковым и неуклюжим Мохнатиком, вперевалку бегающим за визжащей от восторга малышней и тоненько рычащим, когда его внезапно переворачивали кверху пузом и начинали тормошить за толстые лапки! Именно этот захлебывающийся, но, в общем-то, совсем не страшный звук в сознании Бури связался с самыми теплыми, самыми светлыми воспоминаниями, и ничего удивительного, что, едва его услышав, она тут же помчалась ему навстречу, уже на бегу распахнув объятия, чтобы схватить Мохнатика поперек груди, чтобы прижать его, крепко-крепко, чтобы от души поцеловать в мокрый коричневый носик… как вдруг пушистое теплое тельце на ее руках внезапно превратилось во что-то тяжелое, холодное, покрытое прочной чешуей – и она даже опомниться не успела, как обнаружила, что смотрит прямо в глаза серому охотнику, и его липкий желтый язык трепещет у самого ее лица! Буря попыталась разжать пальцы, попыталась напрячь мускулы, чтобы отбросить от себя эту тварь, но не смогла пошевелиться – и продолжала все так же тупо пилить взглядом уже пустое пространство, когда мощные челюсти схватили ее за руку, так что лишь острая боль, прорвавшаяся сквозь тьму оцепенения, заставила ее закричать в голос, отчаянно забиться и… проснуться. Кажется, она проспала всего пару часов – солнце еще даже не коснулось горизонта, но тогда и небо, и само светило показались ей угольно-черными, а само тело – холодной глыбой льда, в которой ощущалось лишь одно-единственное место – левое предплечье, что словно полыхало огнем, оттесняя все остальные чувства на задний план… хотя нет, не оттесняя – эта боль словно бы сжигала их, превращала в пепел и развеивала на ветру, она сжимала весь мир до одной-единственной точки, и точка эта просто-таки разрывалась от муки! Ее трясло от носа до хвоста, крылья то сжимались, то распахивались во всю ширь, будто бы пытаясь зацепить собою небо, а живот скрутило в тугой узел, и из последних сил девушка приподнялась на руках, выгибаясь дугой… Когда ее перестало рвать – а случилось это нескоро – она даже в сторону отползти не смогла – упала там же, где стояла, даже не чувствуя запаха полупереваренной пищи, хотя раньше подобная вонь надежно бы залепила ей легкие! Костер в руке никак не угасал, но она уже могла только подергиваться от боли, царапая когтями землю, и одинокий каменный ворон, присевший на верхушку скалы, с холодным любопытством наблюдал за странным золотистым существом, скрючившемся в позе эмбриона и постанывающим от жгущей внутренности боли. Старый ворон был падальщиком и привык питаться мертвой, холодной и неподвижной пищей, поэтому пока что соблюдал дистанцию, однако его птичье чутье подсказывало ему, что ждать ему осталось не так уж долго, и, хрипло каркнув, он переступил с лапы на лапу, устраиваясь поудобнее. Ему не так уж часто выдавался шанс хорошо отобедать, и ворон собирался «застолбить» место заранее, тем более, что товарищи не заставили себя ждать, и уже к закату скалистую верхушку оккупировали сразу четыре птицы, благоразумно рассевшиеся как можно дальше друг от друга, но все – так, чтобы вожделенная тушка оставалась в зоне прямой видимости, ибо, если вороны хоть что-то понимали в своем деле, их «клиент» уже почти «дозрел» до нужного состояния. С наступлением ночи состояние Бури только ухудшилось, ее трясло, и она то и дело теряла сознание, и за каждым беспросветно черным сном вполне могла наступить смерть, но пока что она еще находила в себе силы пробуждаться – и вновь сталкиваться с этой кошмарной болью, не отпускавшей ее ни на мгновение. Она то металась в лихорадке, то неподвижно замирала, то начинала выть и что-то неразборчиво бормотать, словно надеялась, что ее найдут, спасут… однако единственные живые существа, которым она сейчас была интересна, отнюдь не жаждали ее благополучного выздоровления! На ночь ее добровольные сторожа куда-то умыкнули – явно чтобы отоспаться перед сытным обедом – но с первыми лучами солнца они были тут как тут. С наступлением утра Буре стало немного полегче, но во всем теле ощущалась такая чудовищная слабость, что пошевелить хотя бы пальцем было выше всяких сил, и она лишь едва заметно поморщилась, когда один из воронов, обнаглев, спустился вниз и крепко тюкнул ее в кончик носа. Боль прошла как-то боком, толком и не достучавшись до сознания, и Буря смогла лишь устало опустить веки, дабы не видеть, как птицы-падальщики станут выклевывать ей глаза… Вот только, как это часто бывает в жизни, радость не продлилась долго, и, только-только вороны приступили к разделу добычи, как услышали хриплый, сипящий вой, через пару мгновений сменившийся булькающим кашлем, а, недовольно оглянувшись, они увидели и его источник – что-то косматое, хромая, приближалось к ним подпрыгивающей походкой, и при ближайшем рассмотрении оказалось древним, как мир, пятнистым волком, явно решившим урвать свой кусок. Зверюга была довольно крупной, для своей породы, и грива на ее шее, что вообще-то должна была стоять торчком, разметалась во все стороны, как у взмыленной лошади, когда старик, пыхтя и свесив язык чуть ли не до самой земли, доплелся до места, правда, на последнем шаге все же споткнувшись и упав носом в пыль. Судя по его бокам, на которых не осталось даже малейших признаков мяса, его уже довольно давно выставили из стаи молодые сородичи, и теперь ветерану пустыни приходилось перебиваться всякой мелочью, так что падаль в его понимании была равносильна внезапно объявленному посреди трудной рабочей недели выходному дню. Ничего удивительного, что он так торопился! Вороны недовольно разлетелись в стороны – не их птичьим клювам было спорить с волчьими клыками, торчащими даже из закрытой пасти! – и волк, сильно припадая на одну лапу, все-таки доплелся до беспомощно распластавшейся по земле Бури. Влажный, липкий язык коснулся ее руки… и вот этого-то девушка, отчетливо помнящая обстоятельства ее вчерашнего «знакомства» с серым охотником, ему простить не смогла. Бессловесно взвыв, она что есть силы ударила хищника, и хотя ее когти не смогли даже толком оцарапать его, соскользнув по жесткой щетине, волка это напугало – он отскочил назад, мало что не запутавшись в собственных лапах, оскалил желтоватые зубы, попытался даже зарычать – но сумел лишь немощно закашлять в ответ. Он был стар, этот волк, стар и слаб, и ему не так уж много оставалось до того, как сумерки смерти погасят последние искры в его глазах, и Буре просто противно было думать, что ее тело станет поживой для этой развалины, и так едва-едва цепляющейся за жизнь! Ну уж нет... кормом для падали ей не бывать! И, сжав зубы, девушка, глухо постанывая от приступов дурноты, приподнялась над землей, пошатываясь из стороны в сторону, но – не падая. Вороны, наблюдающие такой расклад с верхушки скалы, разразились недовольными воплями: «Уходит! Грабят! Караул!», а сам старый волк даже попытался вздыбить гриву и «покачать права», но косой взгляд Бури тут же заставил его приникнуть к земле и притвориться тряпочкой, ибо сила силой, но вот темного огня, сейчас горевшего в глазах девушки, хватило бы и на десятерых людей! Качаясь, точно кораблик, плывущий по штормовому морю, она кое-как поплелась прочь. Пустыня встретила ее пока еще свежим воздухом, в котором, однако, уже начала чувствоваться дневная жара, но девушку это не остановило, и, прижав к себе распухшую, мучительно горящую руку, она зашагала вперед, молясь лишь об одном – чтобы не упасть. Позже, вспоминая тот день, она понимала, что повела себя глупо и безрассудно, под полуденным солнцем отправившись неведомо куда, однако в тот момент она просто не могла больше оставаться на месте, под голодным взглядом старого волка и бдительным присмотром стайки воронов, пока что не спешивших отказываться от мысли ею отобедать – равно как и четвероногий падальщик, покорно заковылявший за нею следом. Правда, запала Бури хватило не так уж надолго – примерно на полдня, после чего жара, раскалившая песок и опаляющая легкие, заставила ее искать укрытие. Нашла, и хоть редкий кустарник, каким-то чудом выросший среди барханов, едва ли можно было назвать надежным убежищем, под ним было все же лучше, чем на солнцепеке, казалось, гро-зившем прожечь ей спину до костей. Ее мохнатый «попутчик» устроился чуть поодаль, глядя на нее помутневшими от усталости глазами и свесив язык до самой земли, а воронья четверка явно не спешила спускаться на землю, и, едва начало палить, они сразу смылись, верно, посчитав, что добыча за это время по-любому далеко не уплетется. Умные птицы определенно знали, что делают – Буря пластом пролежала несколько часов, пока не спала жара, и встала лишь с третьей попытки, закусив губу, чтобы не заскулить от слабости. Она попыталась выломать ветку кустарника, надеясь использовать ее в качестве посоха, но мало что не выколола себе глаз, свалившись на него, в придачу еще и растолкав задремавшего волка, так что оставила эти попытки и начала мужественно взбираться на соседний бархан, ссыпая вниз целые водопады песка, прямо на морду безропотно терпевшего зверя, по-пластунски ползущего следом. Чуть погодя к «теплой компании» присоединились и вороны, занявшие почетные «верхние места», но продержались они там недолго – темнота сгущалась, и на небе уже загорались первые звезды, но они были слишком далеки, чтобы по ним можно было ориентироваться, а с наступлением ночи Буря уже и так прилагала огромные усилия, чтобы хоть что-то разглядеть в кромешной тьме, застилавшей ей глаза. По мере того, как остывал песок, воздух становился все холоднее, а Буря уже не могла даже согреть себя движением – как тут согреться, если едва-едва ползешь вперед, выбиваясь из сил?! Теперь в выигрышном положении оказался покрытый шерстью волк, неотступно следовавший за ней, но, судя по его пыхтению, он едва ли замечал это свое преимущество, и Буре даже не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, где он находится – надсадное «хр-р-р» далеко разносилось в застывшем воздухе, не хуже кнута подгоняя едва-едва цепляющуюся за свое сознание девушку, что в противном случае, пожалуй, давно бы уже упала в песок и замерзла. Вот только, как ни странно, благодарить его она совершенно не хотела! Во второй половине ночи ей стало только хуже, она постоянно падала, но каждый раз вставала, чтобы скрипя зубами, сквозь боль и слезы ползти дальше, преодолевая очередной бархан. «Я должна идти, - билось в сознании, когда, в очередной раз грохнувшись на бок, она, точно огромный червь, извивалась в песке, пытаясь подняться, - Должна дойти… туда, где помогут. Должна идти. Не пойду – умру. Все. Иду!» - и, застонав, она все же сумела перевернуться на живот и поползти дальше, дрожа от холода и, втайне, мечтая о восходе солнца – хоть и знала, что, как только светило покажется на небосклоне, как пустыня превратится в раскаленную сковородку, и тогда она снова взмолится о ночной прохладе… Но – это будет потом, а сейчас, преодолев едва ли десять шагов, она снова рухнула без сил, чувствуя, как сознание медленно поглощает тьма забытья… и, как она подозревала, это уже навсегда. Язык распух и заполнил собою все свободное пространство во рту, так что даже сглотнуть было нельзя, чтобы смягчить горло, жесткое, как недубленая кожа, позабытая в углу юрты, воспаленная рука превратилась в какую-то бесчувственную, тяжелую и неподвижную болванку, а сердце, надсадно колотившееся где-то у самого горла, продолжало гулко отсчитывать удары, словно отмеряя время, оставшееся ей до конца жизни… Буря прикрыла глаза. Жаль, что она не увидит солнце. Поднимаясь, жаркие лучи успели бы согреть ее, и она могла бы умереть в волнах теплого воздуха, до того, как испепеляющий зной вновь заставил бы ее мучиться и страдать… Жаль. Хр-р-р… Сиплое дыхание волка коснулось ее, обдав запахом гнили, и она чуть приоткрыла глаза. Волка не увидела – было еще довольно темно, так что различим был только неясный силуэт, нависший над ее телом. Хищник все-таки дополз до нее, и теперь его огромные челюсти ухватили ее за больную распухшую руку, пытаясь вогнать клыки глубже. Буря молча смотрела на эту пародию на зверя, которой предстояло стать ее убийцей, а волк, уже не обращая на нее никакого внимания, слабо ворочал головой, зажав ее ладонь в своих зубах – сил, чтобы шутя оторвать ее и проглотить, как это сделал бы его здоровый сородич, явно уже не было. «Вот так все и кончится, - слабо подумала девушка, - Ты убьешь и съешь меня, а потом наверняка сдохнешь сам, и вороны съедят тебя. Миленько так получается, правда? Вот только знаешь, что? – ее глаза чуть сощурились, в них даже появилось что-то, похожее на прежний огонь, - Ты кое-что забыл, волчок. Я еще не умерла. И вовсе не хочу умирать, понял?! А ты ведь живой… в тебе есть кровь. Кровь – это тоже жидкость. Жидкость можно пить. Я… должна… напиться!» - и, протянув здоровую руку, она ухватила волка за клок свалявшейся шерсти, благо, он был уже слишком поглощен своим делом, чтобы вовремя заметить грозящую ему опасность. А когда заметил – было уже слишком поздно… Крылья Бури напряглись, подталкивая тело, и, издав некий приглушенный вопль, она бросилась на волка, ударив его лбом прямо в бок. Будь волк хоть чуть-чуть сильнее, да еще бы и стоял он не на осыпающемся песке, а на твердой земле – и ничего бы не вышло, однако теперь даже этот слабенький толчок заставил когда-то сильные лапы подкоситься, и они оба – и волк, и Буря – покатились по склону бархана, разбрасывая вокруг целые тучи песка. В процессе, естественно, все-таки потеряв друг друга, поэтому к подножию склона она прикатились по-разному: сначала Буря, а потом уже – визжащий волк, рухнувший прямо на нее и тут же придавивший своим тощим, но все же отнюдь не невесомым телом! Из девушки словно бы весь воздух вышибли, но при падении нос зверя ткнулся в землю где-то над ее головой, и перед своими глазами она увидела его толстое горло, покрытое грязной шерстью… соблазн был слишком велик – хрипло зарычав, она дернулась вверх, вцепившись в него широко раскрытой пастью. Ее зубы, сочетавшие в себе признаки как травоядного, так и хищника, не были столь же кинжально остры, как волчьи клыки, но все же, при желании, можно даже налла заставить человеку руку, как тростинку, переломить, и Буря это вполне доказала, мертвой хваткой вцепившись в звериную глотку. Волк слабо упирался, пытаясь отпихнуть ее от себя, но Буря не поддавалась, пиявкой вися на нем и сжимая челюсти, чувствуя, как сквозь колтуны грязной, вонючей шерсти в нее втекает тоненькая струйка чего-то теплого, мокрого… какой блаженной показалась ей эта влага! Сиплое, неровное рычание зверя, которым он пытался отпугнуть от себя смерть, превратилось в жалкое бульканье, а потом стихло совсем, и огромное тело обмякло на песке. Его сердце совершило еще два… нет, три толчка, после чего успокоилось, а девушка, урча, как дикий зверь, припала к окровавленному горлу волка, продолжая тянуть из него драгоценную жидкость, пока не почувствовала, что больше уже не может пить – и, отвалившись назад, она позволила себе уснуть. Проснулась она нескоро, да и то лишь потому, что тяжелая туша, придавившая ее к земле и, по идее, обязанная быть мертвее мертвого, слегка пошевелилась, заставив девушку невольно вздрогнуть и сквозь силу разодрать глаза. Почти тут же их зажмурив – солнце стояло прямо над ней, а с непривычки его лучи показались ей даже ярче обычного, и потому она даже не сразу заметила, что она тут не одна. Впрочем, «соседи» ее не удивили – ну конечно же, вороны… Нахальные птицы явно решили попользоваться ее телом в качестве обеденной скатерти, но вот ее мнение, как ни странно, спросить забыли. Ну, да она тоже не собиралась с ними церемониться, и с трудом, но все же отпихнула волчью тушу в сторону, тут же бессильно распластавшись на песке – и прямо под «ласковыми» лучами солнца! Вороны с карканьем разлетелись в стороны, незаконное шевеление «обеда» никак не входило в их ближайшие планы, а то, что «обедом» себя Буря никоим образом не считала… ну, впрочем, пернатым и раньше на ее мнение было сурово наплевать. Сама же Буря лишь кисло покосилась на безжизненное тело волка, от которого уже начало слегка пованивать, потом на собственную окровавленную грудь, провела здоровой рукой по губам, стирая спекшуюся, ставшую коричневой кровь… События прошлой ночи припоминались смутно, словно бы сквозь дымку тумана, так что, поломав немного голову, она махнула на это дело рукой – было, что было, куда важнее сейчас то, что будет! Кровь старого волка придала ей столь необходимые сейчас силы, и казалось, что даже боль в руке немного утихла, поэтому, не теряя времени, начала карабкаться на ближайший бархан, оставив падальщиков с их долгожданной добычей. Где-то на середине пути ей пришла в голову мысль, что неплохо было бы и ей откромсать свою долю от мертвого волка, но потом, подумав, она решила, что лишняя тяжесть ей ни к чему, и больше не оборачивалась, а, добравшись до макушки бархана, тут же расправила во всю ширь крылья и неловко отправилась в полет, сперва низко, над самой землей, но потом теплый воздух мягко подхватил ее, и она начала набирать высоту, едва ли не с наслаждением подставляя лицо встречному ветру – ведь она даже не надеялась вновь ощутить его прикосновение! Покружив немного, она убедилась, что за эти два дня не отошла от давешних холмов и на пару километров, но возвращаться к ним не планировала, поэтому, подумав, выбрала противоположное направление, тем более, что ветер дул именно туда, а Буря не была уверена, что, в ее состоянии, выдержит сколь-нибудь долгий полет против ветра! Ей и так с трудом удавалось держаться в воздухе… Но – пока что держалась, во всю ширь распластав крылья и широко расправив изрядно потрепанный веер на хвосте, надеясь хоть так сохранить то неустойчивое равновесие, в котором сейчас пребывала. Прилив сил кончился так же внезапно, как и начался, и Буря уже начала жалеть, что не поберегла себя, поднявшись на крыло… впрочем, сожаления ей ничего не принесли, кроме ненужных сожалений, и она отбросила их в сторону. Нужно лететь. Нужно выбраться. Нужно найти своих, найти воду и пищу, найти… Нужно… Вот только кто сказал, что «нужно» и «могу» - это одно и то же?! Последнее, что увидела Буря прежде чем темнота поглотила ее с головой – это какой-то огромный округлый холм, полузанесенный песком, посреди которого темнело какое-то пятно… нора? Пещера? Дырка в земле?! Какая разница… Для помутневшего разума это пятно было – как красная тряпка, и, издав душераздирающий вопль, Буря полусложила крылья и пологой спиралью бросилась вниз. Не долетела самую малость – врезалась в песчаный нанос, и, несколько раз перекувырнувшись через голову, камнем рухнула вниз. С высоты в пятьдесят метров. Спиной вперед. К счастью, до самого низа ее сознание не дотянуло… «Странно, - мысль была ленивая, как вареная улитка, и еле-еле проползла через все сознание, оставляя за собой вязкий след, - Очень странно. Я еще думаю… Значит, жива? Или нет? Интересно, мертвые думать могут? Хотя, что это я, какие мертвые? Мертвые – это просто трупы. Падаль. Они распадаются от времени и тления, их сжирают черви, сжигает огонь, обклевывают падальщики… и все. Правда, мама что-то там еще говорила о душе, что вроде как умирает только тело… Не знаю. Да и как мы можем знать, если никто и никогда не рассказывал нам, что же происходит после смерти?! Пески и барханы! Ничего не могу вспомнить…» Сознание возвращалось медленно, а вместе с ним – и ощущение собственного тела. И боль… Страшная боль. Вернее, сначала-то она страшной не казалась, но не прошло и нескольких минут, как Буря начала подвывать, еле сдерживая слезы, после чего, извиваясь, кое-как заставила себя перевернуться на живот. Боль немного утихла, но через мгновение вернулась вновь, и девушка скорчилась, заставив себя прикусить костяшки пальцев, чтобы не заорать в голос. «Кажется… крыло… сломала», - пронеслось в голове, и горький, приглу-шенный стон сорвался с ее губ, отразившись где-то под потолком. Крыло сломала! Хуже не придумаешь… Кажется, она пролежала тут весь день – свет на полу, заваленном песком, был красноватым, вечерним, но посмотреть наверх и проверить, так ли это, было выше всяких сил. Помимо боли в крыле чувствовались жестокие ушибы по всему телу, ныла скула, рассаженная до крови, а проклятущий песок, казалось, забился даже в такие места, о которых Буря раньше и не подозревала! Но, закусив губу, девушка все же заставила себя подняться и сесть. Голова, естественно, тут же закружилась, но она не легла, дождавшись, пока гул в ушах стихнет, после чего, прищурившись, осмотрелась. Так… это точно не природная пещера. Природе ж такое не сотворить, хоть миллион лет вкалывай… Это что-то рукотворное. Но вот что? На всякий случай придерживая затылок рукой, Буря посмотрела наверх. Так она и думала – окно. Огромное. Вернее, было когда-то окно, а теперь – просто дыра в потолке, окруженная едва заметной стеклянной бахромой. Должно быть, стекло перестали очищать, и оно проломилось под тяжестью песка, догадалась она. Выходит, здесь уже никого не было, как минимум, год… но тут ее взгляд остановился на неприметном кругляше, торчавшем из песка чуть поодаль, и она тут же поправилась – как минимум, десять лет, учитывая возраст колючего пухляка. Десять лет… Тьфу ты! – мало что не сплюнула девушка. О чем думаешь, балда? Кто бы тут ни жил, да только давным-давно съехал, либо помер от старости, и лично тебе он должен быть интересен в последнюю очередь! А в первую – надо бы разобраться, где тут выход… И выбраться наружу, пока сама не стала частью местной экспозиции. «Штирлиц выйдет через вход!» - любила говорить мама, намекая, что безвыходных ситуаций не бывает, но, еще раз посмотрев наверх, Буря была вынуждена признать, что через вход выйти не получится – хоть по стенам зала и вилось спиралью что-то вроде огромной галереи, но от ее верхней точки до края бывшего окна было не меньше десяти метров по обваливающемуся от старости потолку, а ломать себе и второе крыло ей как-то не хотелось. Выходит, придется искать более удобный путь… Холмик-то, что она видела сверху, был куда больше, чем этот зал – значит, можно предположить, что тут есть и другие помещения, ибо вряд ли какому-нибудь дураку пришло бы в голову строить посреди пустыни такую громадину за просто так! А раз этот «холм» кем-то построен… Что ж, дальнейшие логические выводы не требовали озвучки, поэтому Буря, на всякий случай прижав к себе все еще ноющую лапу и больное крыло, спотыкаясь, пошла осматривать помещение в поисках скрытых возможностей. Здесь не жили – это она поняла почти сразу, не закончив обход и наполовину. Конечно, если не брать за основу, что здешние жители были великанами… хотя нет, тоже не подходит – зал, конечно, высокий, но не особо просторный, а, на глазок прикинув ширину галерей (там, где они сохранились), Буря окончательно решила: не, не великан, а относительно маленькие существа, размером с нее… неужели люди? Девушка с некоторым сомнением осмотрела высоченные колонны и сводчатый потолок, после чего отрицательно помотала головой: не-а. Разве что какая-нибудь древняя цивилизация, наподобие той, что оставила те полуразрушенные города на окраине Леса… Впрочем – очередное потряхивание головой – неважно! Достаточно было бросить один-единственный взгляд на слой пыли и грязи, чтобы понять: никого здесь нет, а значит – выбираться придется самой, не надеясь на «помощь с небес». Да и какая тут может быть помощь, если, при всех его размерах, этот «холм» до сих пор никто, кроме нее, не обнаружил?! Буря с трудом сдержала злые слезы. Вот почему, почему она?! Почему не кто-нибудь другой, кто-то, кому достало бы ума не потеряться в песчаную бурю, не попасться на зубы охотнику, не свалиться в эту дыру, будь она неладна?.. «Спокойно! – одернула она себя, когда поняла, что сейчас точно разревется, - Спокойно! Скули, не скули – а только вряд ли тебе это поможет. Попала сюда – и ладно, и ничего с этим поделать нельзя. Значит, нужно думать, как вылезать из этой… м-м… неприятной ситуации. «Холм» высокий, и зал не меньше – значит, я стою на уровне земли, или около того. В принципе, можно было бы попробовать выкопать яму и поискать воду на глубине, но, - скептический взгляд на каменные плиты, выглядывающие из-под слоя песка, - мне такую дурынду ни за что с места не сдвинуть, и я скорее околею, чем до воды доберусь. Выходит, нужно искать другой способ. Кто бы это ни строил, пить ему все же надо было. А значит – где-то поблизости обязательно должна быть вода. Надо ее найти». Во! Сказала. Красиво сказала… Не то, чтобы что-то полезное, но, по крайней мере, доступно. Не зря же она, в конце концов, три года в Одиноком городе чешую продавливала, обучаясь у «головастиков»… Ничего, выживем. Прорвемся. И еще всем докажем, на что способны, верно?! Пафосная речь была прервана жалобным урчанием, донесшимся откуда-то из живота, но Буря лишь негодующе шлепнула его ладонью, призывая к молчанию, после чего, хромая, направилась дальше. Рядом с давешним пухляком некоторое время постояла, раздумывая, не прихватить ли его с собой, дабы на досуге раскроить и полакомиться сочной мякотью, но, подумав, решила не рисковать – выдирать потом из пальцев острые колючки, к тому же еще и покрытые зазубринами… бр-р! Такую «радость» врагу не пожелаешь, поэтому, оставив пухляк на своем месте, Буря направилась к стене, у которой еще издали высмотрела целую кучу всякого мусора, сваленного грудой. Как она подозревала, по закону подлости искомая дверь была аккурат за этой самой кучей – и ей потребовалось всего ничего, чтобы, потянув носом, уловить слабейший ветерок и понять: так оно и есть. Тихонько выругавшись, девушка, стараясь не шевелить «больной» половиной тела, попыталась подцепить одну из странного вида гладких досок и отвалить ее в сторону, однако опыт, как обычно, оказался сыном трудных ошибок – а, в данном случае, тяжелых, ибо только отличная реакция спасла Бурю от сомнительного удовольствия быть похороненной под целой грудой мусора. А то вот была бы картинка… «композиция», вспомнилось умное слово. На радость все тому же пухляку… хотя к чему ему красота, если кушать нечего? А ее тушка, между прочим, одну такую малявку полгода бы кормила… Глухо рыкнув (и еще, на всякий случай, залепив себе полновесную пощечину), девушка обошла упавшие доски кругом, попыталась отпихнуть их в сторону, но бросила эту затею – силы стоило беречь, а у нее и так коленки тряслись, как у древней старухи. Вот будет здорово, если она тут свалится с очередным приступом, да так и не встанет! «Ну уж не-е-ет… - зловеще протянула Буря, незаметно (типа…) привалив-шись к стене и пытаясь отдышаться, - Так просто… я… не сдамся! – после чего она с ревом ломанулась на приступ следующей преграды, торопясь разобраться со всем этим, пока солнце окончательно не скрылось за горизонтом и не спутало все ее планы. К счастью, оставшийся мусор был более или менее легким, сделанным из какого-то незнакомого материала, но даже на его уборку у Бури ушла куча времени, и к тому времени, как ее ищущая рука коснулась чего-то прохладного и гладкого – «Дверь?» – она уже всерьез подумывала бросить это занятие. Но – дотерпела, и, отвалив в сторону последнюю порцию грязи, Буря внимательно ощупала находку. Если она хоть что-то понимала, нужно было искать замковую панель, и это-то было не слишком трудно. «Зуб даю, что этот зал проектировали по тому же принципу, что и здания в Одиноком городе, - думала она с немалым раздражением, сковыривая слежавшуюся до каменной твердости пыль с довольно-таки широкой панели справа от двери, - Так что, если панель не работает, придется, наверное, все же попробовать вылезти через окно в потолке. Одна я с этим не справлюсь… О, а это что?» Ее палец коснулся чего-то странного, и, приглядевшись, Буря аж глазами захлопала: вторая панель! Вот уж чего она не ожидала… В Одиноком городе она не раз и не два видела такие штуки: что-то вроде углубления в стене, по форме точно соответствующего пятипалой руке человека, только размером поменьше и без когтей. Помнится, ученые умы из города на все ее вопросы, как же так, только посмеивались: дескать, предки мелкие были, и когти подстригали, чтобы в работе не мешались, но вот сейчас, глядя на еще одно углубление в стене, Буря всерьез засомневалась в этом предположении. Ибо как еще можно было объяснить тот факт, что на замковой панели, рядом с маленькой пятипалой рукой находилась еще одна, размером побольше и с хорошо просматриваемыми долами для когтей? Впрочем, загадки прошлого Буря решила оставить на потом, сковырнув-таки последний слой грязи и вложив свою правую ладонь в паз. Та вошла идеально, разве что была чуть-чуть более узкой, и девушка невольно улыбнулась: и впрямь мелкие были у нее предки! К счастью, замок был не электронный, а пневматический, поэтому сработал – дверь, заскрипев, отъехала в сторону, но примерно на половине пути, вздрогнув, остановилась. Что ж… нам и этого хватит. «Та-да-да-дам, предки, встречайте гостью!» - пришла в голову дурная мысль, когда Буря, бочком просочившись в щель (едва сдержала вопль, задев сломанным крылом о косяк), очутилась в темном пыльном коридоре. Свежий ветерок тут же взъерошил мелкие перышки у нее на скулах, и, подняв голову, Буря направилась туда, откуда он дул. Сперва ей вполне хватало рассеянного света, проникающего из зала с окном, но потом коридор изогнулся, явно следуя округлым очертаниям этого самого зала, и Буре пришлось вполовину умерить свою прыть, дабы перейти на зрение в инфракрасном спектре – а это было далеко не так удобно! Раза два или три ей встречались знакомые панели на стенах, и в первую дверь она даже заглянула, но, судя по бардаку, попала либо в чулан, либо в кладовку, и, мало что не расчихавшись от облака взметнувшейся пыли, тут же выскочила обратно в коридор, а все последующие попросту игнорировала. Как оказалось, зря – ибо, добравшись до цели, обнаружила, что источник воздуха – зарешеченная дырка в потолке, в которую пролез бы разве что малыш шести лет от роду, но не почти взрослая налла, весом в восемьдесят пять килограммов! Бар-р-рханы… Еще малость потоптавшись внизу, девушка, вздохнув, зашагала назад, по пути-таки вскрыв давешние двери. За одной из них оказалась какая-то просторная комната, судя по всему, совершенно пустая, хотя и со странной кучей мусора в центре, а вторая и вовсе отказалась открываться – сколько Буря ее ни мучила, а смогла лишь на пару пальцев отодвинуть в сторону, но ей это мало помогло – внутри было так же темно, как и в коридоре, и, судя по запаху, ничего съедобного там не было. Оби-идно… Давешний чулан она проигнорировала, как и дверь в зал с окном, решив исследовать весь коридор до конца. Крыло ныло по-страшному, к тому же, еще и опухло, воспаленная рука была с ним полностью солидарна, так что в активе у Бури остались еще одно крыло и еще одна рука. Как это мило… Что ж, по крайней мере, приступы лихорадки прошли, значит, и в ее болезни наступил перелом, и хуже уже точно не будет. Но, тем не менее, ситуация складывается, мягко говоря, неприятная. Вода, вода, где же тут вода?! Очередная дверь протяжно зашипела, отъезжая в сторонку, и на этот раз, кажется, она попала в действительно нетронутое место – во всяком случае, заглянув внутрь, обнаружила не кучу пыли и всего такого прочего, а довольно чистенькую белую комнату с высоким потолком. Под потолком тут же зажглись светильники, правда, один, помигав, снова уснул, еще из двух повалил дым, но остальные заработали исправно, и Буря торопливо «погасила» инфразрение, чтобы не травмировать глаза, а потому едва не прозевала момент, когда в стене со свистом отъехала в сторону какая-то пластина, впустив внутрь… Девушка так и села. Это не живое существо – она поняла сразу. Слишком уродливое, слишком несуразное для живого. Лысая, как дыня, голова, широченные плечи, узкая, как у насекомого, талия… ни крыльев, ни хвоста – ничего! Блестит, как крылья у жука. Но что самое главное – двигается! Первой мыслью девушки было – на выход! – но дверь уже успела закрыться за ее спиной, и, плотно прижавшись к ее гладкой поверхности, Буря вслепую зашарила здоровой рукой по стене, выискивая на ней заветную панель, при этом не спуская глаз со странного существа, что, впрочем, так и не приблизилось вплотную, остановившись в паре метров от нее. - Нхш… нха-а… на… ш-ш-ш… что… ш-ш-ш… ж-ж-ж… жалу-уетесь? Первой мыслью Бури было: «Оно говорит?!» Следующей – «Оно говорит!». А заключительной: «Ну все, теперь мне точно конец…». И все – с промежутком в несколько минут, ибо тот, кто говорит, что от страха мысли начинают метаться как ошалелые – пусть-ка столкнется лицом к лицу с такой же вот образиной! Тем временем «образина», явно сообразив, что отвечать ей никто не намерен, решила сама проявить инициативу, и откуда-то из ее груди вырвался узкий светящийся луч, что мгновенно, точно веер, раскрылся широким полотном. Буря невольно задрожала, но, как оказалось, луч был не боевой – во всяком случае, он аж три раза прошел по ее телу вверх-вниз, но ничего не отжег, не отрезал и не искалечил. Пока же девушка, ежась, ощупывала себя на предмет каких-то скрытых повреждений, блестящее существо молча стояло на месте, только огоньки на его груди перемигивались, да судорожно подергивалась левая… э-э, рука, наверное. - Дох… дох… докладыва… ю, - наконец, выдавило оно, - Об… обнаружены: открытый ос… ос-скольчатый перелом левой с-с… средней конечности, предположительно, полученный при падении с… с высоты около с-с… с-суток назад; частичный некроз тка… тканей левой верхней конечности, предположительно, вызванный перенесенным легким септическим шоком; общее истощение организма, сильнейшее переутомление, пос-стоянное стрессовое состояние. Диагноз: положительный. Шансы на полное выздоровление: выше с-средних. Тр… тр… тре… требуется немедленное лечение. Раз… раз… разреш-ш… шите приступить? - Так ты – лекарь?! – кажется, у Бури разве что глаза на лоб не полезли. Вот так сюрприз! Из серии: не ждали… - Медицинский дроид, модель CFP-342, п… порядковый номер 2678929525, - лишь слегка запнувшись, поправил ее «дроид», - Исключительно надежная конструкция, позволяющая работать в любых климатических условиях, тридцать два варианта комплектации, широкая база данных, включающая… - Стоп, стоп, стоп! – Буря аж испугалась, - Давай так: ты меня вылечить можешь? Только без пустого трепа! - Полный курс лечения, плюс реабилитация, займет около трех суток. Же-лаете пройти ускоренный курс? - А он быстрее пройдет? - От четырех до двенадцати часов, в зависимости от сложности травмы. В данном случае предположительное время – шесть часов двадцать минут. Однако существует риск отсроченных последствий, как следующее: головная боль, тошнота, длительная слабость, потеря сознания… - Поняла. Ладно уж, коли лечиться, так до кончика хвоста. Приступай. Но учти, что, если вздумаешь обмануть – разберу тебя на кусочки, понял? - Приказ принят. Прошу вас, следуйте за мной. Что было дальше – Буря понимала с трудом, но во всем следовала указаниям – хотя, порой, и бессмысленным, вроде «Снимите с себя всю одежду» или «Положите все металлические предметы на этот столик» – своего проводника. Но вот, право, дальнейшее действо в голове укладывалось с трудом… Ибо кто бы еще, в здравом уме и трезвой памяти, позволил бы сначала без лишних возражений вколоть себе какую-то гадость, от которой перед глазами тут же забегали цветные пятнышки, а потом, когда она уже достигла состояния овоща – опустить себя в некую огромную прозрачную бочку, высотой вдвое… нет, втрое превосходящую рост взрослого мужчины?! К тому же, это было еще не самое страшное… Гибкие металлические «ручки», вылезшие откуда-то сверху, уже волокли к ней какие-то полупрозрачные трубочки с длинными полыми иглами на концах столь неприятного вида, что девушка невольно попыталась дернуться, но – как бы не так! Иглы ее все же нашли, но, как ни странно, боли она не почувствовала, даже с некоторым удивлением глядя на толстую иголку, медленно вползающую под кожу на плече, и, судя по ощущениям, тем же самым занимались все остальные иглы – но Буря даже представлять себе не хотела, в какие интересные места они заползли! Чуть погодя сверху спустилась еще одна «ручка», на этот раз с каким-то колпачком, за которым тянулась толстая черная трубка. Колпачок водрузили на голову, и по трубке тут же зашипел воздух, но удивиться еще и по этому поводу девушка уже не успела – со зловещим бульканьем «бочка» начала наполняться какой-то вязкой жидкостью, вроде киселя, красновато-оранжевого цвета. «Кисель» плотно облепил все тело Бури, словно упаковав ее в кокон, и девушка покорно зависла в этой желеобразной массе, не касаясь пола. - Как ваше само… самочувствие? – донесся до нее чуть приглушенный, но все же вполне разборчивый голос медицинского дроида. Слишком уставшая, чтоб удивляться, девушка вяло передернула плечами: а ты как думаешь?.. Впрочем, дроид понял ее движение совершенно правильно, ибо заткнулся, и, обреченно вздохнув, Буря наконец-то отпустила свое сознание в свободное плавание… Когда она проснулась, то сперва долго не могла понять, где находится. Свет был приглушенный, мягкий, а сама она лежала на чем-то гладком и упругом. На животе. Поза была, конечно, немного странноватая, но довольно удобная – во всяком случае, хвост и крылья ни во что не упирались, не торчали и никаким противоестественным образом вывернуты не были. Приятно… Что-то прохладное – не холодное, от которого хотелось передернуться всем телом, а именно прохладное – коснулось ее спины, где-то в области хвоста, и, не без труда разодрав тяжеленные веки, девушка слегка повернула голову, кое-как сфокусировав взгляд на дроиде, что невозмутимо ощупывал ее… м-м-м… бедра, на которых едва виднелись чуть заметные вмятинки – следы от давешних игл. Лениво подумав, стоит ли за такое дело обижаться, Буря, презрительно дернув ухом, решила, что не стоит и, широко зевнув (клацнули зубы), спросила: - Сколько я проспала? - Шестьдесят восемь ч… часов, тридцать ш… ш… шесть минут, - тут же откликнулся дроид, продолжая свое занятие, - Регенеративные процессы завершены на девяносто восемь и три десятых процента, окончание восстановления и выравнивание гормонального фона ожидается в течение ближайших ш… шести часов. До этого времени рекомендуется полный покой и постельный режим… - Ага, размечтался! – фыркнула Буря, попытавшись вскочить на лапы… но, увы, немного не рассчитала силы, и мало что не навернулась на пол – к счастью, дроид ее поддержал, водворив на место, - Ох-х… барханы! Ты же сказал, что я здорова! А во мне силы меньше, чем в новорожденном! - … поскольку резкие движения могут серьезно вам навредить, вплоть до потери сознания, - как ни в чем не бывало, закончил мысль дроид. - Тьфу на тебя… Пораньше не мог сказать? – сердце колотилось, как бешеное, перед глазами плясали черные точки, а на языке чувствовался противный привкус желчи. Но – сама виновата, нечего было выпендриваться. Теперь вот лежи чурбаном и смотри, как тебя, точно налла, облапывают. Хорошо, что хоть в зубы не смотрят! А то было бы совсем невесело… - Эй, порядковый номер, - вяло подала голос Буря, - что тут случилось? - Автономный научно-исследовательский комплекс АМС-24 «Оазис» был автоматически переведен в экономичный режим потребления энергии в связи с выходом из строя пяти из шести ветряков и более чем восьмидесяти процентов площади фотоэлементной батареи и снижения уровня вырабатываемой энергии до критического уровня, - на одной ноте пробубнил дроид, правда, уже почти не шепелявя и не запинаясь, - В связи с отсутствием поступления корректирующих приказов персонала комплекса, данная программа была запущена триста двадцать три года, пять месяцев, четырнадцать дней назад, в три ча… - Стоп-стоп, притормози! Персонала? Что за персонал? - По последним данным, личный состав станции насчитывал шестнадцать человек, из них мужчин – девять человек, женщин – семь человек. Последний руководитель станции… - Да не про то, жестянка! Ты сказал – «человек»? Значит, эту… эту станцию построили люди? Такие же, как и я? - Ответ отрицательный. - То есть как – «отрицательный»? Ты же сказал… ты же сказал, что это были «люди»! А я – человек! Посмотри на меня! Я – человек! - Ответ отрицательный. Комплекс «Оазис» был возведен за тридцать два года до Исхода биологическим видом Homo sapiens sapiens, человеком разумным, доминировавшим на планете Земля в течение последних… - А я тогда, по-твоему, кто? - Согласно фенотипическим признакам, составу крови и физиологическим особенностями, находящийся здесь биологический объект относится к виду Homo draco, также называемому «драконом». - Дра… кон? То есть, я… не человек? - Ответ отрицательный. Согласно имеющимся в базе данных записям, дра-кон является, цитирую, «разновидностью человека, адаптированной к агрессив-ным условиям внешней среды», конец цитаты. Источник цитаты… - Заткнись, - бросила Буря, все же заставив себя сесть и прислониться спи-ной к прохладной, гладкой стене. Веки неудержимо тянуло вниз, но причиной тому была отнюдь не усталость. Отнюдь… Дракон. Так вот, значит, как ее на самом деле называют. Дра-кон. А вовсе никакой не человек. И, значит, те потрескавшиеся статуи, что она видела в Одиноком городе… и те блеклые, почти прозрачные картины, с которых ей улыбались чьи-то смутно угадываемые лица, лишенные даже намеков на чешую или перья… Так это и в самом деле были люди?! Помнится, «умники» из Одинокого города, что на протяжении добрых двух лет пытались впихнуть в ее голову хоть немного знаний, постоянно смущались, стоило ей лишь заикнуться об этих странных существах, и тут же переводили разговор на другую тему, а теперь… теперь понятно, почему. Только почему? Почему же они ей лгали? Почему говорили, что она – человек?! Почему?.. - Дроид, - каким-то хриплым, чужим голосом позвала Буря, - расскажи мне все, что знаешь. Все, понимаешь? Только не ври… пожалуйста. Что тебе известно о моем… виде? О драконах? - Дракон, Homo draco – искусственно созданный на основе генного материала Homo sapiens sapiens вид живых существ, являющийся адаптивной формой, приспособленной к выживанию в крайне неблагоприятных условиях внешней среды, - послушно ответил тот, - Средняя длина тела – от четырех до пяти метров, средний размах крыльев – от шести с половиной до семи метров, средний вес – от семидесяти до девяноста пяти килограммов. Гомойотермные, живородящие, гексапедные существа, способные к активному машущему полету. Представляют из себя синтетическую разновидность жизни, соче… со-о… сочетающую признаки рептилий, птиц и млекопитающих, а потому обладает частичной резистентностью к большинству заболеваний, типичных только для одного из вышеперечисленных классов живых существ, как то… - Да не про то я тебя спрашиваю! – Буря раздраженно дернула ушами, - Я и сама знаю, чем я болею, а чем нет! Ты мне лучше скажи, откуда мы тут появились? Кто мы такие? - Программа была запущена в две тысячи триста сорок четвертом году как часть всемирного проекта «Земля будущего». В две тысячи триста девяносто первом году была получена первая жизнеспособная особь. Дальнейшая информация отсутствует, просьба обратиться в базу данных главного компьютера. - А где же он, этот главный компьютер? - Главный компьютер комплекса «Оазис» расположен на втором уровне, отсек 22-А, левое крыло. Доступ ограничен, необходимо подтверждение доступа сотрудником комплекса. - Ну, разумеется, - голос Бури был полон сарказма, - А может, ты мне еще скажешь, где найти его, этого… трудника? Ответом ей послужило молчание. - Ну, разумеется, - протянула Буря, глядя куда-то в потолок, - Куда там, если во всем этом комплексе не осталось ни единственного живого человека. Верно, дроид? Эй… эй, дроид! Эй… ты чего? Эй! Но дроид не откликнулся. Крохотные белые огоньки, заменявшие ему глаза, погасли, как две задутые искры от потухшего костра, а лысая голова склонилась на грудь, и, когда Буря, уже всерьез обеспокоившись, осторожно встряхнула его за плечи, то едва успела подхватить оказавшееся невероятно тяжелым тело, чтобы оно не рухнуло прямо на пол. И только тут она поняла… что снова осталась совсем одна. - Прости меня, - чуть слышно прошептала Буря, прижавшись лбом к его холодной поверхности, - Ты вылечил меня… Ты столько лет простоял тут в одиночестве, а я даже не успела тебя поблагодарить… Прости меня, - и, прижав к себе безвольного дроида, она разрыдалась – впервые с тех пор, как оказалась одна в пустыне. Без слез – но от того лишь еще страшнее было слушать ее почти звериный вой, с которым она раскачивалась вперед-назад, запрокинув голову к потолку. И успокоилась она нескоро… В конце концов, оттерев локтем скупые капли соленой влаги, все-таки выступившей в уголках глаз, Буря не без труда поднялась во весь рост, чуть покачиваясь из стороны в сторону. Сперва она хотела поставить дроида на место, в его нишу в стене, но, скептически осмотрев похожий на шкаф закуток, передумала и, подхватив уснувшую машину, уложила его на то же место, где лежала сама, сложив суставчатые руки на груди и проведя ладонью по его лицу, словно надеясь закрыть несуществующие веки. По традиции, следовало бы еще расправить ему крылья, но вот чего природа не дала, того не дала, и, постояв немного рядом, Буря, больше не оборачиваясь, покинула медицинский модуль. «Он сказал – шесть часов, - подумала она, на всякий случай прислонившись к стене и разглядывая грязный темный коридор, - Это довольно много, но, наверное, он в этом лучше разбирался, чем я, а значит… значит, у меня достаточно времени, чтобы все тут внимательно осмотреть. Вдруг я найду что-то, что пригодится мне в пустыне? Или что-то из того, что не успел мне рассказать этот несчастный… Да, это было бы лучше всего. Значит… нужно идти», - и, не без некоторого сожаления отвалившись от стены, она неторопливо двинулась по коридору. Не в сторону зала с окном – хотя там было светлее! – а в противоположную, и, как оказалось, в кои-то веки не прогадала. Во-первых, она все же нашла воду – ибо соседняя комната оказалась, судя по всему, складом, и дверь пшикнула точно так же, как в медицинском модуле, так что, зайдя внутрь, Буря уже не удивилась, не найдя там пыли. Зато все остальное было в полном ажуре… Под потолком тускло зажглась одинокая лампочка, осветившая все помещение желтоватым светом, но все же его было не так много, и даже ей пришлось пробираться вперед чуть ли не на ощупь. Вода, кстати, зачем-то была упакована в какие-то типа мешки из гладкого непрозрачного материала, и узнать их можно было только по характерному бульканью – что, собственно, выяснила девушка, едва не споткнувшись об один такой мешок и тут же вцепившись в него всеми когтями. Разорвать мешок, правда, было делом нелегким, но – поди-ка выдержи атаку драконьих клыков! – так что не прошло и минуты, как она уже приникла к блаженной влаге, пусть и отдающей металлом! Вытянула в себя всю воду, совершенно осушив пакет, но, поискав, нашла еще несколько штук. Сообразив, что наткнулась на «золотую жилу», Буря провела комплексную ревизию местных запасов, однако улов оказался до обидного маленьким: целыми остались только какие-то тряпки, упакованные в прозрачные обертки, куча непонятных металлических штуковин, несколько крепких рюкзаков, три пояса с кармашками, пара коробков допотопных спичек и три с половиной пачки каких-то золотистых палочек. Все остальное либо протухло, либо слежалось до состояния камня, либо превратилось в пыль, так что, поразмыслив, девушка выбрала себе поясок по размеру – почти как у папы, только потоньше – положив в карманы коробки со спичками, после чего подобрала рюкзак и скинула туда пару тряпок (так, для мягкости) и три пакета с водой. Подумав, взяла в руки подпорченную упаковку палочек. Вытащила одну, понюхала, даже лизнула, попыталась разгрызть, но тут же об этом пожалела – угодив на язык, палочка мгновенно превратилась в какую-то липкую дрянь, присобачившуюся на заднюю сторону клыков, так что девушка с трудом ее отодрала. Сердито облизав зубы, уже хотела бросить палочки на пол, но в последний момент сдержалась, подумав: а может, это и не еда вовсе? Спички зажглись с первого чирканья, как будто им не впервые лежать без дела сотни лет, и палочка, познакомившись с огнем, сперва, конечно, здорово обиделась за такое с собой обращение, обуглилась и попробовала вонять, но потом все же загорелась неярким, однако вполне заметным светом. Ну… хоть что-то. Сойдет за лучинку. Три целые пачки Буря запихнула в рюкзак, а уже подранную упаковку палочек, памятуя о темноте за порогом, сунула под мышку. Правда, почти тут же возникла такая ма-а-аленькая проблема – вес получившейся сумочки, ибо, попытавшись взвалить эту бандуру к себе на загривок, Буря мало что не расквасила себе нос, распластавшись под ее весом. Пришлось устроить переборку вещей и отказаться от одного пакета с водой. Лишь после этого ей удалось выстоять под тяжестью ноши. Золотистые палочки от удара переломились пополам, став вдвое короче, но горели по-прежнему, так что, одной рукой удерживая лямку на плече, а второй – горящую палочку, Буря, чуть пошатываясь вышла наружу. Света, конечно, прибавилось ненамного, а ночное зрение у нее было не особо развито, но, по крайней мере, теперь риск упасть в яму или напороться на прозрачную дверь снизился до минимума. Ну, и во-вторых, она наткнулась на широкую каменную лестницу. Ступеньки которой вели и вверх, и вниз, но если сверху глаза Бури не различали ничего, кроме глухого мрака, то вот внизу… Девушка, на всякий случай, погасила уже почти догоревшую палочку. Потерла глаза. Посмотрела. Еще раз потерла. Нет, ну в самом деле? Там, внизу – едва различимо, но все же горел свет… Правда, истину говорят мудрые: поспешность до добра не доводит. И когда Буря, держась за перила, попыталась чуть ли не вприскочку спуститься вниз, то уже на третьем шаге споткнулась и полетела вниз. Впрочем, ей еще повезло. А вот рюкзаку – нет. - Барха-а-аны, - протянула Буря, лежа на спине и глядя в потолок. Кажется, жива, но разве что благодаря рюкзаку… и одному из пакетов с водой – судя по подозрительно влажному полу. Какая прелесть… С кряхтеньем перевалившись на бок, сняла рюкзак и устроила повторную проверку. К счастью, порвался только один пакет, второй был еще цел, а тряпки были в непромокаемых обертках, так что потери ограничились пакетом с водой, подмоченным рюкзаком и подпорченным самоуважением. Ну что ж делать… Первая попытка оказалась неудачной, но кто сказал, что она была последней? Будь Буря чуть умнее и чуть менее упрямой – чихнула бы на эту идею, но – она была Бурей, а раз уж Буря что-то себе вбила в голову, то, увы и ах, остановить ее сможет разве что песчаная тезка. И то не всегда… Правда, в отличие от многих упрямцев, она хорошо умела учиться на своих ошибках, поэтому в следующий раз повернувшись задом, принялась осторожно спускаться вниз на всех четырех лапах, балансируя полурасправленными крыльями и цепляясь когтями за выбоины в ступенях. Пару раз она все-таки чуть не навернулась, но, в целом и общем, миновала три пролета без потерь, если не считать чудовищной усталости, заставившей ее, едва добравшись до более или менее ровной поверхности, распластаться без сил, блаженно ощущая животом приятную прохладу камня. Правда, кармашки на поясе, снабженные ребрами жесткости, тут же вдавились ей в чешую, не давая забыться, но за это Буря была им даже благодарна, и, отдышавшись, неторопливо села, подняв голову и с каким-то странноватым интересом глядя на тусклую красную лампочку, горящую под самым потолком, над притолокой огромной тяжелой двери. «Она горит, - подумала Буря, - Так же, как и светильники в медицинском модуле, и лампочка на складе. Но почему? Ведь что-то должно ее питать?» Она даже поднялась и попыталась дотянуться до лампочки, но, сколько ни прыгала, а не смогла и пальцем ее коснуться. Зато уяснила, что дверь, над которой горит эта самая лампочка, жутко прочная, и так просто ее не сломать. Ну что ж… Правда, чтобы найти заветную панель, Буре пришлось мало что не исползать все стены в округе, прежде чем она заметила тонкую, в волос, ровную трещинку в каменной стене, а потом еще чуть не сломала себе когти, прежде чем отодрала от креплений прочную крышку, закрывавшую уже знакомую ей комбинацию из двух отпечатков рук – человеческой и драконьей, светившихся слабым красноватым светом. На этот раз, правда, панель не продавилась под ее ладонью – стоило Буре ее коснуться, как она почувствовала странную вибрацию, после чего откуда-то из боковины углубления-руки вырвался узкий луч, дважды прошедший под ладонью девушки, а через пару мгновений красный свет сменился на зеленый, и дверь неторопливо отъехала в сторону, явив взгляду… что бы вы думали? Не глухое подземелье с лужами воды на полу, не бездонную пропасть – вполне себе чистый коридор, облицованный гладкими сизо-белыми плитами, в дальнем конце которого смутно угадывалось какое-то голубоватое сияние. Как только девушка перешагнула через порог, как под потолком тут же загорелся неяркий светильник, но надолго его не хватило – почти тут же угас, и дальнейший путь Буре пришлось проделать в темноте, благо, коридор оказался ровным, чистым и коротким – во всяком случае, она даже заскучать не успела, как достигла цели, войдя под своды небольшого округлого зала. Довольно тесного – во всяком случае, ничего общего с той громадой на первом этаже он не имел, но как следует оглядеться Буря все равно не успела, ибо ее внимание привлекло некое шевеление в дальнем углу, но прежде чем она успела приготовиться к обороне, чужак показался на глаза, и на лице девушки сперва отразилось недюжинное удивление, а потом – и радость. Продолжение следует...